Крис ЦВИИЧ (Лондон) ПОХИЩЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ (глазами очевидцев и пострадавших). 4.
1.
2.
3.
Перевод Юрия Колкера
Некогда габсбургскую Австро-Венгрию называли тюрьмой народов. И, однако же, входившие в нее народы, не сумевшие в ходе предшествовавшей истории обрести государственную независимость, в экономическом отношении преуспевали под Габсбургами и имели в лице монархии прочную защиту. Когда после Первой мировой войны Австро-Венгрия распалась, возникшие на ее территории новые страны быстро почувствовали, сколь уязвимой, непрочной и односторонней является их долгожданная свобода. С востока и запада на них с нескрываемым вожделением взирали империалистические хищники: нацистская Германия и советская Россия. Стиснутые между этими державами молодые демократии Центральной Европы воочию увидели свою судьбу. Они были слишком слабы и разобщены, чтобы оказать серьезное сопротивление Москве и Берлину.
Экономический спад мог лишь ускорить неминуемое - и он был налицо. Ни в смысле уровня жизни, ни в смысле суммарного валового национального дохода сменившие империю страны - Австрия, Венгрия и Чехословакия - не шли ни в какое сравнение с монархией Габсбургов. Общий рынок, де-факто существовавший в Центральной Европе, необратимо распался - и от этого все стали беднее. Международная торговля, процветавшая в Центральной Европе до Первой мировой войны, в двадцатые годы упала ровно вполовину - и это еще до наступления катастрофических лет Великого кризиса, разразившегося в 1929 году!
Особенно странно было наблюдать экономический спад в Чехословакии. К этой стране отошла всего четверть населения бывшей империи - но ей же досталось около трех четвертей всей промышленности Австро-Венгрии. Со второй половины XIX века Чехия и Моравия, две основные исторические провинции Чехии, были и ткацкой фабрикой, и литейным цехом империи. Превосходные машины, стекло, текстиль, химикалии изготовлялись именно здесь. После развала империи в 1919 году рост производительности в этих отраслях явственно пошел на убыль. Дела были бы еще хуже, если бы не начался неожиданный бум в обувной промышленности. Прочная и дешевая чешская обувь быстро завоёвывала мировые рынки. Основателем новой отрасли был Томаш Батя. Это имя и сейчас хорошо известно на Западе, только здесь его произносят иначе: Бата. Ему наследовал сын - Томаш Батя II. После войны и установления так называемой народной демократии фабрики Бати были, разумеется, экспроприированы.
Небольшое предприятие в городке Злине в Моравии - то самое, с которого началась слава чешской обуви, - было основано Томашем Батей I еще в 1891 году. Оно по-прежнему изготовляет резиновые сапоги. Что же увидел в его стенах Томаш Батя II, вернувшись на родину после 50-и лет изгнания?
- К моему немалому удивлению, некоторые из машин были всё те же старые, допотопные машины, установленные здесь более полувека назад моим отцом. В этом и состояла главная беда предприятия. Все эти годы - с момента нацистской оккупации в 1939 г. и, скажем так, освобождения от большевиков в 1989 году - фабрика пребывала в застое, который можно сравнить с летаргическим сном. Незачем говорить, что когда фабрика принадлежала моему отцу, машины отвечали последнему слову тогдашней техники. Создавались они здесь, в Чехословакии. Большинство машин было разработано прямо на нашем предприятии. Секрет нашего успеха состоял как раз в том, что мы научились готовить специалистов. Мы открыли специальную школу с трехгодичным курсом обучения. В ней занималось до 500 учеников. Среди них были и мастера, совершенствовавшие станки. Потому-то мы и завоевали признание во всем мире. В довоенную пору Чехословакия успешно конкурировала в промышленном отношении с соседними странами, например, с Венгрией, которая тоже начала развивать промышленность. Решусь сказать, что Чехословакия значительно опережала Венгрию и других соседей по части технического оснащения и прогресса. Объясняется это главным образом австрийским наследием, но также и энергией и предприимчивостью самих чехов. У нас успешно развивалась электронная, механическая и военная промышленности. Чешское оружие считалось первоклассным, славилось и пользовалось спросом во всем мире. Всё это не помогло нам остановить нацистов, а только ускорило захват страны Гитлером. "Третьему рейху" нужны были заводы и квалифицированные рабочие...
Что касается Венгрии, то эта страна сделала разительные успехи еще в последнее десятилетие правления Габсбургов. Она была житницей Австро-Венгрии и, уступая в развитии промышленности, по части сельского хозяйства опережала Чехословакию. Однако в новых условиях сбыт хлеба был затруднен протекционистскими пошлинами, которых не было до развала империи. Не было и финансовой и технической помощи Вены, всячески поддерживавшей эту уязвимую отрасль хозяйства. Переведенное на коммерческую основу сельское хозяйство Венгрии должно было сражаться за рынки сбыта как раз в момент резкого спада мировых цен на продукты крестьянского труда. К середине 30-х годов единственным надежным покупателем венгерского хлеба становится переживавшая бум нацистская Германия. Этими закупками она привязала к себе и косвенно подчинила Венгрию. За надежное экономическое партнерство приходилось расплачиваться политической независимостью. Вот что говорит об этом профессор Центрально-Европейского университета в Будапеште, историк Петер Ханок:
- Мы стали зоной интересов Германии или, как это называлось в Берлине, частью германского жизненного пространства, что на деле означало политическую зависимость от гитлеризма. Экономические интересы повлекли за собой политические симпатии. Правящий класс Венгрии, включая и еврейскую буржуазию, ничего не имел против подчинения страны рейху и присоединения к нему. С Германией связывались все надежды на будущее. Понятно, что в политическом отношении общество неуклонно сдвигалось вправо. Фашистская идеология становилась все более и более приемлемой для венгров. У нас появились свои нацисты...
