Ненаказуемое зло
И опять, и снова, и опять, и снова какое-то безумное насилие, которому пытаются противопоставить «подобное» наказание, будто бы взывая последнего к страху. Но дело не в недостаточно строгих законах а в том, что разрушение социальных структур стремительно беднеющего общества, общества так и не научившегося добропорядочно, честно, солидарно и сообща жить вместе, рядом (вне диктата и контроля институтов государства), порождает безнадзорность самых разных асоциальных элементов и психопатов, а равно просто способствует приумножению других социальных бед, неустроенностей от пренебрежения человеком, которые побуждают его на антисоциальное поведение.
Человек, отрезавший голову ребёнку, и задыхающийся на известном видео от своего состояния психоза, очевидно, ни кем прежде не леченный, и, наиболее вероятно, никем даже не диагностированный шизофреник, который, в приступе, хладнокровно совершил убийство. Я не исключаю что там даже книги такой нет, на которую он ссылается, а если и есть, то она вовсе не про магию или вечную жизнь. И проблема здесь не в том, как многие настаивают, что, согласно букве закона, его будут принудительно лечить, а не показательно расстреляют (что было бы как раз неправильно) а в том, что никто даже не задумывается о необходимости, в первую очередь, предупреждения подобных ужасающих событий, что данная трагедия , первоочерёдно, сама не была предупреждена, и что её именно допустили как и, неизбежно, допустят многие, многие другие, что будут, в самое ближайшее время, всё более часто пугать нас с заголовков новостей. В том числе и потому, что это человеческое отчаянье, остервенение, массово, происходит сейчас! Для определенных, наиболее депрессивных регионов, подобный нарастающий, коллективный психоз - уже картина мира, а также суровый, каждодневный быт, частички которого, лишь иногда, доходят до сердобольных читателей Москвобурга, находя случайный, но малопродуктивный отклик в ихсердцах. Но сочувствием или требованием немедленной расправы ничего здесь не решить, также как невозможно запугать, застращать другой психоз, который заставит кого-нибудь возжелать себе и близким вечной жизни ценой жизни чужой.
Убийцу, наиболее вероятно, не лечили, за развитием его состояния - не наблюдали, и, как я убеждён, даже сам факт наличия серьёзного - имеющего опасные проявления, пусть и не у всех - заболевания: никем даже не был отмечен. Субъект, с которым говорят книги, не может не быть полностью незаметным, но всем он стал интересен и занятен только тогда, когда оказалось уже катастрофически поздно. И это и есть главная ошибка: никто в нашем обществе не обращает внимание, либо не придаёт этому особого значения, на человека до того, как он совершит какой-нибудь деструктивный, либо максимально глупый поступок, что заденет, наконец, кого-то персонально, перейдя черту чьего -то личного пространства, безотносительно к социальным обстоятельства произошедшего, из чего всем известен один Отечественный парадокс: приходите, когда прийти уже не сможете, либо это будет уже необязательно. С одной стороны, никто не сподобился обратить внимание на странное, вызывающее поведение этого человека прежде, которое должно было быть, сообщив об этом, а может даже оказав ему помощь; с другой, наверное и что важно даже более, в депрессивном и бедном регионе это и невозможно в принципе: такое социальное благо, как психологическая или психическая помощь, а равно и благополучное эмоциональное, даже физиологическое состояние человека вообще, в качестве необходимого, обязательного и неотделимого у нас просто не рассматривается. Хотя какое рассматривается, хочется спросить? И в чём от этого кропотливого изучения разных индивидуумов польза?
