Простая история
Приступ фантомной ностальгии случается у меня всякий раз, когда доводится слышать истории из прежней жизни, происходившие в местах, хорошо знакомых мне и отчасти даже любимых. Фантомная ностальгия - штука загадочная, но, в отличие от обычной - приятная. Поскольку память наша, в том числе, и даже особенно, в том числе, генная, не говоря уж о воображении -- избирательна и не избыточна в части достоверных и реалистичных деталей -- в ней остаются на хранение только самые светлые, положительно заряженные, мгновения прошлого, в совокупности составляющие прекрасную картину совершенного мира. Того самого, который и является таким совершенным, именно потому, что нас в том времени и месте, где наличиствует это совершенство -- нет.
«В жаркие летние дни до середины 50-х годов прошлого ХХ века казанцы устремлялись в излюбленное место отдыха, на остров «Маркиз». Остров принадлежал роду маркизов Пелуччи. В конце XIX века был продан дворянину из династии графов Елагиных; на афишах, приглашавших отдохнуть в этом замечательном уголке природы, он обозначался как «Елагин остров». Это был настоящий парк отдыха с прекрасным пляжем, располагавшийся напротив «Устья» посреди Волги. Туда добирались речными трамвайчиками, на лодках и на знаменитом перевозе «Волгарь». Один из старейших паромов «Услонский перевоз - Волгарь», широкое, приземистое судно, был любимым транспортным средством на Волге от Казани до Верхнего Услона.» (с)
На самом деле, остров был не один, а несколько, и назывались они Маркизовыми островами до тех пор, пока не были затоплены водами Куйбышевского водохранилища в 1956 году. А вот парк отдыха там, действительно, существовал. С непременной по тем временам танцплощадкой и духовым оркестром. Именно возможность потанцевать в естественных природных интерьерах, окружённых водной гладью красавицы-реки, и привлекала на острова массы трудящихся. Но не только. Где-то в конце 30-х годов появился там один художник -- молодой человек чарующей внешности. Его эстетически отточенная красота и грация, вкупе с неизменно белым костюмом, шляпой, тросточкой и талантом притягивали к нему чуть ли не всё молодое женское население города, включая первых красавиц Казани. Звали его Петром Семёнычем. Казалось, Создатель вложил в него весь свой талант, вкус и умение -- так он был совершенен телесно и духовно. Безупречные манеры, пластика, обаяние, образованность этого человека заставляли трепетать сердца посетительниц этих танцевальных вечеров на островах.
И всё бы ничего, да руский человек, как известно, имеет отвратительную привычку -- всё портить. Вот и Пётр Семёныч, даром, что умный человек был, а поддался ложно понятому чувству долга и... нет, не женился. А в очередную, время от времени (или от скуки) проводимую нашим государством, денежную реформу, будучи человеком информированным и не без связей, помог одному слишком настойчивому знакомцу (даже вроде бы и не очень близкому и значимому для него) сохранить кое-какую сумму денег. За давностью событий точнее сказать, как именно помог -- затруднительно. Зато известно, что за доброту свою этот гений неземной красоты заплатил цену в единицах, не подлежащих деноминированию. Цена составила ровно три года лишения свободы.
Поскольку Пётр Семёныч был человеком оптимистических взглядов и к тому же в некотором роде фаталист, то и положился он после такого поворота судьбы целиком на неё самую, стало быть, судьбу. И с некоторой всё ж опаской в местах уединённых и обособленных, но не сильно удалённых от Казани, стал ожидать перемен. Перемены явились в первый же разрешённый для посещений тех мест день. В виде самой некрасивой, невысокой и нефигуристой женщины из числа поклонниц его с Маркизовых островов. Происходила она из луговых мари, непреходящая родовая ценность которых -- сокрушительная сила характера, круто замешанная на мистике. Возможно, именно этим и была вызвана такая скорая и необъяснимая привязанность Петра Семёныча к этой женщине. Хотя имелось и ещё одно обстоятельство -- она была единственной, кто его посещал, любил и заботился о нём во всё время его заключения. Потом они поженились и поселились у неё в Казани.
Совместная их жизнь омрачалась только двумя факторами -- ревнивым нравом и тяжёлой рукой супруги. Рассказывают, что она даже побила однажды неосмотрительную почитательницу таланта супруга на улице Профсоюзной, что под университетским холмом, приняв её за соперницу. Слишком уж порывистая поклонница горячо принялась благодарить художника за приобретённую днями картину. Ну и совсем уж маловероятные слухи ходили о перманентном наличии на теле Петра Семёныча "сковородных" синяков.