Но сближение Венгрии с Германией объяснялось не только экономическими интересами. Солидарность двух стран имела куда более глубокие корни. Обе потерпели поражение в Первой мировой войне, обе не чувствовали расположения к славянам и обе опасались коммунизма. Венгрия граничила со сталинской империей и не могла не помышлять о сильном союзнике на Западе. Помять о жестокостях 1919 года, когда венгерские большевики ненадолго захватили власть, привела большинство венгров к мысли, что нацистская Германия - всё же меньшее зло, чем советская Россия. Вот мнение ветерана венгерской королевской армии, генерала Белы Кирая:
- Мы вместе с немцами сражались на фронтах Первой мировой войны, мы делили с ними горечь поражения. Между немецкими и венгерскими офицерами существовало подобие фронтового братства - не благодаря Гитлеру, а вопреки ему. Вообще, венгры были поставлены перед необходимостью выбрать меньшее из двух зол. Мы попали в клещи, нас теснили с востока и с запада. Можно ли даже сейчас утверждать, что большевики были тогда лучше нацистов? Весь ужас нашего положения заложен в географии... Что до меня, то я лично никогда не встречал немецкого офицера, которого можно было бы назвать отъявленным нацистом. Это были в первую очередь солдаты, военные очень высокого профессионального уровня.
С генералом Кираем согласна венгерская аристократка Элла Берец-Марфи, выросшая в имении своего отца:
- Разумеется, не все немцы были нацистами. Обыкновенно у нас не случалось с оккупантами никаких сложностей. С ними было интересно говорить - ведь немцы чаще всего прекрасно образованные люди. В нашем поместье постоянно квартировали немецкие офицеры. Помню, мы катались с ними верхом, и всё это были любезные молодые люди, настоящие европейцы. Свирепых нацистов мы просто не видели...
За общностью европейских культурных ценностей проглядывала для венгров надежда вернуть в союзе с Германией территории, потерянные Венгрией в ходе Первой мировой войны. Экономическое сближение с Германией уже приносило свои плоды. Венгрия явственно выбиралась из экономического кризиса. Благодаря громадным немецким заказам промышленное производство всего за 2 года - с 1939 по 1941 - подскочило на целых 37%. Германия перевооружалась, и венгерские металлургические заводы росли как на дрожжах. Парадоксальным образом все они находились в руках евреев. К концу 30-х годов Венгрия с гораздо большей уверенностью смотрела в будущее, чем соседняя Чехословакия.
В этой молодой демократии дела шли все хуже и хуже. Кризис парализовал традиционные отрасли чешской промышленности - такие, как текстильная. Помощи от Германии ждать не приходилось. Германия не скрывала своего желания присоединить Судеты, населенные почти исключительно немцами. Растущее недовольство этнических немцев и словаков всё более становилось ахиллесовой пятой Чехословакии. Как на зло, экономический спад сильнее всего ударил именно по Судетам и Словакии. Обстановка в стране накалялась, происходила быстрая поляризация политических сил. Умеренные всё более тяготели к крайним, то есть к фашистам и ультранационалистам - или же к коммунистам. Известный правозащитник Эдуард Гольдштюкер был в ту пору молодым пражским студентом:
- До восемнадцати лет я жил в Словакии, и там в годы становления Чехословакии жилось очень нелегко, особенно когда начался Великий кризис... Мы, студенты, видели, каково приходилось безработным. Они жили в полной нищете. Сколько-нибудь серьезной материальной помощи не было. Семья получала десять крон в неделю - в пересчете на британские деньги это было меньше семи пенсов по тогдашнему курсу. И вот в это-то время к власти в Германии пришел Гитлер. Гибель Чехословакии была предрешена и экономически, и политически... Из этого, однако, не следует, что коммунистические идеи не находили тогда отклика. В ту пору все интеллектуалы были поголовно левыми, и не только в Чехословакии. Русская революция произвела колоссальное впечатление на умы. Шутка ли, государство рабочих и крестьян, никакого угнетения, полная занятость! Я не был исключением. В Пражском университете я возглавил студенческую коммунистическую организацию Чехословакии. Это была единственная интернациональная организация во всей стране. В наших рядах были студенты из Германии, Румынии, Польши - особенно евреи из этих стран, поскольку евреев там в университеты не пускали. С правыми у нас случались столкновения. В 1934 году, когда чешские политики пытались следовать урокам Гитлера, начала создаваться чешская партия национал-социалистического толка. Чернорубашечники устраивали демонстрации, митинги и погромы. Один из митингов состоялся в университете (во главе университетских нацистов стоял сам проректор). Мы протестовали, и нацистские боевики жестоко избили нас. Досталось и мне. Я не мог встать несколько дней... друзья разыскивали меня по больницам и даже на кладбище...
Сегодня чехи не любят вспоминать, что у них была своя пронацистская партия, возникшая еще до оккупации. Но наибольшая опасность угрожала Чехословакии с другой стороны. Нацизм пустил глубокие корни среди 3 млн. судетских немцев. В 1936 году почти 70% всех безработных Чехословакии приходилось на Судеты, но правительство ничуть не пыталось облегчить там положение. Немцы были чужаками, гражданами второго сорта, не имеющими права даже на местную автономию. Искать защиты они могли только за пределами страны. Понятно, что семена гитлеровской пропаганды упали в Судетах на благодатную почву. Прежде судетские немцы тяготели к социал-демократии - теперь, ущемленные в своем национальном достоинстве, они почувствовали себя нацистами.