А она очевидна, особенно в своём минимуме: самые разные люди живут рядом, и это сожительство порождает свои риски за которыми необходимо следить, мягко их предупреждая, ибо человек может быть опасен, либо просто импульсивен. Общество, которое не ставит себе задачу обоюдного контроля, либо банального внимания к общественному пространству, его организации, состоянию, упорядочиванию социального взаимодействия, а представляет собой лишь совокупность социально и политически неразвитых индивидуумов, к тому же отрешённых, а иногда вовсе социопатически настроенных, не помышляющих о пространстве вне личного, либо делающих это в вульгарном стиле:«Наказать-застращать, чтобы остальным неповадно», - просто обречено на постоянные и непредсказуемые столкновения с такого рода событиями, а также с бесчисленным множеством других неурядиц. Так как люди (не обладая должным опытом из-за, в сущности, своей социальной депривации) не понимают, что человек не работает только за счёт побуждающих стимулов: вы не можете просто понудить его совершить то, исполняя к тому же всё в точности, что Вам бы хотелось, особенно простейшими суггестивными методами, особенно если мы говорим о воспрещении какого-то персонального мотива. Человек - нерациональное существо, либо недостаточно рациональное, чтобы оставлять надежду, что с ним удасться совладать только рационально-элементарными инструментами административной власти и её силой принуждения. Ну никого вы не испугаете, во всяком случае до крайности, когда всякий преступник, делинквент или психопат окажется парализованным от страха и будет бездействовать! Человек так не работает. Более того, он никогда не работает в точности так, как это нужно Вам или даже Ему. Влияние на его поведение и поступки гораздо более сложная вещь, и оно невозможно, как и овладение инструментарием для любого с ним взаимодействия, а не только контроля, без искреннего участия, интереса к нему. Любое рассуждение о людях, что минует хотя бы толику вкрадчивой эмпатии, соучастия в состоянии индивидуума, обречено либо на провал, либо на свою тотальную неэффективность. Но мы просто отказываемся, иногда даже целенаправленно, это сделать на коллективном уровне, словно бы все формы эмпатии стали вне закона и формой мыслепреступления. Мы, очень часто, ненавидим людей и копим, селекционируем в себе эту мысль, либо относимся к их судьбе совершенно халатно, бесконечно равнодушно. И эта равнодушие, безучастность стала практикой целого общества, в результате чего под вопросом стоит, откровенно говоря, психическое здоровье нации, а равно его практически полная дисфункциональность.
Для Советского общества, тоталитарного и исключительно инстуционального, крах социального государства это - вселенская катастрофа, по масштабу подобная глобальному вымиранию видов для все совокупности бисоферы, и мы неизбежно будем вынуждены всё это, в качеств последствий разрушения социальных связей, наблюдать (проявлением чего, от части, и есть случившаяся трагедия), но если общественное мнение так и не сдвинется с точки зрения, что: «Кто-то, зачем-то недоглядел, какой-то единственно ответственный, либо единственно ответственные утратили контроль, а посему начните стращать, чтобы внести хоть какой-то, пусть и внушённый - чуждый и индуцированный извне - порядок, в этот необозримый и малопонятный социальный хаос неуправляемых, асоциальных тел, иначе броуновское движение всё сметёт», - то, как по мне, можем это увидев и не пережить, если и далее отношения между и без того атомизированными индивидуумами начнёт принимать злокозненные формы под влиянием стремительно дегенерирующей социальной среды, или, если говорить точнее, исчезающей социальной среды, что множит кратно и без того растущее, по материальным причинам, бедствие. Социальная неопытность (помноженная на критическую необходимость), несогласованность, изоляция, накладываемая на припопоны и барьеры стратового рельефа нашего общества, будет приводить граждан лишь ко всё более и более экстремальным формам поведения, а иногда и вовсе девиантным, даже психопатическим, что будут заключаться не только в отдельных случаях насилия, но и в целом его радикализации: общего огрубления, ожесточения и даже, если позволите сказать, оглупления.
Либо Мы научимся замечать человека и не только в себе, но и в окружающих нас, и приучим себя к определённому пиетету, на уровне общедоступной, объяснённой на языке всех и каждого, этики поведения, к его потребностям, или - хотя бы даже - к его существованию, признанию факта что Он жив, что мы имеем делом с куском материи, что умеет - пусть так и хоть так - верещать и кровоточить (до эмпатии более высокого уровня придёться расти), то окажемся обречены неизбежно разбиться лбами друг о друга, и далее наносить друг другу раны, чинить всякое случайное, неожиданное и безумное зло, особенно по мере того, пока единственно существующие, предопределённые административно инстанции, ответственные прежде за медиацию социальной розни, напряжённости, а равно и за определение, распространения социальных благ, организацию коммуникации и взаимодействия между членами, группами общества, будут неизбежно угасать вместе с бюджетного своею частью, одновременно поглощаясь в собственную, уникальную форму безумия.
