ВИКТОР АСТАФЬЕВ: «Со мной про Бога легко разговаривать…»

[vk_gdety]

 "Про Бога" и про всё, "что Бог на душу положил" разговаривали мы с ним вечером 4 февраля 1999 года, в Академгородке, дома у  Виктора Петровича.

Автограф В.П.Астафьева  в книге ТАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ (Повести и рассказы), открывшей серию «Современная русская классика» издательства «Зауралье». Курган, 1995. 
Вверху - снимок (не совсем удачный), из тех, что сделал во время нашего разговора.





Виктор Петрович Астафьев - один из самых читаемых русских писателей, произведения его переведены на многие языки мира.
В последние годы он мало давал интервью, и со мной согласился поговорить только потому, что мы с ним земляки и давние добрые знакомые.  Его «Ясная Поляна»  - это простая деревенская изба в родной Овсянке на берегу Енисея, близ Красноярска (там он жил летом), а зимой - обычная городская квартира в красноярском Академгородке. Сколько раз ему предлагали перебраться в столицу, но он верен Сибири, и даже в этом -  его самобытность. Пожаловался мне на предъюбилейные хлопоты, что он этого не любит, драгоценное время отнимается. «Что поделаешь? Вы же большой писатель». Он махнул рукой: «Пятнадцатый том выпустил. “Затеси” пишу, еще хочу детскую повесть написать. На большее уже не замахиваюсь».
С утра он работал над рукописью. Вид усталый. Тут еще телефон отвлекает, а на звонки он привык отвечать сам. Поэтому разговор прерывался иногда на самом интересном месте. А продолжался уже в другом русле.
Виктор Петрович вставлял в речь солёные словечки, меткие, нелицеприятные характеристики. Слушать его было - одно удовольствие, на всё у него свой взгляд.  Я, как мог, старался вести свою тему…

Валентин Казерский

КТО СПАСАЕТ - БОГ ИЛИ «ВОЛЬВО»?

- Со мной про Бога легко разго­варивать. Вот тут как-то сидели мы... Один знакомый, начальник (я знаю, что он в аварию попадал, в тяжелую, и три человека, которые с ним были, погибли). Я и говорю: «Ты хоть понимаешь, что тебя Бог спас?» Он мне толкует, что вот, «если б на нашей машине - я бы сразу погиб, а это - “Вольво”». «Во-первых, - говорю, - вы хоть с бабой покрести­тесь». - «Да как-то неудобно». Я гово­рю: «Да неудобно идти на партсобрание, разведясь с бабой-то. А к Богу идти всег­да удобно. Всегда принимает, кстати говоря, и никому не отказывает никогда. А вы седые оба уже. Ты два раза в аварию попал. Третий охота, что ли?»

- Да, в таком случае говорят: «Бог стучится в сердце, чтобы человек воззвал к Нему».

- Но многое Он не слышит, потому что против заветов Божьих живем. Вот я переправлялся через Днепр в таком месте, где из 25 тысяч, отправляющихся на тот берег, доплыло три тысячи шесть­сот. Все они, когда били их (а все было пристреляно немцами), да еще с само­летов, - они все кричали только «Мама» и - «Бог». Среди них были только что принятые в партию и давно состоящие в партии. «Мама» - кричали  - и «Господи Боже, помоги мне!». На край­ний случай, вспоминают только мать и Бога.

- И Вы вспоминали?

- Конечно, а кого ж? Глупый был, молоденький, ну конечно... Но я никогда не отказывался от Бога - ни в душе, нигде. И мне было легче это сделать, потому что я никогда не был ни в пионе­рах, ни в комсомоле, ни в партии. Не был я там совершенно сознательно - не в силу причин, что я был таким вот верующим. Нет, я просто насмотрелся на все на это и понял, что это за органи­зации. Мне было всегда противно, когда честь пионеры отдают, вышагивают там чего-то, собрания уже устраивают в детстве. Вместо того, чтобы играть в го­релки, быть самими собой, уже с детства становятся солдатиками. Подобное американцы внедряют в сознание своего народа.

- А еще случалось, когда чувствовали: Бог есть? Он помогает Вам?

- О-о! И не раз! И в работе помогает. Как только начинаю писать книгу - и отовсюду нежданно помощь - это Бог помогает. А бывало, начинал такие книги, где все - через пень-колоду, значит, не Божье дело я делаю.

- Недаром у нас о творческом человеке говорят: «Бог дал ему талант».

