Рородя. Охота на суслика
Отрывок из моей новой повести о детях войны.
Город
В конце лета Рородя первый раз поехал на поезде. Катя повезла в Воронеж знакомиться с родней погибшего отца.
Рородя ожидал увидеть большой шумный город с высокими многооконными домами, но поезд остановился среди обгорелых развалин, среди них копошились люди, таскали битый кирпич, грузили в тачки, расчищали завалы.
Вышли на широкую площадь, и здесь, вокруг, куда ни глянь - руины, руины…
Катя крепко держала за руку и стращала: «не отходи от меня! Потеряешься, не найдешья!».
Прямо через площадь были проложены рельсы, почти такие же, как на железной дороге, только поменьше. Катя остановилась возле, и велела Ророде ждать. «сейчас трамвай приедет».
Трамвай, что за диковина? Рородя поглядывал на людей вокруг, на развалины, на грузовики, груженые щебнем и всяким мусором, ждал терпеливо. И вдруг, звеня, как коровье стадо, дребежза и лязгая по рельсам, надвинулся этот самый трамвай, навроде паровоза, но без трубы, и народ сразу же полез в него, толкаясь и мешая друг другу. Рородя почувствовал, как Катя тянет его за руку, но запутался в чьих-то ногах и поклаже, чуть не оторвался от Кати, испугался, но его маленькое юркое тело уже ввинтилось в толпу, проскользнуло, протиснулось, ловко вскочило на подножку. Катя шарила глазами по толпе, выискивая Рородю, а он вот - взял за руку, как будто и не терялся.
Трамвая, покачиваясь и вздрагивая, лязгал по разбитым улицам города. Рородя тянул шею, чтоб увидеть в окна проплывающие стены с пустыми проемами окон, проваленные крыши, остовы зданий и пустыри. Повсюду велись работы, люди, в основном, женщины, расчищали завалы, натужно таскали тележки и носилки, груженые битым камнем. Город трудно выздоравливал, залечивая смертельные раны войны.
Ехали, затем шли пешком, и ничего интересного, плотно прилепившиеся друг к другу дома на крутом спуске, узкая улица, мощеная бугристым камнем, пока пройдёшь, ноги вывернешь.
Дверь открыла женщина, увидела, ахнула и заплакала:
- Митька, - зачем-то сказала она, глядя на рородю, - вылитый Митька.
Провела гостей в комнаты, в доме было сумрачно, не по деревенски много вещей, бепорядочные комнатки и чуланчики.
В большой комнате у стола сидели двое в гимнастерках, похожие друг на друга, только один без ноги. Смотрели на пришедших веселыми глазами. Курили папиросы из коробки.
- Ну, племяш, дай пять, - сказал безногий, протягивая руку. Рородя подал свою, стесняясь. И другой тоже пожал. Представились дядькой Васей и дядькой Гришей.
Рородя смотрел на них и думал: вот, братья его отца-героя, тоже, наверно, герои, только живые, отец-то мертвый.
- А вы много фашистов убили? - спросил Рородя, неожиданно получилось, сам не ожидал.
- Не боисль, всех уничтожили, не полезут более, - усмехнулся целый, потрепав Рородю по голове.
- А где твоя нога? - осмелел Рородя, обращаясь к безногому.
- Война забрала, - ответил тот, усмехаясь и покуривая очередную папиросу.
- Фашисты отстрелили?
- Нет, племяш, свои, - спокойно ответил он, и неспешно начал рассказывать - почти у самого Берлина, наш батальон занял городишко како-то, только вошли, рассредоточились, кто куда, пожрать чего-нибудь искали, ну и так, разжиться… Наши мощно наступали, гнали нас на Берлин галопом: маршалы видать спорили, кто из них первый возьмет столицу, вот и перли без разбору. Тут как раз артиллерия подоспела, расположлись на высотке, командир в бинокль посмотрел - а в городишке-то солдатики в шинельках ползают, мы то есть, а связь еще не наладили, и никто ему не сообщил, что наш батальон вперед прорвался. Вот он и приказал накрыть городишко. А сняряды-то теплвые, выжигают все нахрен! Нас из батальона всего несколько человек выжило, правда, по частям, я вот, без ноги, да и то только потому уцелел, что в погреб упал.
Он рассказывал, а сам зубоскалил да похохатывал. Другой брат помалкивал, видно нечем было хвастаться.
Рородя слушал так внимательно, так силился понять безногого дядьку Васю, даже глаза зачесались от внимательности. Но все равно мало что понял.
- Ты бы не болтал лишнего, - походя бросила тетка безногому. - не пугал бы мальца.
- Ничего, пусть знает правду, - ответил он.
- Почему ты назвала меня Митькой? - спросил Рородя у хозяйки.
- Так ведь, Митька и есть, на отца похож, - отвтеила она, - одно лицо, - и добавила, знаешь, кто твой отец-то был?
Рородя важно кивнул:
- Он герой.
- А звать его как, героя твоего?
Рородя взглянул на Катю и ответил, как дед учил:
- Дмитрий Михайлович.