И, для чтобы хоть что-то изменить, наше отношение к человеку, как малозначимой, пренебрегаемой единице, должно измениться, ибо оно в ошибочное: лишённое сострадания, участия, всякой чуткости и внимания, элементов необходимых, хотя бы, для искреннего интереса, а значит и понимания каких-либо причинно-следственных связей имеющего место социального взаимодействия. Нет и не может быть никакого общества если между отдельными её представителями или группами (большей их частью) отсутствует сопереживающая эмпатия (что вовсе не обязана быть особо чувственной), пусть и всего лишь как подобие искреннего интереса, но предполагающая осведомлённость о наличии Другого, Иного лица вне себя, а равно в том или ином социальном пространстве. В полной мере, человек никогда не бывает один! Уровень социальной игры, даже мнимой и фальшивой, будет стоять куда выше беспардонной административной карамболи, когда мёртвые люди изображают театр теней на кладбище. Обратное, постоянное умолчание, либо игнорирование приводит к множеству необъяснённых, не урегулированных противоречий, переходящих в конфликт (что также не может быть разрешён участниками по-началу даже вульгарными, «подручными» методами, учитывая административно-санкционный, «откладывающий» характер управления социальными процессами), социальную рознь, блокирующих все попытки социальной коммуникации, а равно объяснения себя и изменению своего положения, какому-либо организованному действию. Одностороннее действие же, практически всегда, «наносит кому-то раны». И перед желанием наказать, ужесточить наказание, ужесточить что-либо должен появиться интерес, какое-то неравнодушие, хотя бы что-нибудь до момента этого озлобленного исступления взывающего к расправе, даже если она, её желание, обоснована. Нужно научить людей находить в поступках других, да и своих тоже говоря честно, второе дно: социальное. Хотя бы из чувства своей безопасности! Вы можете расстрелять виновного в убийстве, но среду его породившую вы расстрелять или мстительно наказать - не сможете. Появление таких людей обеспечивают силы гораздо большие, чем бы это было просто зловредное волеизъявление одного единственного лица, решившего отнять (тем более в безумии) жизнь.
Безобразное общество, безобразное своей дисфункциональностью и вечной непродуктивностью каких-либо отношений, обезображивает людей в нём проживающих, соприкасающихся с ним, создавая травмирующий, и весьма сильно, опыт (под травмой необходимо понимать возникновение качеств и свойств личности, снижающих её эмоциональный, психологический комфорт, а равно её дезадаптирующий, как в социальном плане, так и лишающий всякой её гибкости, лабильности, делающей личность нестабильной, неустойчивой, где подобная хрупкость переживается тем или иными формами тоталиризации личности, что приводит к её огрублению, редукции), продуцируя социальные и бытовые практики, которые оказывают деструктивное, угнетающее влияние на человека, от чего он совершенно не может сбежать в полной мере, если не учесть случай намеренной и тотальной десоциализации, однако и здесь он будет всегда нести в себе этот мучающий отпечаток. Российское общество ставит в сеть тупиков (практика социальной коммуникации в России столь вездесуще ужасна, что люди предпочитают не общаться и даже как-либо не взаимодействовать вовсе) миллионы своих жителей, из которых им не удаётся найти какой-либо исход, особенно рационально и эмоционально сбалансированный (главный механизм в таком обществе, хоть как-то но проталкивающий социальную машину вперёд, это известная всем «жертвенность», когда кто-то безответно устает другому, «отдаваясь ему восторгом жертвенного агнца»), и что будут приводить ко всё более жутким, жестоким проявлениям это отчаянья от одиночества, отрешённости и даже, в какой-то мере, обречённости, где злокозненная социальная среда будет всё более и более ассоциироваться с подобием фатума: непреодолимого, и, что куда хуже, мистического обстоятельства, ставящего в тупик любое рациональное объяснение себя, а также попытки внести какие-либо исправления в подобную событийность. Дисфункциональность Российского общества, как своеобразная нетто убыточность, в которому коммуникативное брутто колоссально перевешивает и разрушает содержательное нетто акта коммуникации, является катализатором взаимной жестокости отрешённых и социально дезадаптированных индивидуумов, лишённых, по мере тягостного переживания своего отчуждения, чувств сострадания и эмпатии, редукция коих, проходя круг, снова возвращает индивидуума в своё деструктивное состояние одиночества, после неудачной попытки апелляции к обществу с целью получить от такового помощь, либо ответ.
