У Вороньей горы
В пароксизме стремления к усовершенствованию и всяческому улучшению бытия (у людей с слабо выраженной интеллектуальной составляющей, а местами и вовсе умственной ущербностью, обычно ведущему к последствиям предсказуемо катастрофическим) -- власти решают вопрос сохранения архитектуры прошлого старым большевистским способом -- сначала разрушить. А чтоб процесс разрушения прошёл дёшево, быстро и незаметно для некоторых особо нервных граждан, нет ничего лучше, как доверить его (процесс, стало быть) беспощадному питерскому климату. Подготовительный этап в этом случае занимает немного времени и требует минимальных телодвижений. Надо просто снять охрану с объекта (памятника архитектуры), кинуть в нескольких помещениях пару досок, обозначающих интенсивно ведущиеся, но слегка приостановленные, реставрационные работы, и оставить все двери и окна открытыми на случай, если лето и осень окажутся не слишком дождливыми и губительными для старого, но построенного зачем-то на века в таком чудесном месте, дома.
У подножия Дудергофских высот, на возвышенном берегу реки Веревки, Александр Григорьевич Демидов в 1778 году поставил двухэтажный каменный усадебный дом с пейзажным парком. Ну то есть не сам, конечно, поставил, а как человек умный, хваткий и предусмотрительный сначала выдал свою любимую сестру за архитектора -- молодую знаменитость, выполнявшую архитектурные заказы первых фамилий государства -- Ивана Старова. Тотчас после этого Демидов и предложил шурину взяться за строительство загородного дома на небольшом участке земли размером в 220 гектаров. Да собственно, ведь и причина такового его решения была нешутошной -- сестра заболела туберкулёзом, а болезнь эту лечили тогда исключительно свежим терпким чистым загородным воздухом. Шурин - архитектор взялся за работу не без удовольствия, я думаю, так как усадьба с огромным парком была построена им за четыре года.
Прежде всего возвели компактный двухэтажный кубик дома с террасами -- лоджиями по всем четырём углам (в стиле классицизма, естественно -- Старов другого не признавал после шести лет обучения во Франции и Италии). Террасы не стали застеклять, чтобы по ним можно было обойти весь особняк, любуясь парком и вдыхая этот целительный для лёгких воздух. Ну, так думали тогда, что -- целительный, на самом-то деле климат этих мест под Петербургом оказался, как выяснилось позже, для лёгких весьма губительным, а вот для гипертоников -- в самый раз. Предполагалось, что таким образом хозяйка, не покидая дома, например, в дождливую погоду, сможет больше бывать на свежем воздухе.
Ну а для прогулок в солнечную тёплую погоду архитектор, он же -- любящий и заботливый муж хозяйки, быстренько спроектировал и разбил/построил потрясающей красоты парк (думаю, что эпитетов тут надо бы побольше и поярче, потому что он и сейчас -- заброшенный и покоцанный -- красив, уютен и благостен). Парк состоял (и почти ещё состоит) из нескольких участков: Собственный сад, Большая поляна, Звезда, Лабиринт и Зверинец. Все части объединили системой водоемов, основой для которых стала речка Веревка, бравшая начало из, так называемых, ганнибальских ключей (когда-то этой местностью владел прадед Пушкина, ну вот родники так и стали называть с тех пор). Через водоемы перекинули многочисленные мостики. Над ключами Старов построил павильон в виде стилизованной крепости. А поскольку фантазии у него также, как и денег жены, было в избытке, все парковые сооружения были созданы в разных стилях: романском, мавританском, турецком, готическом.
Спонтанность принятия решений и мгновенная их реализация отличают все наши поездки, как по стране, так и за её пределы. Вторник на прошлой неделе выдался таким солнечным и жарким, а почти физическое ощущение последних часов уходящего лета таким сильным, что свернув (забросив) все дела, мы выехали на Гатчинское шоссе и через Красное Село рванули в Тайцы, чтобы погулять в усадебном парке Демидова.
Фото, как всегда, не передают впечатлений, но степень запустения -- в полной мере. Из архитектурных парковых сооружений Старова сохранились(!) Готические ворота, горбатый каменный мостик через Верёвку, да какая-то часть Каскада. Когда-то с восточной стороны, окаймленная рекой, примыкала к усадебному дому Большая поляна. Тут же был пруд с островами, подпорной плотиной, Каскадом и декоративной водяной мельницей с большим колесом. К мельнице сходились просеки Зверинца, аллеи вдоль каналов и дорожки Звезды. Очевидно, шум журчащей воды Каскада добавлял когда-то очарования прогулкам по парку, потому что даже, спустя века, мы с удовольствием зависли у почти иссякшего водопадика в заросшем пруду, чтобы послушать, как он шумит, сливая свои мутные воды в реку Веревку.
И последнее. Если решиться и подняться по винтовой лестнице через технический этаж в деревянную башенку на самом верху усадебного дома, то можно увидеть вдали ту самую Воронью гору -- высоту, за которую когда-то велись ожесточённые бои на рубежах Красногвардейского (Гатчинского) укрепрайона и с которой фашисты обстреливали Ленинград. Тогда здесь, в блиндажах близ усадебного дома, размещался штаб 2-й Гвардейской дивизии народного ополчения. Но, несмотря на это, в войну усадьба совершенно не пострадала. В послевоенное время, вплоть до 90-х годов прошлого века, здесь располагался санаторий. Потом санаторий закрыли, а усадьбу взяли под охрану. Недавно охрану сняли, двери и окна открыты настежь, стёкла разбиты, в некоторых помещениях -- деревянные подпорки. Кажется, усадьба имеет статус реставрируемой.
