Спросил у восемнадцатилетнего сына, какие чувства вызывает у него вид радиоприёмника "Латвия". Сын долго вглядывался в фотографию, пытаясь понять, чего я от него хочу, но так ничего и не ответил. Я рассказал ему, что для значительной части моего поколения еженощное (днём поймать что-либо было почти невозможно) путешествие в эфире было единственным способом самостоятельной связи с миром, - и даже попытался изобразить, крутя в воздухе воображаемую ручку приёмника, шум помех и протяжный свист, сквозь которые пробивались резкие голоса зарубежных дикторов и вожделенные звуки той музыки, ради которой это путешествие и предпринималось... Я не уверен, что добился своей цели: объяснить что-либо так, чтобы собеседник получил умозрительное представление о предмете, не слишком трудно, а вот передать одновременно с этим соответствующее переживание невозможно. И от этого рассказ часто теряет смысл, вызывая у собеседника недоумённую реакцию: Ну и что?
Мне могут возразить: всё зависит от рассказчика. Соглашусь, многое заключается в звучании слов, в интонациях, в силе и тембре голоса, в ритме и темпе речи... Иначе говоря, в том изначальном языке всего живого, который включает в себя и пение китов, и журавлиный клич, и тоскливый волчий вой, и рёв тигра, и голубиное воркование... Вот я сейчас пишу эти строки, а у меня перед глазами шекспировские герои: Гамлет, Ромео, Отелло... Будь их монологи написаны иным языком, вряд ли они взволновали бы того, кто никогда не размышлял о смысле бытия и тайне смерти, кто не был переполнен чувством, кто не испытывал мук ревности и горечи потери, кто не был потрясён предательством... Но именно то, что вложено в эти монологи помимо простого смысла слов, заставляет нас глубоко пережить недостающий эмоциональный опыт, испытав при этом катарсис.
Отсюда неизбежно вытекает понимание того, что музыка это не что иное, как тот самый праязык живой природы, не забытый нами, не угасший, но наполняющий нашу речь чувственными образами - и бесконечно развивающийся по мере общения между собой частиц того, что не имеет отношения к плоти. Будь я христианином, назвал бы эти частицы душами, но мне в данном случае более подходящим кажется миропонимание альбигойцев, которые считали людей искорками Отца Света, которого пленил Князь Тьмы, создавший для этого материальный мир. Искорками, которые беспрестанно пробиваются одна к другой, ища незримые пути к освобождению...
Думаю, наиболее выразительным примером такого общения является джазовая импровизация.
Но музыканты не просто общаются между собой, их цель - достижение внутреннего единства и со слушателями, для чего необходимо взаимодействие. При этом посетителям джаз-клуба необязательно сидеть молча, как в филармонии. Нет, можно свободно двигаться, разговаривать и пить пиво или кофе - но так, чтобы всё это гармонично вписывалось в общее действо. Музыка задаёт настроение, настроение - тему разговора за столом, разговор спокойно и неспешно вплетается в музыку, становясь частью импровизации; жесты подчёркивают схваченный ритм, равновесие между отрешённостью и вовлечённостью в происходящее создаёт ощущение свободы - и радости от пребывания среди незнакомых, но близких людей. Это джаз.
Click to view
И всё это можно испытать в петербургском джаз-клубе "Красный лис", что находится близ станции метро "Чернышевская", на улице Маяковского, в доме номер 50. Люди, запечатлённые на видео, играют там каждое первое воскресенье месяца. Называются RedTie, то есть Красный галстук. На клавишах - мой старинный приятель Володя Додонов, он же
vdod. Будем надеяться, что он откликнется и назовёт нам имена своих сподвижников. И заранее - приятного вечера! Приёмник "Латвия", который запечатлён на первом фото, стоит на подоконнике недалеко от входа - надеюсь после посещения клуба его изображение будет вызывать у всякого, кто его увидит, самые добрые воспоминания.