Общественная среда стала средой некоего имманентного и неотделимого социального зла (существующего уже, от части, и в отдельных индивидуумах), мерой которого, в той или иной коммуникации, определяется, ставшим недавно популярным, термином: «токсичности», - степень которого определяет вероятность успеха коммуникации в зависимости от того, насколько он этому окружающему его социально злу поддался, впустив его в «себя», и создавая из такового, для каждого своего слова, какую-то негативную коннотацию. И это социальное зло невозможно непосредственно наказать вовсе, либо такое «демонстративное наказание» ничего не воспретит, а будет приводить к ещё большей изоляции. Подобная взаимная слепота создаёт условия тотальной неинформированности о самых разных процессах в обществе и в его «тёмных зонах», кои выражаются в помянутой здесь и не только трагедиях, и приводят пока лишь к игнорированию, отказу анализировать причины таковых, и рассмотрению их как частных актов жестокости, насилия, возникающих словно бы спорадически, спонтанно вокруг от рук отдельных «сдавшихся», но также внезапно случающихся уже у Вас рядом и с Вами лично. Безобразное, равнодушное, а иногда и вовсе садистское отношение к человеку, со стороны инстуциональных структур, деформировало личности миллионы наших сограждан, и именно это, всё ещё существующее таковым, антигуманное «обращение» с ним, а равно и совокупность межличностных, групповых социальных отношений как следствие, эта производная от множества перверзий, девиаций социальная среда - равно их косвенно порождающая, и передающая оные от одного к другому и замыкающее с ними в себе - и являются конечными причинами переживаемого нами социального бедствия, на пике которого мы видим действия, либо слышим слова отдельных психопатов, либо психопатичных личностей, неспособных такое давление выдерживать, либо даже «сдерживать». И никакое ужесточение, учитывая изначальное, столь мощно довлеющее обстоятельство, не сможет ничего предупредить. Нужно подумать о мягкости и чуткости к человеку, которыми только и можно достать до сонм политически, социально, эмоционально депривированных социопатов, что, разумеется не означает снисходительности к преступникам, но предполагает поиск решение проблемы не только и не столько в борьбе с ними, но спасения людей от такого пути.
Человек, отрезавший голову ребёнку, и задыхающийся на известном видео от своего состояния психоза, очевидно, ни кем прежде не леченный, и, наиболее вероятно, никем даже не диагностированный шизофреник, который, в приступе, хладнокровно совершил убийство. Я не исключаю что там даже книги такой нет, на которую он ссылается, а если и есть, то она вовсе не про магию или вечную жизнь. И проблема здесь не в том, как многие настаивают, что, согласно букве закона, его будут принудительно лечить, а не показательно расстреляют (что было бы как раз неправильно) а в том, что никто даже не задумывается о необходимости, в первую очередь, предупреждения подобных ужасающих событий, что данная трагедия , первоочерёдно, сама не была предупреждена, и что её именно допустили как и, неизбежно, допустят многие, многие другие, что будут, в самое ближайшее время, всё более часто пугать нас с заголовков новостей. В том числе и потому, что это человеческое отчаянье, остервенение, массово, происходит сейчас! Для определенных, наиболее депрессивных регионов, подобный нарастающий, коллективный психоз - уже картина мира, а также суровый, каждодневный быт, частички которого, лишь иногда, доходят до сердобольных читателей Москвобурга, находя случайный, но малопродуктивный отклик в ихсердцах. Но сочувствием или требованием немедленной расправы ничего здесь не решить, также как невозможно запугать, застращать другой психоз, который заставит кого-нибудь возжелать себе и близким вечной жизни ценой жизни чужой.