- Не дал, а даровал. Дарование. Бог даровал нам жизнь, даровал природу, чтоб мы жили, как следует. А то, что мы все Божьи заветы нарушаем - это наша вина перед Ним. Бог всегда учил хоро­шему: любить ближнего, быть братья­ми... «Не убий, не укради, не прелюбо­действуй, не пожелай ничего, что у ближнего, трудись в поте лица своего, и будешь счастлив своим трудом…»

- А что, по-Вашему, несовмес­тимо с верой в Бога?

- Прелюбодеянием заниматься. Есть же супруга, положенная от Бога. Есть какие-то ритуалы в связи с этим. Ради Бога и соблюдай. Большевики ведь ни­чего нового не придумали и пытались подправить заповеди, и подправляли на свой манер. Только слова переставляли: «Люби нас, обожай вождей своих и молись им». Ничего не получилось. И получиться не могло. Кто верил в Бога, был хорошо воспитан - они знали, что шайка эта вся обречена. Сколько ни читаю воспоминаний, везде: «Это не от Бога... Богом проклято, не устоит». И не устояло - в три дня развалилось.

НАРОД С КОРОТКОЙ ПАМЯТЬЮ

Со мной про Бога легко разговаривать, со мной труднее разговаривать про боль­шевиков, про коммунистов, терпеть не могу шатию эту (соленое слово). Гово­рили: «Бога нет, царя не надо, мы на коч­ке проживем». Вот на кочке и живем. И кто больше всех настаивает - раз­делить по нациям, по Богу? Большевики-безбожники или их последователи. На­ши так называемые «националисты» нынешние. Кричат о других: «Бог не тот. Вера не та!» Мы вот «богоизбран­ные», и все!

- Наш ведь народ когда-то считался богоиз­бран­ным.

- А это приду­мано все славяно­филами. Сейчас вон у нас бе­гают с фа­шистски­ми зна­ками на рукаве и хвалят народ: «Богоизбранный, бого­дан­ный... Великий народ. Жил хорошо, процветал, - пришли антихристы (при­чем, антихристы - не коммунисты, а ельцинцы) и за три дня разорили вели­кую страну и повергли великий народ». Гайдар как эту басню услышал, говорит: «Я себя чувствую богатырем, Ильёй Му­ромцем. Не побыв года в Доме прави­тельства, разорил страну». Коммунистические выдумки! Свою вину свалить на других - им удается. Народ с короткой памятью. Ведь чтобы подумать, надо остановиться. Остановиться большевики не давали, гнали по кругу. Нарочно гна­ли, чтоб некогда было задуматься. Кто задумается, сразу поймет, что они мошен­ники, сволочи.
Вот нашли виноватого - Егор Гайдар (или кто там еще?) в три дня развалил. Да Господу не угодно! Преступлений много кровавых совершила шайка, бра­тоубийство открыла и над святынями надругалась. И Господь наказывает нашу страну. Не понимают.

Вот сидит публика. Говоришь:
- Это же Бог вас наказывает! Чего вы со своим Ельциным - «он вино­ват»... Вы виноваты!
- О! С Вами пришли поговорить... Мы в чем виноваты?
- Вы и виноваты, что допустили это. Отцы и деды ваши с факелами бегали, плясали, иконы жгли, бочки капусты зак­рывали ими. Срывали кресты. Говорю: сколько я знаю, кто кресты срывали с церквей или что-то подобное делали, они все плохо кончили.

И сейчас лишь бы темные силы, лишь бы сатана не завладевал душами людей - это самое главное. А он не дремлет, все время он бродит, то в облике мас­совом, то в единичном обличье - увле­кая, обманывая и губя.

А народ разозлен страшно. Темен. Пред­ставляю, что это был за народ в 17-м году. Ой-о-о-ой! Темные эти массы, кото­рым что ни скажешь, куда ни поведешь - они как стадо. Если человек сейчас, в конце столетия, имея высшее образо­вание, мыслит на грани какого-то безгра­мотного, тупого мужика. Хайлают там около памятника (Ленину). Антисемиты, а идут к жидо-чувашу (по их же терми­нологии) и хайлают возле него. Почему я со всеми националистами и разошелся. Теперь заваливают письмами, что я против народа, ненавижу свой народ. Я народ тихо люблю. А за что его наказы­вает Бог, за это и я его не люблю. И за терпение уже не стал любить. Терпение - до какого-то предела, до какого-то по­рога, до какого-то состояния. А терпеть, как скотина колхозная... Помню, как лошадей лупили: спина до мяса стерта, а он лупит.

- А что такое любить свой народ, Петрович?