Ворон -- чёрных и в несметном количестве сидящих на распаханных полях, тянущихся вдоль просёлочной дороги, соединяющей Гатчинскую и Киевскую трассы -- мы увидели вечером, когда возвращались домой.
У подножия Дудергофских высот, на возвышенном берегу реки Веревки, Александр Григорьевич Демидов в 1778 году поставил двухэтажный каменный усадебный дом с пейзажным парком. Ну то есть не сам, конечно, поставил, а как человек умный, хваткий и предусмотрительный сначала выдал свою любимую сестру за архитектора -- молодую знаменитость, выполнявшую архитектурные заказы первых фамилий государства -- Ивана Старова. Тотчас после этого Демидов и предложил шурину взяться за строительство загородного дома на небольшом участке земли размером в 220 гектаров. Да собственно, ведь и причина такового его решения была нешутошной -- сестра заболела туберкулёзом, а болезнь эту лечили тогда исключительно свежим терпким чистым загородным воздухом. Шурин - архитектор взялся за работу не без удовольствия, я думаю, так как усадьба с огромным парком была построена им за четыре года.
Прежде всего возвели компактный двухэтажный кубик дома с террасами -- лоджиями по всем четырём углам (в стиле классицизма, естественно -- Старов другого не признавал после шести лет обучения во Франции и Италии). Террасы не стали застеклять, чтобы по ним можно было обойти весь особняк, любуясь парком и вдыхая этот целительный для лёгких воздух. Ну, так думали тогда, что -- целительный, на самом-то деле климат этих мест под Петербургом оказался, как выяснилось позже, для лёгких весьма губительным, а вот для гипертоников -- в самый раз. Предполагалось, что таким образом хозяйка, не покидая дома, например, в дождливую погоду, сможет больше бывать на свежем воздухе.
Ну а для прогулок в солнечную тёплую погоду архитектор, он же -- любящий и заботливый муж хозяйки, быстренько спроектировал и разбил/построил потрясающей красоты парк (думаю, что эпитетов тут надо бы побольше и поярче, потому что он и сейчас -- заброшенный и покоцанный -- красив, уютен и благостен). Парк состоял (и почти ещё состоит) из нескольких участков: Собственный сад, Большая поляна, Звезда, Лабиринт и Зверинец. Все части объединили системой водоемов, основой для которых стала речка Веревка, бравшая начало из, так называемых, ганнибальских ключей (когда-то этой местностью владел прадед Пушкина, ну вот родники так и стали называть с тех пор). Через водоемы перекинули многочисленные мостики. Над ключами Старов построил павильон в виде стилизованной крепости. А поскольку фантазии у него также, как и денег жены, было в избытке, все парковые сооружения были созданы в разных стилях: романском, мавританском, турецком, готическом.
Спонтанность принятия решений и мгновенная их реализация отличают все наши поездки, как по стране, так и за её пределы. Вторник на прошлой неделе выдался таким солнечным и жарким, а почти физическое ощущение последних часов уходящего лета таким сильным, что свернув (забросив) все дела, мы выехали на Гатчинское шоссе и через Красное Село рванули в Тайцы, чтобы погулять в усадебном парке Демидова.
Фото, как всегда, не передают впечатлений, но степень запустения -- в полной мере. Из архитектурных парковых сооружений Старова сохранились(!) Готические ворота, горбатый каменный мостик через Верёвку, да какая-то часть Каскада. Когда-то с восточной стороны, окаймленная рекой, примыкала к усадебному дому Большая поляна. Тут же был пруд с островами, подпорной плотиной, Каскадом и декоративной водяной мельницей с большим колесом. К мельнице сходились просеки Зверинца, аллеи вдоль каналов и дорожки Звезды. Очевидно, шум журчащей воды Каскада добавлял когда-то очарования прогулкам по парку, потому что даже, спустя века, мы с удовольствием зависли у почти иссякшего водопадика в заросшем пруду, чтобы послушать, как он шумит, сливая свои мутные воды в реку Веревку.
И последнее. Если решиться и подняться по винтовой лестнице через технический этаж в деревянную башенку на самом верху усадебного дома, то можно увидеть вдали ту самую Воронью гору -- высоту, за которую когда-то велись ожесточённые бои на рубежах Красногвардейского (Гатчинского) укрепрайона и с которой фашисты обстреливали Ленинград. Тогда здесь, в блиндажах близ усадебного дома, размещался штаб 2-й Гвардейской дивизии народного ополчения. Но, несмотря на это, в войну усадьба совершенно не пострадала. В послевоенное время, вплоть до 90-х годов прошлого века, здесь располагался санаторий. Потом санаторий закрыли, а усадьбу взяли под охрану. Недавно охрану сняли, двери и окна открыты настежь, стёкла разбиты, в некоторых помещениях -- деревянные подпорки. Кажется, усадьба имеет статус реставрируемой.
Ворон -- чёрных и в несметном количестве сидящих на распаханных полях, тянущихся вдоль просёлочной дороги, соединяющей Гатчинскую и Киевскую трассы -- мы увидели вечером, когда возвращались домой.