Убийцу, наиболее вероятно, не лечили, за развитием его состояния - не наблюдали, и, как я убеждён, даже сам факт наличия серьёзного - имеющего опасные проявления, пусть и не у всех - заболевания: никем даже не был отмечен. Субъект, с которым говорят книги, не может не быть полностью незаметным, но всем он стал интересен и занятен только тогда, когда оказалось уже катастрофически поздно. И это и есть главная ошибка: никто в нашем обществе не обращает внимание, либо не придаёт этому особого значения, на человека до того, как он совершит какой-нибудь деструктивный, либо максимально глупый поступок, что заденет, наконец, кого-то персонально, перейдя черту чьего -то личного пространства, безотносительно к социальным обстоятельства произошедшего, из чего всем известен один Отечественный парадокс: приходите, когда прийти уже не сможете, либо это будет уже необязательно. С одной стороны, никто не сподобился обратить внимание на странное, вызывающее поведение этого человека прежде, которое должно было быть, сообщив об этом, а может даже оказав ему помощь; с другой, наверное и что важно даже более, в депрессивном и бедном регионе это и невозможно в принципе: такое социальное благо, как психологическая или психическая помощь, а равно и благополучное эмоциональное, даже физиологическое состояние человека вообще, в качестве необходимого, обязательного и неотделимого у нас просто не рассматривается. Хотя какое рассматривается, хочется спросить? И в чём от этого кропотливого изучения разных индивидуумов польза?
А она очевидна, особенно в своём минимуме: самые разные люди живут рядом, и это сожительство порождает свои риски за которыми необходимо следить, мягко их предупреждая, ибо человек может быть опасен, либо просто импульсивен. Общество, которое не ставит себе задачу обоюдного контроля, либо банального внимания к общественному пространству, его организации, состоянию, упорядочиванию социального взаимодействия, а представляет собой лишь совокупность социально и политически неразвитых индивидуумов, к тому же отрешённых, а иногда вовсе социопатически настроенных, не помышляющих о пространстве вне личного, либо делающих это в вульгарном стиле:«Наказать-застращать, чтобы остальным неповадно», - просто обречено на постоянные и непредсказуемые столкновения с такого рода событиями, а также с бесчисленным множеством других неурядиц. Так как люди (не обладая должным опытом из-за, в сущности, своей социальной депривации) не понимают, что человек не работает только за счёт побуждающих стимулов: вы не можете просто понудить его совершить то, исполняя к тому же всё в точности, что Вам бы хотелось, особенно простейшими суггестивными методами, особенно если мы говорим о воспрещении какого-то персонального мотива. Человек - нерациональное существо, либо недостаточно рациональное, чтобы оставлять надежду, что с ним удасться совладать только рационально-элементарными инструментами административной власти и её силой принуждения. Ну никого вы не испугаете, во всяком случае до крайности, когда всякий преступник, делинквент или психопат окажется парализованным от страха и будет бездействовать! Человек так не работает. Более того, он никогда не работает в точности так, как это нужно Вам или даже Ему. Влияние на его поведение и поступки гораздо более сложная вещь, и оно невозможно, как и овладение инструментарием для любого с ним взаимодействия, а не только контроля, без искреннего участия, интереса к нему. Любое рассуждение о людях, что минует хотя бы толику вкрадчивой эмпатии, соучастия в состоянии индивидуума, обречено либо на провал, либо на свою тотальную неэффективность. Но мы просто отказываемся, иногда даже целенаправленно, это сделать на коллективном уровне, словно бы все формы эмпатии стали вне закона и формой мыслепреступления. Мы, очень часто, ненавидим людей и копим, селекционируем в себе эту мысль, либо относимся к их судьбе совершенно халатно, бесконечно равнодушно. И эта равнодушие, безучастность стала практикой целого общества, в результате чего под вопросом стоит, откровенно говоря, психическое здоровье нации, а равно его практически полная дисфункциональность.