- Да жалеть его! Слово «любить» ведь редко употреблялось в русском язы­ке. Жалеть надо. Жалеть. Вся наша классика, а особенно товарищ (!) Тур­генев, все с умилением относились к на­роду, сладкоголосо с ним разговари­вали, правду в глаза никогда не гово­рили. А те, кто пробовали, как Лесков, Бунин, тем по­пало от демократов. Леско­ва просто закрыли для русского народа.

- Лескова очень люблю, кста­ти.

- Я тоже. Нельзя не лю­бить - истинно русский писатель.

- Теперь не столько читают, сколько телевизор смотрят...

- Да, вот и привились новые черты характера: безразличие к крови... к смерти... даже к себе. Даже к себе! Безработица сейчас, а не дорожат ра­ботой, по-прежнему наплевательски отно­сятся к делу своему, к людям. Так жить легче: шаляй-валяй исполняют свои обя­занности на земле, родительские, рабочие. Ни царя в голове, ни Бога в душе. Сами довели себя до такого состояния, а ищут виноватых. И - чувство неблагодар­ности. Самое главное - народ наш не научен благодарности. А по-моему, Бог больше всего наказывает за неблагодар­ность. А разве не за что благодарить? Порадуйся тому, что Бог сотворил, каж­дому дню, который тебе Господь подарил. Солнце видишь, такую планету видишь перед собой, ребятишки растут... По­благодари Бога за все.

- В молитве…

- Да, в молитве. Я и молюсь. Нет-нет, где-нибудь к иконке прислонишься. У Марии Семеновны, у жены моей, иконка стоит, она молится каждое утро. (Кста­ти, у Виктора Петровича сын - рес­тавратор икон. - В. К.). В церкви, правда, не могу стоять. Ходить-то ничего, а стоять долго невмоготу. Пять минут на одном месте - деревенеют ноги.

- Помолюсь за Вас.

- Спасибо, хотя за это не благодарят. Все равно спасибо. Молятся за меня, и родня, и там вот бабы. Иногда позвонят, иногда напишут: «Молимся за Вас».

СЛУШАЮТ И НЕ ПОНИМАЮТ, О ЧЕМ РЕЧЬ

- От политики Вы отошли?

- Стараюсь, хотя тянут со всех сторон, тот - за рукав, тот - за шта­нину.

- Виктор Петрович, знаю, все политики последнего деся­тилетия побывали у Вас в гостях...

- Все, кроме коммунистов.

- А Горбачев?

- Как-то я на этом не заострял внимания - ни в жизни своей, ни в деятельности не подчеркивал. Он здесь был, дома у меня.

- Кому из политиков импо­нируете?

- Да вот сейчас, пожалуй, Примакову, Лужкову еще. (февраль, 1999 г. - В. К.)

- Время трудное, материально помогаете многим, наслышан...

- Да, в силу своих возможностей. И молодым литераторам - денежками, которые я раздаю, и на соборы те же отдавал, и в Овсянке (родное село на Енисее, под Красноярском) библиотеку и храм построили. И немного привели в порядок злую, разрозненную толпу деревенских баб. Теперь идут в храм и там не ругаются. Как могу, помогаю. Кто всерьез просит денег, кому надо бы потрудиться, самому попробовать хлеб добывать, а он уже попрошайничать привык. Но есть люди в тяжелейшем положении. Вот живет сейчас на Украине Д., у бедняги ногу отняли, и надо остатки ноги отнимать, баба его диабетом болеет, сын - церебральным параличом. Как тут не помочь? А жизнь на Украине самостийной еще хуже, чем у нас.

Я христианство всегда сопрягаю с милосердием. Вера христианская учит любви к ближнему своему. Слава Богу, что она укрепляет дух, помогает оставаться людьми, не терять человеческого облика, достоинства. В этом, я думаю, главная задача христианства. Но я никогда не интересовался ни литературой этой, ни историей христианства, хотя стоят вон три тома, все некогда полистать.

- Вы ведь крещены?

- Я в детстве крещен. В Овсянке. Нынче церковь открыли там. К литературным чтениям. И я сказал там: «В церкви, которую большевики закрыли у нас и истребили, там меня крестили. А в этой - отпоют». Хороший храм построили, - красивый, благодаря одному человеку во власти. Негромкий человек, но делает много для города, для людей... На «Столбах» поставил деревянную церковь, потом храм у торгового центра, теперь вот заканчивает реставрацию Благовещенского собора.