Баварский политический деятель Фолькмар Габерт происходит из семьи судетских немцев:
- Сегодня многие склонны думать, что немцы всегда были нацистами или, по крайней мере, свирепыми националистами. Это совершенно неверно. Вплоть до 1929 года крупнейшей политической партией судетских немцев в Чехословакии была социал-демократическая. В нее входил и мой отец. Он и его ровесники чувствовали себя лояльными гражданами Чехословакии и пытались добиться автономии внутри страны, что было только естественно, ведь альтернатива была одна: культурная аннигиляция, растворение в другом народе. Но именно этого, кажется, и хотели в Праге. Так или иначе, а понимания от чехов мы не добились. Судеты были промышленным районом Чехословакии, но большинство населения оказалось без работы, все субсидии и капиталовложения предназначались другим областям, и немцы страдали больше других. Правительство в Праге проявило если не легкомыслие, то недальновидность, граничившую с близорукостью.
До победы нацистской идеологии социалистические настроения разделяли не только немцы. Фред Нойна был в 30-е годы в Судетах активистом молодежного еврейского движения:
- Гитлер обещал людям работу, и некоторые клюнули на это. Ведь пособие по безработице было мизерным - чтобы не сказать смехотворным: выдавали 3 кило хлеба в неделю и 10 крон деньгами, тогда как нацисты обещали в 4 раза больше. И не обещали, а прямо выдавали членам партии деньги, приходившие из Германии. Нечего и говорить, что пропаганда у них была поставлена прекрасно - настолько, что в 1939 году правительство Чехословакии потребовало от всех, у кого были радиоприемники, сдать их на почту. В Праге не хотели, чтобы мы слушали германскую пропаганду!
Но дни Чехословакии уже были сочтены. В качестве независимой страны она просуществовала всего 20 лет. На Мюнхенской конференции в сентябре 1938 года Гитлер вынудил Чехословакию передать Германии не только Судеты, но и некоторые из районов, заселенных преимущественно чехами. Однако первой жертвой Мюнхена стали не чехи, а судетские социал-демократы. Сразу после присоединения 30 тысяч судетских немцев были брошены в концлагеря. Фолькмар Габерт оказался в числе немногих, кому посчастливилось спастись:
- Мой отец сразу понял, к чему идет дело. Жить при нацистах он не хотел. За два дня до передачи Судет Германии мы всей семьей покинули нашу деревню и отправились в Прагу. А в марте 1939 года, когда Берлин объявил Чехию германским протекторатом и нацистские войска двинулись к столице, партийное руководство в Праге спешно отправило нас, судетских социал-демократов, к польской границе. Помню, в поезде было человек 500. На границе нас остановили оккупанты - СС и гестапо. С нами был британский лейборист, наш товарищ, приехавший помогать нам. Он вышел из поезда и заявил немцам, что в поезде - евреи, едущие в Польшу. "Пусть едут! - ответил эсэсовец. - Чем меньше у нас проклятых евреев, тем лучше". И нам открыли границу. Потом нам рассказывали ,что буквально через час из Праги, захваченной нацистами, пришло распоряжение задержать поезд, но мы были уже в Польше.
Польша еще оставалась независимой, а для Чехословакии всё было кончено. Гитлер находился в Праге. Вполне боеспособная и прекрасно оснащенная чехословацкая армия в принципе не могла оказать сопротивления, ибо готовилась к оборонительной войне в Судетах, а эти земли были отданы Рейху по решению Мюнхенской конференции. Превосходные фортификации и чуть ли не вся артиллерия достались нацистам без единого выстрела... Захваченные сырьевые и промышленные районы немцы немедленно поставили на службу своей военной машине. Все взрослое население Чехии было мобилизовано на трудовую вахту. Полмиллиона чехов оказалось в концлагерях. Рассказывает Дагмара Брюсова, отец которой сражался в рядах чешского Сопротивления:
- Это было самое страшное время в моей жизни. Мы жили в атмосфере постоянного страха. Не то чтобы вас могли застрелить на улице без всякой причины, нет. Но у нас, в отличие, скажем, от бойцов французского Сопротивления, не было такого прикрытия, как язык. Ведь мы говорили по-немецки, и любой встречный мог предать нас. А тем, кто говорил по-чешски, приходилось опасаться словаков. Словакия не была оккупирована. Гитлер признал ее независимость и пожаловал ей статус союзницы... Сама-то я прямо от рук захватчиков не пострадала - только косвенно. Во-первых, все мои друзья-евреи попали в концлагеря и в большинстве своем погибли, - я говорю о ровесниках. Затем и многие из моих профессоров угодили туда же. Да и мы уцелели буквально чудом. У нас дома был обыск. Нацисты ничего не нашли, но мать моя была напугана до смерти. Немудрено: у нас хранилось 5 пистолетов времен Первой мировой войны. До сих пор не понимаю, как немцы их проглядели. Эта находка стоила бы нам с матерью жизни. Как раз перед этим был убит рейхс-протектор Чехии Гейдрих - в связи с этим и производились повальные обыски. Помню, после обыска мать один за другим отнесла пистолеты на кладбище, где спрятала в цветочной клумбе. Носила она их туда в складках зонтика!