Город
В конце лета Рородя первый раз поехал на поезде. Катя повезла в Воронеж знакомиться с родней погибшего отца.
Рородя ожидал увидеть большой шумный город с высокими многооконными домами, но поезд остановился среди обгорелых развалин, среди них копошились люди, таскали битый кирпич, грузили в тачки, расчищали завалы.
Вышли на широкую площадь, и здесь, вокруг, куда ни глянь - руины, руины…
Катя крепко держала за руку и стращала: «не отходи от меня! Потеряешься, не найдешья!».
Прямо через площадь были проложены рельсы, почти такие же, как на железной дороге, только поменьше. Катя остановилась возле, и велела Ророде ждать. «сейчас трамвай приедет».
Трамвай, что за диковина? Рородя поглядывал на людей вокруг, на развалины, на грузовики, груженые щебнем и всяким мусором, ждал терпеливо. И вдруг, звеня, как коровье стадо, дребежза и лязгая по рельсам, надвинулся этот самый трамвай, навроде паровоза, но без трубы, и народ сразу же полез в него, толкаясь и мешая друг другу. Рородя почувствовал, как Катя тянет его за руку, но запутался в чьих-то ногах и поклаже, чуть не оторвался от Кати, испугался, но его маленькое юркое тело уже ввинтилось в толпу, проскользнуло, протиснулось, ловко вскочило на подножку. Катя шарила глазами по толпе, выискивая Рородю, а он вот - взял за руку, как будто и не терялся.
Трамвая, покачиваясь и вздрагивая, лязгал по разбитым улицам города. Рородя тянул шею, чтоб увидеть в окна проплывающие стены с пустыми проемами окон, проваленные крыши, остовы зданий и пустыри. Повсюду велись работы, люди, в основном, женщины, расчищали завалы, натужно таскали тележки и носилки, груженые битым камнем. Город трудно выздоравливал, залечивая смертельные раны войны.
Ехали, затем шли пешком, и ничего интересного, плотно прилепившиеся друг к другу дома на крутом спуске, узкая улица, мощеная бугристым камнем, пока пройдёшь, ноги вывернешь.
Дверь открыла женщина, увидела, ахнула и заплакала:
- Митька, - зачем-то сказала она, глядя на рородю, - вылитый Митька.
Провела гостей в комнаты, в доме было сумрачно, не по деревенски много вещей, бепорядочные комнатки и чуланчики.
В большой комнате у стола сидели двое в гимнастерках, похожие друг на друга, только один без ноги. Смотрели на пришедших веселыми глазами. Курили папиросы из коробки.
- Ну, племяш, дай пять, - сказал безногий, протягивая руку. Рородя подал свою, стесняясь. И другой тоже пожал. Представились дядькой Васей и дядькой Гришей.
Рородя смотрел на них и думал: вот, братья его отца-героя, тоже, наверно, герои, только живые, отец-то мертвый.
- А вы много фашистов убили? - спросил Рородя, неожиданно получилось, сам не ожидал.
- Не боисль, всех уничтожили, не полезут более, - усмехнулся целый, потрепав Рородю по голове.
- А где твоя нога? - осмелел Рородя, обращаясь к безногому.
- Война забрала, - ответил тот, усмехаясь и покуривая очередную папиросу.
- Фашисты отстрелили?
- Нет, племяш, свои, - спокойно ответил он, и неспешно начал рассказывать - почти у самого Берлина, наш батальон занял городишко како-то, только вошли, рассредоточились, кто куда, пожрать чего-нибудь искали, ну и так, разжиться… Наши мощно наступали, гнали нас на Берлин галопом: маршалы видать спорили, кто из них первый возьмет столицу, вот и перли без разбору. Тут как раз артиллерия подоспела, расположлись на высотке, командир в бинокль посмотрел - а в городишке-то солдатики в шинельках ползают, мы то есть, а связь еще не наладили, и никто ему не сообщил, что наш батальон вперед прорвался. Вот он и приказал накрыть городишко. А сняряды-то теплвые, выжигают все нахрен! Нас из батальона всего несколько человек выжило, правда, по частям, я вот, без ноги, да и то только потому уцелел, что в погреб упал.
Он рассказывал, а сам зубоскалил да похохатывал. Другой брат помалкивал, видно нечем было хвастаться.
Рородя слушал так внимательно, так силился понять безногого дядьку Васю, даже глаза зачесались от внимательности. Но все равно мало что понял.
- Ты бы не болтал лишнего, - походя бросила тетка безногому. - не пугал бы мальца.
- Ничего, пусть знает правду, - ответил он.
- Почему ты назвала меня Митькой? - спросил Рородя у хозяйки.
- Так ведь, Митька и есть, на отца похож, - отвтеила она, - одно лицо, - и добавила, знаешь, кто твой отец-то был?
Рородя важно кивнул:
- Он герой.
- А звать его как, героя твоего?
Рородя взглянул на Катю и ответил, как дед учил:
- Дмитрий Михайлович.