Фикус религиозный
Одним из моих любимых мест в Петербурге всегда была оранжерея на Шпалерной. Особенно часто я заходил в неё по пути с работы в середине ноября, когда на тротуарах уже темнели ледяные дорожки, а снега ещё не было. Открываешь дверь, оказываешься внутри, а там вечное лето: пахнет травой, цветут розы, зеленеют кактусы, падубы, алоэ, журчит фонтан в маленьком пруду, щебечут, перелетая с пальмы на пальму, мелкие птахи... Сядешь на скамейку где-нибудь в углу, закроешь глаза, отдыхаешь... Конечно, когда профессор Ким Санхён сказал мне, что в ботаническом саду Тэгу есть оранжереи с тропическими растениями, я обрадовался. И не столько оттого, что соскучился по лету: здесь и сейчас иногда кажется, что оно ещё продолжается, - а потому, что вспомнил то ощущение сказки, которое испытывал, оставляя за прозрачными стенами холодные сумерки... Но когда коллега добавил, что в одной из оранжерей растёт дерево, под которым Будда достиг Просветления, ностальгические переживания вмиг оказались вытеснены искренним интересом к тому, что предстояло увидеть.
Как и следовало ожидать, в первое мгновение мне показалось, будто я перенёсся в родные края: в глаза сразу бросилась шеффлера, неотличимая от той, рядом с которой стоит в оранжерее на Шпалерной моя любимая скамейка.
Однако в следующий миг я перенёсся назад. Рядом с растением, похожим на огромного морского ежа, в землю была воткнута табличка с предупреждением на корейском языке. Смысл предупреждения, которое, судя по окончанию, было выражено в вежливой форме, заключался в том, что если потрогать растение, будет больно. Последнее слово мне было знакомо, а вот кому будет больно, растению или тому, кто его потрогает, я не понял, так как местоимение в предложении отсутствовало. Точнее, я был бы уверен, что больно будет человеку, если бы коллега не поспешил объяснить обратное: обращение представляет собой просьбу растения не трогать его, потому что ему, растению, будет больно. Впоследствии точность этого перевода подтвердили ещё два человека: профессор и лаборантка. Впрочем, ещё один коллега, к которому я обратился, сказал, что больно будет человеку. Корейский язык бывает лаконичен: смысл той или иной короткой фразы часто зависит от контекста, который в данном случае был мне недоступен.
Если бы табличка висела на ветке с нежно-зелёными листочками, я бы понял так, как мне перевёл коллега: Мне будет больно.
Тем более, если бы она была установлена под кустом с симпатичными сиреневыми цветками.
Но если бы я увидел её рядом с кактусом, у меня не было бы ни малейшего сомнения в том, что понимать фразу следует противоположным образом.
Судите сами... Что же касается того "ежа", он представлял собой нечто среднее между упомянутыми растениями - или мог представлять, если бы его листья были острыми, как осока или жгучими, как крапива. Ни то ни другое проверить, естественно, нельзя: кому-то будет больно, и это плохо. На этом стоит как буддийское учение, так и христианское, в равной степени исповедуемые в стране. Поэтому, наверное, корейцам не совсем понятно, почему я волнуюсь: какая разница, кому больно? Больно и всё.
По правде говоря, если понимать всё буквально, то безграничное сострадание всему сущему вряд ли доведёт до добра. Во времена увлечения йогой я пять лет не ел ни мяса, ни рыбы, ни яиц. А что было бы, если я ещё и принял бы близко к сердцу байку перестроечных времён о том, что в некоей лаборатории к растениям подсоединили датчики, и один профессор некоторое время отщипывал листья с одного куста, после чего этот куст, как показали приборы, вздрагивал всякий раз, когда учёный появлялся в лаборатории? Что же теперь, и бананов не есть?
Кстати, когда я впервые услышал словосочетание фикус религиозный (ficus religiosa), оно показалось мне довольно странным, как если бы речь шла о растении, обладающем не только сознанием, но и религиозными убеждениями. Я вспоминал другие словосочетания с тем же прилагательным: религиозный трактат, религиозный обряд, религиозный фанатизм, религиозный экстремизм... Все они звучали вполне нормально, их значение не вызывало сомнений: относящийся к религии, имеющий религиозное содержание. А если существительное соотносится не с абстрактным понятием, а с конкретным предметом? Религиозный сувенир... Допустимо, ибо главное в таком сувенире не форма, а опять же суть, содержание, ведь французское слово souvenir означает 'воспоминание', 'напоминание'. Но есть и существительные, которые обозначают предметы, не имеющие какого-либо закреплённого за ними назначения. Камень, например. Произнеси "религиозный камень" - и это уже будет нечто из области фантастики. Хотя вряд ли: камень он и есть камень. А будь на его месте живое растение, например фикус, и уже рисуется некий образ и сюжет - контекст, в котором растение могло бы обратиться к человеку с просьбой не трогать его.
На самом деле своим научным названием дерево обязано легенде о том, что царевич Сиддхарта Гаутама из рода Шакья провёл под ним в непрерывной медитации сорок девять дней, после чего достиг Просветления и стал Буддой. Кто же после этого откажется посидеть под этим деревом хотя бы пару минут?