В годы оккупации чешские немцы опять оказались наверху, как при Габсбургах. Но вовсе не все они сочувствовали захватчикам. В момент прихода нацистов австрийская аристократка Иоганна фон Герцогенберг, в ту пору еще девочка, находилась в родовом имении в Судетах. Вот что ей запомнилось:
- Мы, дети, отправились посмотреть на вступление войск. Народ находился в страшном возбуждении. Все кричали "хайль", забрасывали солдат цветами, размахивали флагами. Вернувшись домой, мы рассказали об этом родителям. "Только у нас, - сказали мы, - не было в руках ни цветов, ни флажков!" На это отец ответил: "Запомните: на моем доме никогда не будет флага со свастикой". На следующий день в соседней деревне мы впервые увидели людей с поднятыми руками под дулами автоматов. Это было ужасно! Многих мы знали - и всех их уводили в лагеря. Это были социал-демократы. Единственный коммунист, симпатичный пожилой человек, бежал накануне, иначе бы он был убит на месте. Мне было тогда уже почти 17, а всего в семье было 7 человек детей. Мы жили в постоянном страхе, потому что родители демонстративно сторонились новой власти. Нам в школе приходилось несладко. Мы могли казаться образцовой немецкой семьей - и вот мы не радуемся приходу немцев! Между прочим, родители и называли, и считали себя богемскими немцами. Возможно, в глубине души они продолжали чувствовать себя австрийцами, ведь Богемия веками принадлежала Австрии. Но они признали преемницу Австрии Чехословакию и в годы оккупации сохраняли ей верность. Я всего один раз видела слезы на глазах моего отца: в 1938 году, когда в дни аншлюса, канцлер Курт Шушниг произнес слова: "Прощай, Австрия!"
Немецкие войска входят в Австрию, 1938 г.
Австрию Гитлер захватил за несколько месяцев до Судет. Целью завоевателей было покорить всю Центральную Европу. Сходные планы германские милитаристы вынашивали задолго до Гитлера. Австрия должна была стать важнейшим стратегическим плацдармом германской экспансии на восток и на запад. Из всех стран, наследовавших Австро-Венгрии, родина Гитлера досталась нацистам легче всего. В 1919 году, по Версальскому мирному договору, страны Антанты немилосердно обкорнали, ограбили и унизили ее. Тяжелейший экономический кризис вылился и перерос в Австрии в 1934 году в короткую, но жестокую гражданскую войну между левыми и правыми. В течение трех дней на улицах Вены не смолкала ружейная и пулеметная стрельба, гремели орудийные выстрелы. Патриотизм австрийцев был окончательно подорван этими схватками, народ деморализован, и 4 года спустя в этой стране некому было оказать сопротивление нацистам. Австрийцам не за что было сражаться...
Австрийцы приветствовали великого диктатора и распевали "Deutschland, Deutschland Яber alles" с тем же воодушевлением, с каким еще совсем недавно пели исторический гимн габсбургской империи. Но в ликующей толпе не все были охвачены восторгом. Гитлер выступал перед венцами на Площади героев - Хельден-плац - как раз напротив старинного дворца Габсбургов. Среди слушателей находился и молодой потомственный аристократ Руперт Шуцман, внук генерала австро-венгерской армии. Отец Руперта занимал должность государственного прокурора в недолго просуществовавшей Австрийской республике и погиб от руки нацистского убийцы.
- Я стоял в 150 метрах от Гитлера. Я слушал весьма отталкивающего оратора, совершенно расхожего, чтобы не сказать пошлого, малообразованного и заурядного человека с очень громким голосом - но человека харизматического, умеющего зачаровать толпу. Нельзя сказать, чтобы он меня очень испугал (ибо я еще не понимал, как далеко этот человек может зайти), но, конечно, я был чрезвычайно подавлен всем тем, что увидел и услышал. В новой стране у меня не было будущего. До аншлюса я собирался стать курсантом австрийской военной академии. Вскоре после убийства моего отца мне прислали бумагу, в которой говорилось, что на меня вина убитого не распространяется - иначе говоря, рейх меня, что называется, прощает. Мне предлагалось явиться в отделение СС на Принц-Альбрехт-штрассе - вероятно, за формальным прощением. Я взял это письмо, пошел в уборную, вытер им задницу и отослал по указанному адресу. Я был мальчишка... Сейчас я, возможно, такого бы не сделал...
Чехословакия и Австрия исчезли с географической карты. Венгрия находилась у Гитлера в кармане. Похищение Центральной Европы, насилие над нею было завершено, причем нацисты добились этого, почти не прибегая к оружию. Государства Центральной Европы вновь объединились - поневоле и на совершенно иных началах. Теперь они оказались в подлинной тюрьме народов. Идеал империи Габсбургов, гармоническое наднациональное государство без национального угнетения, - был похоронен навсегда. Торжествующий "третий рейх" готовился начать войну за мировое господство.
Чем было падение Австрии для ее старинной аристократии? В момент вторжения нацистов в Австрию князь Вилли Турн-и-Таксис служил в австрийском кавалерийском полку, расквартированном под Веной.
- Не следует забывать, что Вена веками была столицей Священной Римской империи, державшей в подчинении немецкие земли и княжества. Память об этом жила в наших сердцах даже после распада Австро-Венгрии. Встать на колени перед немцами было для меня совершенно немыслимым. Весь наш полк, в котором преобладали молодые дворяне, готов был по первому знаку с саблями наголо атаковать захватчиков. Никто не мог и помыслить о другом, все рвались в бой, все были готовы сложить голову за Австрию. В ночь перед аншлюсом мы держали наших коней под седлом. И вот нам был дан приказ - отправиться в Вену приветствовать завоевателей... Помню, как глубокой ночью, уже зная об этом приказе, я вдруг услышал нашего полкового горниста, выводившего на трубе знакомому каждому мелодию: "О, моя Австрия..." У меня на глаза навернулись слезы. Я и сегодня не могу вспомнить эту ночь без горечи...