Между тем, прожили они жизнь долгую и, по всей вероятности, счастливую, что по законам компенсаторики предельно логично -- любое одиночество стремится к общению, пусть даже и далёкому от совершенства.
«В жаркие летние дни до середины 50-х годов прошлого ХХ века казанцы устремлялись в излюбленное место отдыха, на остров «Маркиз». Остров принадлежал роду маркизов Пелуччи. В конце XIX века был продан дворянину из династии графов Елагиных; на афишах, приглашавших отдохнуть в этом замечательном уголке природы, он обозначался как «Елагин остров». Это был настоящий парк отдыха с прекрасным пляжем, располагавшийся напротив «Устья» посреди Волги. Туда добирались речными трамвайчиками, на лодках и на знаменитом перевозе «Волгарь». Один из старейших паромов «Услонский перевоз - Волгарь», широкое, приземистое судно, был любимым транспортным средством на Волге от Казани до Верхнего Услона.» (с)
На самом деле, остров был не один, а несколько, и назывались они Маркизовыми островами до тех пор, пока не были затоплены водами Куйбышевского водохранилища в 1956 году. А вот парк отдыха там, действительно, существовал. С непременной по тем временам танцплощадкой и духовым оркестром. Именно возможность потанцевать в естественных природных интерьерах, окружённых водной гладью красавицы-реки, и привлекала на острова массы трудящихся. Но не только. Где-то в конце 30-х годов появился там один художник -- молодой человек чарующей внешности. Его эстетически отточенная красота и грация, вкупе с неизменно белым костюмом, шляпой, тросточкой и талантом притягивали к нему чуть ли не всё молодое женское население города, включая первых красавиц Казани. Звали его Петром Семёнычем. Казалось, Создатель вложил в него весь свой талант, вкус и умение -- так он был совершенен телесно и духовно. Безупречные манеры, пластика, обаяние, образованность этого человека заставляли трепетать сердца посетительниц этих танцевальных вечеров на островах.
И всё бы ничего, да руский человек, как известно, имеет отвратительную привычку -- всё портить. Вот и Пётр Семёныч, даром, что умный человек был, а поддался ложно понятому чувству долга и... нет, не женился. А в очередную, время от времени (или от скуки) проводимую нашим государством, денежную реформу, будучи человеком информированным и не без связей, помог одному слишком настойчивому знакомцу (даже вроде бы и не очень близкому и значимому для него) сохранить кое-какую сумму денег. За давностью событий точнее сказать, как именно помог -- затруднительно. Зато известно, что за доброту свою этот гений неземной красоты заплатил цену в единицах, не подлежащих деноминированию. Цена составила ровно три года лишения свободы.
Поскольку Пётр Семёныч был человеком оптимистических взглядов и к тому же в некотором роде фаталист, то и положился он после такого поворота судьбы целиком на неё самую, стало быть, судьбу. И с некоторой всё ж опаской в местах уединённых и обособленных, но не сильно удалённых от Казани, стал ожидать перемен. Перемены явились в первый же разрешённый для посещений тех мест день. В виде самой некрасивой, невысокой и нефигуристой женщины из числа поклонниц его с Маркизовых островов. Происходила она из луговых мари, непреходящая родовая ценность которых -- сокрушительная сила характера, круто замешанная на мистике. Возможно, именно этим и была вызвана такая скорая и необъяснимая привязанность Петра Семёныча к этой женщине. Хотя имелось и ещё одно обстоятельство -- она была единственной, кто его посещал, любил и заботился о нём во всё время его заключения. Потом они поженились и поселились у неё в Казани.
Совместная их жизнь омрачалась только двумя факторами -- ревнивым нравом и тяжёлой рукой супруги. Рассказывают, что она даже побила однажды неосмотрительную почитательницу таланта супруга на улице Профсоюзной, что под университетским холмом, приняв её за соперницу. Слишком уж порывистая поклонница горячо принялась благодарить художника за приобретённую днями картину. Ну и совсем уж маловероятные слухи ходили о перманентном наличии на теле Петра Семёныча "сковородных" синяков.
Между тем, прожили они жизнь долгую и, по всей вероятности, счастливую, что по законам компенсаторики предельно логично -- любое одиночество стремится к общению, пусть даже и далёкому от совершенства.