А вот и песня по теме. Конечно, название, которое имеет ещё один перевод, пусть и не буквальный, но более подходящий, а именно фикус священный, вызвало у Бориса Борисовича некоторую иронию, хотя содержание песни более чем серьёзно. Дерево, под которым достиг духовного пробуждения Гаутама, действительно было подвергнуто попытке уничтожения по приказу царя Ашоки, подвергавшего сомнению буддийское учение, но его, конечно, не рубили шашками, а развели вокруг костёр, чтобы сжечь, однако, как гласит предание, тщетно. Имена птиц, сидящих на ветвях дерева: Евдундоксия и Снандулия - также не вымышлены, хотя первое несколько изменено в основном ради поэтической образности. Императрица Евдоксия - своенравная красавица, преследовавшая Иоанна Златоуста, но вернувшая его из ссылки, увидев в случившемся землетрясении грозный знак свыше; Снандулия - христианская мученица. Ледоруб и пила - символы диктатуры мракобесия, от которой человека уберегут красота, любовь и вера.
Как и следовало ожидать, в первое мгновение мне показалось, будто я перенёсся в родные края: в глаза сразу бросилась шеффлера, неотличимая от той, рядом с которой стоит в оранжерее на Шпалерной моя любимая скамейка.
Однако в следующий миг я перенёсся назад. Рядом с растением, похожим на огромного морского ежа, в землю была воткнута табличка с предупреждением на корейском языке. Смысл предупреждения, которое, судя по окончанию, было выражено в вежливой форме, заключался в том, что если потрогать растение, будет больно. Последнее слово мне было знакомо, а вот кому будет больно, растению или тому, кто его потрогает, я не понял, так как местоимение в предложении отсутствовало. Точнее, я был бы уверен, что больно будет человеку, если бы коллега не поспешил объяснить обратное: обращение представляет собой просьбу растения не трогать его, потому что ему, растению, будет больно. Впоследствии точность этого перевода подтвердили ещё два человека: профессор и лаборантка. Впрочем, ещё один коллега, к которому я обратился, сказал, что больно будет человеку. Корейский язык бывает лаконичен: смысл той или иной короткой фразы часто зависит от контекста, который в данном случае был мне недоступен.
Если бы табличка висела на ветке с нежно-зелёными листочками, я бы понял так, как мне перевёл коллега: Мне будет больно.
Тем более, если бы она была установлена под кустом с симпатичными сиреневыми цветками.
Но если бы я увидел её рядом с кактусом, у меня не было бы ни малейшего сомнения в том, что понимать фразу следует противоположным образом.
Судите сами... Что же касается того "ежа", он представлял собой нечто среднее между упомянутыми растениями - или мог представлять, если бы его листья были острыми, как осока или жгучими, как крапива. Ни то ни другое проверить, естественно, нельзя: кому-то будет больно, и это плохо. На этом стоит как буддийское учение, так и христианское, в равной степени исповедуемые в стране. Поэтому, наверное, корейцам не совсем понятно, почему я волнуюсь: какая разница, кому больно? Больно и всё.
По правде говоря, если понимать всё буквально, то безграничное сострадание всему сущему вряд ли доведёт до добра. Во времена увлечения йогой я пять лет не ел ни мяса, ни рыбы, ни яиц. А что было бы, если я ещё и принял бы близко к сердцу байку перестроечных времён о том, что в некоей лаборатории к растениям подсоединили датчики, и один профессор некоторое время отщипывал листья с одного куста, после чего этот куст, как показали приборы, вздрагивал всякий раз, когда учёный появлялся в лаборатории? Что же теперь, и бананов не есть?
Кстати, когда я впервые услышал словосочетание фикус религиозный (ficus religiosa), оно показалось мне довольно странным, как если бы речь шла о растении, обладающем не только сознанием, но и религиозными убеждениями. Я вспоминал другие словосочетания с тем же прилагательным: религиозный трактат, религиозный обряд, религиозный фанатизм, религиозный экстремизм... Все они звучали вполне нормально, их значение не вызывало сомнений: относящийся к религии, имеющий религиозное содержание. А если существительное соотносится не с абстрактным понятием, а с конкретным предметом? Религиозный сувенир... Допустимо, ибо главное в таком сувенире не форма, а опять же суть, содержание, ведь французское слово souvenir означает 'воспоминание', 'напоминание'. Но есть и существительные, которые обозначают предметы, не имеющие какого-либо закреплённого за ними назначения. Камень, например. Произнеси "религиозный камень" - и это уже будет нечто из области фантастики. Хотя вряд ли: камень он и есть камень. А будь на его месте живое растение, например фикус, и уже рисуется некий образ и сюжет - контекст, в котором растение могло бы обратиться к человеку с просьбой не трогать его.
На самом деле своим научным названием дерево обязано легенде о том, что царевич Сиддхарта Гаутама из рода Шакья провёл под ним в непрерывной медитации сорок девять дней, после чего достиг Просветления и стал Буддой. Кто же после этого откажется посидеть под этим деревом хотя бы пару минут?
А вот и песня по теме. Конечно, название, которое имеет ещё один перевод, пусть и не буквальный, но более подходящий, а именно фикус священный, вызвало у Бориса Борисовича некоторую иронию, хотя содержание песни более чем серьёзно. Дерево, под которым достиг духовного пробуждения Гаутама, действительно было подвергнуто попытке уничтожения по приказу царя Ашоки, подвергавшего сомнению буддийское учение, но его, конечно, не рубили шашками, а развели вокруг костёр, чтобы сжечь, однако, как гласит предание, тщетно. Имена птиц, сидящих на ветвях дерева: Евдундоксия и Снандулия - также не вымышлены, хотя первое несколько изменено в основном ради поэтической образности. Императрица Евдоксия - своенравная красавица, преследовавшая Иоанна Златоуста, но вернувшая его из ссылки, увидев в случившемся землетрясении грозный знак свыше; Снандулия - христианская мученица. Ледоруб и пила - символы диктатуры мракобесия, от которой человека уберегут красота, любовь и вера.
Click to view