Продолжение следует
http://www.vestnik.com/issues/97/1209/win/cvich.htm
2.
3.
Перевод Юрия Колкера
Некогда габсбургскую Австро-Венгрию называли тюрьмой народов. И, однако же, входившие в нее народы, не сумевшие в ходе предшествовавшей истории обрести государственную независимость, в экономическом отношении преуспевали под Габсбургами и имели в лице монархии прочную защиту. Когда после Первой мировой войны Австро-Венгрия распалась, возникшие на ее территории новые страны быстро почувствовали, сколь уязвимой, непрочной и односторонней является их долгожданная свобода. С востока и запада на них с нескрываемым вожделением взирали империалистические хищники: нацистская Германия и советская Россия. Стиснутые между этими державами молодые демократии Центральной Европы воочию увидели свою судьбу. Они были слишком слабы и разобщены, чтобы оказать серьезное сопротивление Москве и Берлину.
Экономический спад мог лишь ускорить неминуемое - и он был налицо. Ни в смысле уровня жизни, ни в смысле суммарного валового национального дохода сменившие империю страны - Австрия, Венгрия и Чехословакия - не шли ни в какое сравнение с монархией Габсбургов. Общий рынок, де-факто существовавший в Центральной Европе, необратимо распался - и от этого все стали беднее. Международная торговля, процветавшая в Центральной Европе до Первой мировой войны, в двадцатые годы упала ровно вполовину - и это еще до наступления катастрофических лет Великого кризиса, разразившегося в 1929 году!
Особенно странно было наблюдать экономический спад в Чехословакии. К этой стране отошла всего четверть населения бывшей империи - но ей же досталось около трех четвертей всей промышленности Австро-Венгрии. Со второй половины XIX века Чехия и Моравия, две основные исторические провинции Чехии, были и ткацкой фабрикой, и литейным цехом империи. Превосходные машины, стекло, текстиль, химикалии изготовлялись именно здесь. После развала империи в 1919 году рост производительности в этих отраслях явственно пошел на убыль. Дела были бы еще хуже, если бы не начался неожиданный бум в обувной промышленности. Прочная и дешевая чешская обувь быстро завоёвывала мировые рынки. Основателем новой отрасли был Томаш Батя. Это имя и сейчас хорошо известно на Западе, только здесь его произносят иначе: Бата. Ему наследовал сын - Томаш Батя II. После войны и установления так называемой народной демократии фабрики Бати были, разумеется, экспроприированы.
Небольшое предприятие в городке Злине в Моравии - то самое, с которого началась слава чешской обуви, - было основано Томашем Батей I еще в 1891 году. Оно по-прежнему изготовляет резиновые сапоги. Что же увидел в его стенах Томаш Батя II, вернувшись на родину после 50-и лет изгнания?
- К моему немалому удивлению, некоторые из машин были всё те же старые, допотопные машины, установленные здесь более полувека назад моим отцом. В этом и состояла главная беда предприятия. Все эти годы - с момента нацистской оккупации в 1939 г. и, скажем так, освобождения от большевиков в 1989 году - фабрика пребывала в застое, который можно сравнить с летаргическим сном. Незачем говорить, что когда фабрика принадлежала моему отцу, машины отвечали последнему слову тогдашней техники. Создавались они здесь, в Чехословакии. Большинство машин было разработано прямо на нашем предприятии. Секрет нашего успеха состоял как раз в том, что мы научились готовить специалистов. Мы открыли специальную школу с трехгодичным курсом обучения. В ней занималось до 500 учеников. Среди них были и мастера, совершенствовавшие станки. Потому-то мы и завоевали признание во всем мире. В довоенную пору Чехословакия успешно конкурировала в промышленном отношении с соседними странами, например, с Венгрией, которая тоже начала развивать промышленность. Решусь сказать, что Чехословакия значительно опережала Венгрию и других соседей по части технического оснащения и прогресса. Объясняется это главным образом австрийским наследием, но также и энергией и предприимчивостью самих чехов. У нас успешно развивалась электронная, механическая и военная промышленности. Чешское оружие считалось первоклассным, славилось и пользовалось спросом во всем мире. Всё это не помогло нам остановить нацистов, а только ускорило захват страны Гитлером. "Третьему рейху" нужны были заводы и квалифицированные рабочие...
Что касается Венгрии, то эта страна сделала разительные успехи еще в последнее десятилетие правления Габсбургов. Она была житницей Австро-Венгрии и, уступая в развитии промышленности, по части сельского хозяйства опережала Чехословакию. Однако в новых условиях сбыт хлеба был затруднен протекционистскими пошлинами, которых не было до развала империи. Не было и финансовой и технической помощи Вены, всячески поддерживавшей эту уязвимую отрасль хозяйства. Переведенное на коммерческую основу сельское хозяйство Венгрии должно было сражаться за рынки сбыта как раз в момент резкого спада мировых цен на продукты крестьянского труда. К середине 30-х годов единственным надежным покупателем венгерского хлеба становится переживавшая бум нацистская Германия. Этими закупками она привязала к себе и косвенно подчинила Венгрию. За надежное экономическое партнерство приходилось расплачиваться политической независимостью. Вот что говорит об этом профессор Центрально-Европейского университета в Будапеште, историк Петер Ханок:
- Мы стали зоной интересов Германии или, как это называлось в Берлине, частью германского жизненного пространства, что на деле означало политическую зависимость от гитлеризма. Экономические интересы повлекли за собой политические симпатии. Правящий класс Венгрии, включая и еврейскую буржуазию, ничего не имел против подчинения страны рейху и присоединения к нему. С Германией связывались все надежды на будущее. Понятно, что в политическом отношении общество неуклонно сдвигалось вправо. Фашистская идеология становилась все более и более приемлемой для венгров. У нас появились свои нацисты...
