(no subject)
За последние десятилетия, прямо скажем, тексты в фильмах, хоть сериал, хоть полный метр, не особо радовали. Хорошо, если за сценариста постарались уже Федор Михайлович Достоевский, Ильф & Петров или еще какой труженик пера, которому было неберазлично не только что говорят герои, но и как. Тогда фильм легко разойдется на цитаты, как "Собачье сердце". А нет под боком хорошего писателя, сценаристу приходится трудиться самому. Не всякий, конечно, занимается шлифовкой текста, особенно в сериалах, когда сценарий пишут на коленке перед съемкой.
"Монах и бес" интересен еще и работой над словом. И есть шанс, что приживутся афоризмами цитаты из фильма:
"Еще писатель Шекспир заметил: «Из ничего и выйдет ничего».
«Хочешь знать тайну беззакония? Не любите, да не любимы будете».
"Не вру, а подвираю."
"Мудрость, это такое состояние ума специфическое".
"Куманда готова, а он еще нет"
"В народе мрак, дичь и отупение."
"Во фрамбуазном состоянии и с сильным амбре"
"Если все взвесить и холодно рассудить во благовремении..."
"Дерзость не мерзость. А мерзость и простить можно."
И много поговорок, которые взяты сценаристом Юрием Арабовым и режиссером Николаем Досталем из житий святых. И , видимо, из других источников.
"Поп кобылу бранит, а она же его и хранит."
"Был уродец, а станет новгородец!"
"Вода студит, а человек блудит"
"Порты под дождь попали, сами себя постирали…"
Язык пушкинской эпохи ( время в фильме обозначено) отличался от сегодняшнего обилием диалектов и языковых норм разных слоев общества. Что и показано в фильме. Это сейчас все друг друга понимают, поскольку великие уравнители языка радио и телевидение сотворили на всей территории России единый язык, в нашей Ярославской области даже окать перестали. А ведь бывало, что уроженец одной области не всегда понимал уроженца другой области, хоть и говорили они на русском языке. И словарь Даля - словарь , спомощью которого можно перевести с русского на русский.
В фильме мы видим людей из народа, у которых речь пересыпана поговорками, это главный герой и настоятель, который,судя по его речи, выбился из народа в чины,благодаря своей хватке, уму, организационным способностям.
Другой язык у писаря. Он явно попал в монастырь не сразу, получил образование, и , видимо, неплохое, поскольку знает латынь и французский :
"Столичная дама и в мужском монастыре... Нонсенс. Апория Зенона..."
"«Диалоги» Платона читали? Тени на стенах пещеры, видимый мир лишь отражение реальных сущностей, но не они сами. Компрене ву?"
Какие грехи он отмаливает в монастыре или просто искал обитель , устав по интеллигентской слабости бороться с жизненными обстоятельствами ? В сценарии, на вопрос царя, кто таков , отвечает:"Литератор здешних мест. Самоучка. Нужду познал сызмальства."
Чистый русский вкупе с французским, на смеси двух языков говорит царь, сопровождающий его Бенкендорф и свита.
Наконец, стоящая особняком польская поговорка авторства юродивого Корейши, поставит закономерный вопрос, отчего польская ? Не с прихода же поляков на Русь осталась на языке у народа ?
Одной из версий может быть более близкий адрес: сборники фацеций, которые начиная с конца 17 века удовлетворяли читателей среднего сословия. Появление этих сборников показывало, что во вкусах русского читателя произошел переворот. Ему стали нужны не только серьезные исторические повествования, не только нравоучительные "жития святых", но занимательные рассказы и анекдоты, сценки, рисующие простые человеческие отношения, людей с их слабостями и пороками.
Фацециями (Facetiae) в западноевропейской литературе назывались коротенькие сатирические и бытовые новеллы. Возникновение такой новеллы следует искать еще в 12-13 веках, но особенно популярной она становится в эпоху Возрождения. Литературным примером можно считать "Декамерон" Бокаччо.Первые сборники были написаны на латыни. Занимательность фацеций привела к тому, что они появились и на других языках: итальянском, французском, немецком, а затем и польском. Издатель польских фацеций Ю.Кжижановский собрал 550 рассказов из 21 рукописи. Составитель отмечает их ярко выраженный сатирический характер и то, что рассказы были "крепко посоленные или наперченные" (słone czy pierpzne).
Фацеция часто заканчивалась рифмованным резюме, которое расходилось как афоризм или пословица. Часто это и была народная пословица, уже существовавшая в языке.
В конце 17 века фацеции были переведены на русский язык и долго распространялись самиздатом, списками. Известно порядка 30 списков.В русских списках обычно предпосылается вступление:
" Фрашки, сиречь издевки;
Факецы, или жарты польски,
Издевки смехотворны московски;
От пяти трактатов преложены,
На словенск с полска языка споряжены..."
Среди фацеций легко узнаются существующие до сих пор анекдоты:
"Тать красти влез в дом некоего пияницы, иже все, еже име, стяжание без остатку пропи, обаче пияны оный, услыша татя в дому ходяща и ищуща, что бы взяти, но ничего не обретающа, изыде к нему и рече:" Брате, не вем, часого зде в нощи ищещи:" аз уже и в день обрести ничего не могу".
Пуст весма иной дом бывает,
Кто все охотно в пиянстве пребывает."
Переводчик часто ради более ловкой рифмы оставлял польский вариант или сохранял в русском тексте польские слова. Выходили такие фразы :"Не потребует рады жена до здрады". ( Не нужно совета женщине для плутни). Или :" Скоро будет межу свентых взенты, кто уразумеет женские выкренты".
Фацеция успешно в дальнейшем соединялась с русским лубком, и проникала в русскую литературу. М. В.Ломоносов, излагая фацецию в притче (без заглавия), начинает с вступления, где говорит о неприятностях (досаде), которые приносит женитьюа:
"Жениться хорошо, да много и досады.
Я слова не скажу про женские наряды:
Кто мил, на том всегда приятен и убор,
Хоть правда, что при том и кошелек неспор.
Всего несноснее противные советы,
Упрямыя слова и спорные ответы".
Некоторые Сумарокова и Крылова близки по сюжетам к фацециям. У Сумарокова басня "Об упрямой жене" перекликается с фацецией "О глаголющей, яко луг не покошен, но пострижен", но в басне спор о том, что подано на стол - гусь или утка. И вспомним еще сказку про "стрижено, нет брито".
Таким образом, совсем не удивляет то, что польская рифмованная поговорка затесалась в русский язык, да еще и в неточном переводе. Кто знает, как долго она была в ходу, пока не исчезла из языка, как многие цитаты из "бульварной литературы " 18 века.