- А Вы согласны, что в новозаветное время Бог Духом Святым живет не столько в рукотворных храмах, сколько в сердцах человеческих?

- Да я вообще отношусь к храму, как к посреднику. Театр своего рода, где изображается спектакль, причем спектакль обветшалый, устарелый. Слушают, и большинство прихожан не понимает, о чем речь идет. Обветшалые их и обращения, и слова в какой-то мере непонятные. Ну, две-три молитвы понимают, и то, слава Богу, что ходят. Все эти требы, которые они справляют, нуждаются в обновлении, чтобы сблизить их с современным на­родом. И хотят они, не хотят, сопротив­ляются, консервативны, а все-таки это нужно. Эти полтора-два часа литургии, потом последующие устоять ведь в большинстве своем старым лю­дям очень тяжело. Отстоят, а потом еще хвастаются: «Я всю ночь устояла».

- Всенощную, да?..
Виктор Петрович, Господь Иисус сказал: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них».

- Вот эта «секта» (его, В. Астафьева, понимание - В. К.), которая это проповедовала - евангелистов, для нее храм везде был. Вот идут паломники, остановились на полянке - уже здесь храм. Вся земля - храм. А этот посредник, который сейчас (это почему сейчас (?) - все время!) служит государству, народу-то постольку-поскольку. Людям деваться некуда, побеседовать не с кем, они и тянутся в церковь. Там все-таки поют, там благолепие, там сообщаются друг с другом, там они прикасаются, как им кажется, к Богу. Наверное, прикасаются. Но все это нуждается в том, чтобы пыль стряхнуть. Эти помпезные наряды... Вот это я знаю, что Господь не любил. Ни театры, ни торговлю в храме не терпел. А сейчас торговать начинают потихоньку и здорово торгуют, под видом свечей, литературы церковной продают все. А как уж обряжают патриарха и его свиту - куда там! Какие там короли, цари могут сравниться! Тог­да как вокруг храма сидят в несколько кругов нищие, которым пожрать нечего. Там, говорят, притворяются часть, но, Бог с ними, так всегда было. По-прежнему призывают к милосердию, смирению и покорности, то есть они готовят людей в армию.

- Ну, в армию?! Милосердные все-таки. В армии немилосердные должны быть.

- А там отучат быстро от милосердия, справятся успешно. Где никто не хочет ни служить, ни подчиняться, потому что эта кровопролитная, рабская, так сказать, организация под названием «армия» тает-тает и на смерть посылает последнего.

А покорность? Раб. Раб - везде... Я тут сидел со священником за одним столом, говорю: «В армии - “подчиненные”. Но одно и то же, что подчиненный, что раб».

- Но ведь раб - Божий!

- Вот и священник мне про раба Бо­жия. А я ему: «Ведь не Бог говорит: “Раб Мой”. А вы говорите, комиссары современ­ные».

- Но Слово Божие говорит: не делайтесь рабами человеков.

- Да, да... Не делайтесь рабами. Иисус, Он как раз не учил такому смирению, Сам был не очень-то смирен. Если бы хотел смириться, Его бы на кресте не распяли, Сына-то Божьего.

- Лежит ли что на сердце у Вас, что хотели бы, чтоб непременно исполнилось при жизни еще?

- Больше всего хочу, чтобы эта страна, народ остались в спокойствии. Все живут в тревоге. И тревога неосознанная. Со злобой. А я в печали. Мне вдруг станет тревожно, как насмотришься «ящика», газет начитаешься, послушаешь, как мы живем, и тревожно становится на душе. Какая-то постоянная, давящая тревога за будущее, за ребятишек, за все, так сказать. Чтоб тревога эта оставила народ. Тогда он скорее и к добру придет. Все-таки не красота, а доброта спасет мир... если спасет.

- Спасет...

- Ну, будем верить в это. Слава Богу, живем.

- И дай нам Бог мудрое сердце - время такое пережить, Виктор Петрович. Пожелаю Вам Божьего благословения на каждый день.

- Да, днями уже живешь. Не годами, а днями. Дожить до весны теперь. Кажется, легче будет, в деревню уедешь... Каждый день дается уже какими-то усилиями. Работаю все время. И раз Бог сподобил дожить до 75 лет при фронтовом-то прошлом, при всех болезнях, значит, так угодно Ему. Значит, что-то поделаем, поблагодарим Его за все дела, за то, что имеет Он к нам, грешным, сожаление, снисхождение и любовь.

Вел беседу
Валентин Казерский

Публиковалось в христианской прессе в канун 75-летия писателя. 
При перепечатке ссылка желательна.