Но сближение Венгрии с Германией объяснялось не только экономическими интересами. Солидарность двух стран имела куда более глубокие корни. Обе потерпели поражение в Первой мировой войне, обе не чувствовали расположения к славянам и обе опасались коммунизма. Венгрия граничила со сталинской империей и не могла не помышлять о сильном союзнике на Западе. Помять о жестокостях 1919 года, когда венгерские большевики ненадолго захватили власть, привела большинство венгров к мысли, что нацистская Германия - всё же меньшее зло, чем советская Россия. Вот мнение ветерана венгерской королевской армии, генерала Белы Кирая:
- Мы вместе с немцами сражались на фронтах Первой мировой войны, мы делили с ними горечь поражения. Между немецкими и венгерскими офицерами существовало подобие фронтового братства - не благодаря Гитлеру, а вопреки ему. Вообще, венгры были поставлены перед необходимостью выбрать меньшее из двух зол. Мы попали в клещи, нас теснили с востока и с запада. Можно ли даже сейчас утверждать, что большевики были тогда лучше нацистов? Весь ужас нашего положения заложен в географии... Что до меня, то я лично никогда не встречал немецкого офицера, которого можно было бы назвать отъявленным нацистом. Это были в первую очередь солдаты, военные очень высокого профессионального уровня.
С генералом Кираем согласна венгерская аристократка Элла Берец-Марфи, выросшая в имении своего отца:
- Разумеется, не все немцы были нацистами. Обыкновенно у нас не случалось с оккупантами никаких сложностей. С ними было интересно говорить - ведь немцы чаще всего прекрасно образованные люди. В нашем поместье постоянно квартировали немецкие офицеры. Помню, мы катались с ними верхом, и всё это были любезные молодые люди, настоящие европейцы. Свирепых нацистов мы просто не видели...
За общностью европейских культурных ценностей проглядывала для венгров надежда вернуть в союзе с Германией территории, потерянные Венгрией в ходе Первой мировой войны. Экономическое сближение с Германией уже приносило свои плоды. Венгрия явственно выбиралась из экономического кризиса. Благодаря громадным немецким заказам промышленное производство всего за 2 года - с 1939 по 1941 - подскочило на целых 37%. Германия перевооружалась, и венгерские металлургические заводы росли как на дрожжах. Парадоксальным образом все они находились в руках евреев. К концу 30-х годов Венгрия с гораздо большей уверенностью смотрела в будущее, чем соседняя Чехословакия.
В этой молодой демократии дела шли все хуже и хуже. Кризис парализовал традиционные отрасли чешской промышленности - такие, как текстильная. Помощи от Германии ждать не приходилось. Германия не скрывала своего желания присоединить Судеты, населенные почти исключительно немцами. Растущее недовольство этнических немцев и словаков всё более становилось ахиллесовой пятой Чехословакии. Как на зло, экономический спад сильнее всего ударил именно по Судетам и Словакии. Обстановка в стране накалялась, происходила быстрая поляризация политических сил. Умеренные всё более тяготели к крайним, то есть к фашистам и ультранационалистам - или же к коммунистам. Известный правозащитник Эдуард Гольдштюкер был в ту пору молодым пражским студентом:
- До восемнадцати лет я жил в Словакии, и там в годы становления Чехословакии жилось очень нелегко, особенно когда начался Великий кризис... Мы, студенты, видели, каково приходилось безработным. Они жили в полной нищете. Сколько-нибудь серьезной материальной помощи не было. Семья получала десять крон в неделю - в пересчете на британские деньги это было меньше семи пенсов по тогдашнему курсу. И вот в это-то время к власти в Германии пришел Гитлер. Гибель Чехословакии была предрешена и экономически, и политически... Из этого, однако, не следует, что коммунистические идеи не находили тогда отклика. В ту пору все интеллектуалы были поголовно левыми, и не только в Чехословакии. Русская революция произвела колоссальное впечатление на умы. Шутка ли, государство рабочих и крестьян, никакого угнетения, полная занятость! Я не был исключением. В Пражском университете я возглавил студенческую коммунистическую организацию Чехословакии. Это была единственная интернациональная организация во всей стране. В наших рядах были студенты из Германии, Румынии, Польши - особенно евреи из этих стран, поскольку евреев там в университеты не пускали. С правыми у нас случались столкновения. В 1934 году, когда чешские политики пытались следовать урокам Гитлера, начала создаваться чешская партия национал-социалистического толка. Чернорубашечники устраивали демонстрации, митинги и погромы. Один из митингов состоялся в университете (во главе университетских нацистов стоял сам проректор). Мы протестовали, и нацистские боевики жестоко избили нас. Досталось и мне. Я не мог встать несколько дней... друзья разыскивали меня по больницам и даже на кладбище...
Сегодня чехи не любят вспоминать, что у них была своя пронацистская партия, возникшая еще до оккупации. Но наибольшая опасность угрожала Чехословакии с другой стороны. Нацизм пустил глубокие корни среди 3 млн. судетских немцев. В 1936 году почти 70% всех безработных Чехословакии приходилось на Судеты, но правительство ничуть не пыталось облегчить там положение. Немцы были чужаками, гражданами второго сорта, не имеющими права даже на местную автономию. Искать защиты они могли только за пределами страны. Понятно, что семена гитлеровской пропаганды упали в Судетах на благодатную почву. Прежде судетские немцы тяготели к социал-демократии - теперь, ущемленные в своем национальном достоинстве, они почувствовали себя нацистами.