Для Советского общества, тоталитарного и исключительно инстуционального, крах социального государства это - вселенская катастрофа, по масштабу подобная глобальному вымиранию видов для все совокупности бисоферы, и мы неизбежно будем вынуждены всё это, в качеств последствий разрушения социальных связей, наблюдать (проявлением чего, от части, и есть случившаяся трагедия), но если общественное мнение так и не сдвинется с точки зрения, что: «Кто-то, зачем-то недоглядел, какой-то единственно ответственный, либо единственно ответственные утратили контроль, а посему начните стращать, чтобы внести хоть какой-то, пусть и внушённый - чуждый и индуцированный извне - порядок, в этот необозримый и малопонятный социальный хаос неуправляемых, асоциальных тел, иначе броуновское движение всё сметёт», - то, как по мне, можем это увидев и не пережить, если и далее отношения между и без того атомизированными индивидуумами начнёт принимать злокозненные формы под влиянием стремительно дегенерирующей социальной среды, или, если говорить точнее, исчезающей социальной среды, что множит кратно и без того растущее, по материальным причинам, бедствие. Социальная неопытность (помноженная на критическую необходимость), несогласованность, изоляция, накладываемая на припопоны и барьеры стратового рельефа нашего общества, будет приводить граждан лишь ко всё более и более экстремальным формам поведения, а иногда и вовсе девиантным, даже психопатическим, что будут заключаться не только в отдельных случаях насилия, но и в целом его радикализации: общего огрубления, ожесточения и даже, если позволите сказать, оглупления.
Либо Мы научимся замечать человека и не только в себе, но и в окружающих нас, и приучим себя к определённому пиетету, на уровне общедоступной, объяснённой на языке всех и каждого, этики поведения, к его потребностям, или - хотя бы даже - к его существованию, признанию факта что Он жив, что мы имеем делом с куском материи, что умеет - пусть так и хоть так - верещать и кровоточить (до эмпатии более высокого уровня придёться расти), то окажемся обречены неизбежно разбиться лбами друг о друга, и далее наносить друг другу раны, чинить всякое случайное, неожиданное и безумное зло, особенно по мере того, пока единственно существующие, предопределённые административно инстанции, ответственные прежде за медиацию социальной розни, напряжённости, а равно и за определение, распространения социальных благ, организацию коммуникации и взаимодействия между членами, группами общества, будут неизбежно угасать вместе с бюджетного своею частью, одновременно поглощаясь в собственную, уникальную форму безумия.
И, для чтобы хоть что-то изменить, наше отношение к человеку, как малозначимой, пренебрегаемой единице, должно измениться, ибо оно в ошибочное: лишённое сострадания, участия, всякой чуткости и внимания, элементов необходимых, хотя бы, для искреннего интереса, а значит и понимания каких-либо причинно-следственных связей имеющего место социального взаимодействия. Нет и не может быть никакого общества если между отдельными её представителями или группами (большей их частью) отсутствует сопереживающая эмпатия (что вовсе не обязана быть особо чувственной), пусть и всего лишь как подобие искреннего интереса, но предполагающая осведомлённость о наличии Другого, Иного лица вне себя, а равно в том или ином социальном пространстве. В полной мере, человек никогда не бывает один! Уровень социальной игры, даже мнимой и фальшивой, будет стоять куда выше беспардонной административной карамболи, когда мёртвые люди изображают театр теней на кладбище. Обратное, постоянное умолчание, либо игнорирование приводит к множеству необъяснённых, не урегулированных противоречий, переходящих в конфликт (что также не может быть разрешён участниками по-началу даже вульгарными, «подручными» методами, учитывая административно-санкционный, «откладывающий» характер управления социальными процессами), социальную рознь, блокирующих все попытки социальной коммуникации, а равно объяснения себя и изменению своего положения, какому-либо организованному действию. Одностороннее действие же, практически всегда, «наносит кому-то раны». И перед желанием наказать, ужесточить наказание, ужесточить что-либо должен появиться интерес, какое-то неравнодушие, хотя бы что-нибудь до момента этого озлобленного исступления взывающего к расправе, даже если она, её желание, обоснована. Нужно научить людей находить в поступках других, да и своих тоже говоря честно, второе дно: социальное. Хотя бы из чувства своей безопасности! Вы можете расстрелять виновного в убийстве, но среду его породившую вы расстрелять или мстительно наказать - не сможете. Появление таких людей обеспечивают силы гораздо большие, чем бы это было просто зловредное волеизъявление одного единственного лица, решившего отнять (тем более в безумии) жизнь.