Баварский политический деятель Фолькмар Габерт происходит из семьи судетских немцев:
- Сегодня многие склонны думать, что немцы всегда были нацистами или, по крайней мере, свирепыми националистами. Это совершенно неверно. Вплоть до 1929 года крупнейшей политической партией судетских немцев в Чехословакии была социал-демократическая. В нее входил и мой отец. Он и его ровесники чувствовали себя лояльными гражданами Чехословакии и пытались добиться автономии внутри страны, что было только естественно, ведь альтернатива была одна: культурная аннигиляция, растворение в другом народе. Но именно этого, кажется, и хотели в Праге. Так или иначе, а понимания от чехов мы не добились. Судеты были промышленным районом Чехословакии, но большинство населения оказалось без работы, все субсидии и капиталовложения предназначались другим областям, и немцы страдали больше других. Правительство в Праге проявило если не легкомыслие, то недальновидность, граничившую с близорукостью.
До победы нацистской идеологии социалистические настроения разделяли не только немцы. Фред Нойна был в 30-е годы в Судетах активистом молодежного еврейского движения:
- Гитлер обещал людям работу, и некоторые клюнули на это. Ведь пособие по безработице было мизерным - чтобы не сказать смехотворным: выдавали 3 кило хлеба в неделю и 10 крон деньгами, тогда как нацисты обещали в 4 раза больше. И не обещали, а прямо выдавали членам партии деньги, приходившие из Германии. Нечего и говорить, что пропаганда у них была поставлена прекрасно - настолько, что в 1939 году правительство Чехословакии потребовало от всех, у кого были радиоприемники, сдать их на почту. В Праге не хотели, чтобы мы слушали германскую пропаганду!
Но дни Чехословакии уже были сочтены. В качестве независимой страны она просуществовала всего 20 лет. На Мюнхенской конференции в сентябре 1938 года Гитлер вынудил Чехословакию передать Германии не только Судеты, но и некоторые из районов, заселенных преимущественно чехами. Однако первой жертвой Мюнхена стали не чехи, а судетские социал-демократы. Сразу после присоединения 30 тысяч судетских немцев были брошены в концлагеря. Фолькмар Габерт оказался в числе немногих, кому посчастливилось спастись:
- Мой отец сразу понял, к чему идет дело. Жить при нацистах он не хотел. За два дня до передачи Судет Германии мы всей семьей покинули нашу деревню и отправились в Прагу. А в марте 1939 года, когда Берлин объявил Чехию германским протекторатом и нацистские войска двинулись к столице, партийное руководство в Праге спешно отправило нас, судетских социал-демократов, к польской границе. Помню, в поезде было человек 500. На границе нас остановили оккупанты - СС и гестапо. С нами был британский лейборист, наш товарищ, приехавший помогать нам. Он вышел из поезда и заявил немцам, что в поезде - евреи, едущие в Польшу. "Пусть едут! - ответил эсэсовец. - Чем меньше у нас проклятых евреев, тем лучше". И нам открыли границу. Потом нам рассказывали ,что буквально через час из Праги, захваченной нацистами, пришло распоряжение задержать поезд, но мы были уже в Польше.
Польша еще оставалась независимой, а для Чехословакии всё было кончено. Гитлер находился в Праге. Вполне боеспособная и прекрасно оснащенная чехословацкая армия в принципе не могла оказать сопротивления, ибо готовилась к оборонительной войне в Судетах, а эти земли были отданы Рейху по решению Мюнхенской конференции. Превосходные фортификации и чуть ли не вся артиллерия достались нацистам без единого выстрела... Захваченные сырьевые и промышленные районы немцы немедленно поставили на службу своей военной машине. Все взрослое население Чехии было мобилизовано на трудовую вахту. Полмиллиона чехов оказалось в концлагерях. Рассказывает Дагмара Брюсова, отец которой сражался в рядах чешского Сопротивления:
- Это было самое страшное время в моей жизни. Мы жили в атмосфере постоянного страха. Не то чтобы вас могли застрелить на улице без всякой причины, нет. Но у нас, в отличие, скажем, от бойцов французского Сопротивления, не было такого прикрытия, как язык. Ведь мы говорили по-немецки, и любой встречный мог предать нас. А тем, кто говорил по-чешски, приходилось опасаться словаков. Словакия не была оккупирована. Гитлер признал ее независимость и пожаловал ей статус союзницы... Сама-то я прямо от рук захватчиков не пострадала - только косвенно. Во-первых, все мои друзья-евреи попали в концлагеря и в большинстве своем погибли, - я говорю о ровесниках. Затем и многие из моих профессоров угодили туда же. Да и мы уцелели буквально чудом. У нас дома был обыск. Нацисты ничего не нашли, но мать моя была напугана до смерти. Немудрено: у нас хранилось 5 пистолетов времен Первой мировой войны. До сих пор не понимаю, как немцы их проглядели. Эта находка стоила бы нам с матерью жизни. Как раз перед этим был убит рейхс-протектор Чехии Гейдрих - в связи с этим и производились повальные обыски. Помню, после обыска мать один за другим отнесла пистолеты на кладбище, где спрятала в цветочной клумбе. Носила она их туда в складках зонтика!
В годы оккупации чешские немцы опять оказались наверху, как при Габсбургах. Но вовсе не все они сочувствовали захватчикам. В момент прихода нацистов австрийская аристократка Иоганна фон Герцогенберг, в ту пору еще девочка, находилась в родовом имении в Судетах. Вот что ей запомнилось:
- Мы, дети, отправились посмотреть на вступление войск. Народ находился в страшном возбуждении. Все кричали "хайль", забрасывали солдат цветами, размахивали флагами. Вернувшись домой, мы рассказали об этом родителям. "Только у нас, - сказали мы, - не было в руках ни цветов, ни флажков!" На это отец ответил: "Запомните: на моем доме никогда не будет флага со свастикой". На следующий день в соседней деревне мы впервые увидели людей с поднятыми руками под дулами автоматов. Это было ужасно! Многих мы знали - и всех их уводили в лагеря. Это были социал-демократы. Единственный коммунист, симпатичный пожилой человек, бежал накануне, иначе бы он был убит на месте. Мне было тогда уже почти 17, а всего в семье было 7 человек детей. Мы жили в постоянном страхе, потому что родители демонстративно сторонились новой власти. Нам в школе приходилось несладко. Мы могли казаться образцовой немецкой семьей - и вот мы не радуемся приходу немцев! Между прочим, родители и называли, и считали себя богемскими немцами. Возможно, в глубине души они продолжали чувствовать себя австрийцами, ведь Богемия веками принадлежала Австрии. Но они признали преемницу Австрии Чехословакию и в годы оккупации сохраняли ей верность. Я всего один раз видела слезы на глазах моего отца: в 1938 году, когда в дни аншлюса, канцлер Курт Шушниг произнес слова: "Прощай, Австрия!"
Немецкие войска входят в Австрию, 1938 г.
Австрию Гитлер захватил за несколько месяцев до Судет. Целью завоевателей было покорить всю Центральную Европу. Сходные планы германские милитаристы вынашивали задолго до Гитлера. Австрия должна была стать важнейшим стратегическим плацдармом германской экспансии на восток и на запад. Из всех стран, наследовавших Австро-Венгрии, родина Гитлера досталась нацистам легче всего. В 1919 году, по Версальскому мирному договору, страны Антанты немилосердно обкорнали, ограбили и унизили ее. Тяжелейший экономический кризис вылился и перерос в Австрии в 1934 году в короткую, но жестокую гражданскую войну между левыми и правыми. В течение трех дней на улицах Вены не смолкала ружейная и пулеметная стрельба, гремели орудийные выстрелы. Патриотизм австрийцев был окончательно подорван этими схватками, народ деморализован, и 4 года спустя в этой стране некому было оказать сопротивление нацистам. Австрийцам не за что было сражаться...
Австрийцы приветствовали великого диктатора и распевали "Deutschland, Deutschland Яber alles" с тем же воодушевлением, с каким еще совсем недавно пели исторический гимн габсбургской империи. Но в ликующей толпе не все были охвачены восторгом. Гитлер выступал перед венцами на Площади героев - Хельден-плац - как раз напротив старинного дворца Габсбургов. Среди слушателей находился и молодой потомственный аристократ Руперт Шуцман, внук генерала австро-венгерской армии. Отец Руперта занимал должность государственного прокурора в недолго просуществовавшей Австрийской республике и погиб от руки нацистского убийцы.
- Я стоял в 150 метрах от Гитлера. Я слушал весьма отталкивающего оратора, совершенно расхожего, чтобы не сказать пошлого, малообразованного и заурядного человека с очень громким голосом - но человека харизматического, умеющего зачаровать толпу. Нельзя сказать, чтобы он меня очень испугал (ибо я еще не понимал, как далеко этот человек может зайти), но, конечно, я был чрезвычайно подавлен всем тем, что увидел и услышал. В новой стране у меня не было будущего. До аншлюса я собирался стать курсантом австрийской военной академии. Вскоре после убийства моего отца мне прислали бумагу, в которой говорилось, что на меня вина убитого не распространяется - иначе говоря, рейх меня, что называется, прощает. Мне предлагалось явиться в отделение СС на Принц-Альбрехт-штрассе - вероятно, за формальным прощением. Я взял это письмо, пошел в уборную, вытер им задницу и отослал по указанному адресу. Я был мальчишка... Сейчас я, возможно, такого бы не сделал...
Чехословакия и Австрия исчезли с географической карты. Венгрия находилась у Гитлера в кармане. Похищение Центральной Европы, насилие над нею было завершено, причем нацисты добились этого, почти не прибегая к оружию. Государства Центральной Европы вновь объединились - поневоле и на совершенно иных началах. Теперь они оказались в подлинной тюрьме народов. Идеал империи Габсбургов, гармоническое наднациональное государство без национального угнетения, - был похоронен навсегда. Торжествующий "третий рейх" готовился начать войну за мировое господство.
Чем было падение Австрии для ее старинной аристократии? В момент вторжения нацистов в Австрию князь Вилли Турн-и-Таксис служил в австрийском кавалерийском полку, расквартированном под Веной.
- Не следует забывать, что Вена веками была столицей Священной Римской империи, державшей в подчинении немецкие земли и княжества. Память об этом жила в наших сердцах даже после распада Австро-Венгрии. Встать на колени перед немцами было для меня совершенно немыслимым. Весь наш полк, в котором преобладали молодые дворяне, готов был по первому знаку с саблями наголо атаковать захватчиков. Никто не мог и помыслить о другом, все рвались в бой, все были готовы сложить голову за Австрию. В ночь перед аншлюсом мы держали наших коней под седлом. И вот нам был дан приказ - отправиться в Вену приветствовать завоевателей... Помню, как глубокой ночью, уже зная об этом приказе, я вдруг услышал нашего полкового горниста, выводившего на трубе знакомому каждому мелодию: "О, моя Австрия..." У меня на глаза навернулись слезы. Я и сегодня не могу вспомнить эту ночь без горечи...
Продолжение следует
http://www.vestnik.com/issues/97/1209/win/cvich.htm