Безобразное общество, безобразное своей дисфункциональностью и вечной непродуктивностью каких-либо отношений, обезображивает людей в нём проживающих, соприкасающихся с ним, создавая травмирующий, и весьма сильно, опыт (под травмой необходимо понимать возникновение качеств и свойств личности, снижающих её эмоциональный, психологический комфорт, а равно её дезадаптирующий, как в социальном плане, так и лишающий всякой её гибкости, лабильности, делающей личность нестабильной, неустойчивой, где подобная хрупкость переживается тем или иными формами тоталиризации личности, что приводит к её огрублению, редукции), продуцируя социальные и бытовые практики, которые оказывают деструктивное, угнетающее влияние на человека, от чего он совершенно не может сбежать в полной мере, если не учесть случай намеренной и тотальной десоциализации, однако и здесь он будет всегда нести в себе этот мучающий отпечаток. Российское общество ставит в сеть тупиков (практика социальной коммуникации в России столь вездесуще ужасна, что люди предпочитают не общаться и даже как-либо не взаимодействовать вовсе) миллионы своих жителей, из которых им не удаётся найти какой-либо исход, особенно рационально и эмоционально сбалансированный (главный механизм в таком обществе, хоть как-то но проталкивающий социальную машину вперёд, это известная всем «жертвенность», когда кто-то безответно устает другому, «отдаваясь ему восторгом жертвенного агнца»), и что будут приводить ко всё более жутким, жестоким проявлениям это отчаянья от одиночества, отрешённости и даже, в какой-то мере, обречённости, где злокозненная социальная среда будет всё более и более ассоциироваться с подобием фатума: непреодолимого, и, что куда хуже, мистического обстоятельства, ставящего в тупик любое рациональное объяснение себя, а также попытки внести какие-либо исправления в подобную событийность. Дисфункциональность Российского общества, как своеобразная нетто убыточность, в которому коммуникативное брутто колоссально перевешивает и разрушает содержательное нетто акта коммуникации, является катализатором взаимной жестокости отрешённых и социально дезадаптированных индивидуумов, лишённых, по мере тягостного переживания своего отчуждения, чувств сострадания и эмпатии, редукция коих, проходя круг, снова возвращает индивидуума в своё деструктивное состояние одиночества, после неудачной попытки апелляции к обществу с целью получить от такового помощь, либо ответ.
Общественная среда стала средой некоего имманентного и неотделимого социального зла (существующего уже, от части, и в отдельных индивидуумах), мерой которого, в той или иной коммуникации, определяется, ставшим недавно популярным, термином: «токсичности», - степень которого определяет вероятность успеха коммуникации в зависимости от того, насколько он этому окружающему его социально злу поддался, впустив его в «себя», и создавая из такового, для каждого своего слова, какую-то негативную коннотацию. И это социальное зло невозможно непосредственно наказать вовсе, либо такое «демонстративное наказание» ничего не воспретит, а будет приводить к ещё большей изоляции. Подобная взаимная слепота создаёт условия тотальной неинформированности о самых разных процессах в обществе и в его «тёмных зонах», кои выражаются в помянутой здесь и не только трагедиях, и приводят пока лишь к игнорированию, отказу анализировать причины таковых, и рассмотрению их как частных актов жестокости, насилия, возникающих словно бы спорадически, спонтанно вокруг от рук отдельных «сдавшихся», но также внезапно случающихся уже у Вас рядом и с Вами лично. Безобразное, равнодушное, а иногда и вовсе садистское отношение к человеку, со стороны инстуциональных структур, деформировало личности миллионы наших сограждан, и именно это, всё ещё существующее таковым, антигуманное «обращение» с ним, а равно и совокупность межличностных, групповых социальных отношений как следствие, эта производная от множества перверзий, девиаций социальная среда - равно их косвенно порождающая, и передающая оные от одного к другому и замыкающее с ними в себе - и являются конечными причинами переживаемого нами социального бедствия, на пике которого мы видим действия, либо слышим слова отдельных психопатов, либо психопатичных личностей, неспособных такое давление выдерживать, либо даже «сдерживать». И никакое ужесточение, учитывая изначальное, столь мощно довлеющее обстоятельство, не сможет ничего предупредить. Нужно подумать о мягкости и чуткости к человеку, которыми только и можно достать до сонм политически, социально, эмоционально депривированных социопатов, что, разумеется не означает снисходительности к преступникам, но предполагает поиск решение проблемы не только и не столько в борьбе с ними, но спасения людей от такого пути.