О современном активизме
Толчком к написанию этого текста стал пост Баира Иринчеева «Слова потеряли смысл», в котором автор чрезвычайно точно высказался о современном активизме. Приведу этот отрывок:
Активист сейчас - это молодой человек, который распечатал лозунг на листике формата А4, вышел с ним на улицу, сфотографировался и выложил фоточку в инстаграм. Всё, ты политический активист и борец с кровавым режимом!
С этим сложно не согласиться, люди выдумывают себя, совершая бесполезные, ни на что не влияющие действия, но при этом мнят себя борцами, этакими перевернутыми Данко, которые презрительно глядят на народ, который не понимает их «борьбы». Будь то уже упомянутый выше листочек, сбор подписей на каком-нибудь чэйнжорге или выход на митинг в поддержку г-на Навального.
Несколько лет назад я, прошу прощения за громкое слово, вывел собственное определение активизма, который должен ставить своей целью совершение такого поступка, о котором было бы не стыдно вспомнить перед встречей с вечностью. Определение предельно идеалистическое, но другого у меня пока что нет.
Николай Островский писал куда категоричнее - «Жизнь дается всего один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое прошлое».
Псевдоактивист может сколь угодно долго прятаться за волшебной ширмой - «Я то хоть что-то делаю!», однако встреча с реальностью, которая продемонстрирует никчемность его трудов, неизбежна.
И, казалось бы, всё просто, на этом бы и закрыть вопрос с т.н. «активизмом», да пойти дальше заниматься своими серьезными делами. Но, как сказала одна всем известная дочь офицера - всё не так однозначно.
В рассказе Чехова «Дом с мезонином», был интереснейший диалог между художником и Лидией:
- На прошлой неделе умерла от родов Анна, а если бы поблизости был медицинский пункт, то она осталась бы жива. И господа пейзажисты, мне кажется, должны бы иметь какие-нибудь убеждения на этот счет.
- Я имею на этот счет очень определенное убеждение, уверяю вас, - ответил я, а она закрылась от меня газетой, как бы не желая слушать. - По-моему, медицинские пункты, школы, библиотечки, аптечки, при существующих условиях, служат только порабощению. Народ опутан цепью великой, и вы не рубите этой цепи, а лишь прибавляете новые звенья - вот вам мое убеждение.
Она подняла на меня глаза и насмешливо улыбнулась, а я продолжал, стараясь уловить свою главную мысль:
- Не то важно, что Анна умерла от родов, а то, что все эти Анны, Мавры, Пелагеи с раннего утра до потемок гнут спины, болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сотни лет, и миллиарды людей живут хуже животных - только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх. Весь ужас их положения в том, что им некогда о душе подумать, некогда вспомнить о своем образе и подобии; голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им все пути к духовной деятельности, именно к тому самому, что отличает человека от животного и составляет единственное, ради чего стоит жить. Вы приходите к ним на помощь с больницами и школами, но этим не освобождаете их от пут, а, напротив, еще больше порабощаете, так как, внося в их жизнь новые предрассудки, вы увеличиваете число их потребностей, не говоря уже о том, что за мушки и за книжки они должны платить земству и, значит, сильнее гнуть спину.
- Я спорить с вами не стану, - сказала Лида, опуская газету. - Я уже это слышала. Скажу вам только одно: нельзя сидеть сложа руки. Правда, мы не спасаем человечества и, быть может, во многом ошибаемся, но мы делаем то, что можем, и мы - правы. Самая высокая и святая задача культурного человека - это служить ближним, и мы пытаемся служить, как умеем. Вам не нравится, но ведь на всех не угодишь.
Если рассматривать данный текст в отрыве от исторического контекста и нашего, как жителей XXI века, послезнания, то правда несомненно на стороне Лидии. В отличие от занятого пустыми рассуждениями художника, она действует. В меру своих сил и соразмерно представлениям о должном, но все же пытается бороться с несправедливостью которую видит вокруг себя.
Однако, если погрузиться в предшествующую трем революциям эпоху, со знанием будущих событий, то прав становится уже Художник. Лидия - настоящий гражданский активист, но разорвет порочный круг не она, системе требовались революции, а не реформы.
С момента первого прочтения, регулярно возвращаюсь к этому чрезвычайно актуальному и злободневному диалогу. За десятилетие, что я как-то связан с общественно-политической полянкой России и СНГ, регулярно встречал людей, как из условного «лагеря художника», так и из «лагеря Лидии». Одни не делают ничего, ссылаясь на бессмысленность хоть каких-то действий, не дотягивающих по масштабам до мировой революции. Однако, как показывает практика, даже в случае возникновения хотя бы намека на подходящее дело, не двинутся с места и найдут этому миллион оправданий. Другие находятся в движухе разной степени полезности, от обозначенных выше «листиков формата А4» до вполне себе реального спасения людей.
Уверен, что изменить ситуацию коренным образом суждено ни тем и ни другим. Придут новые люди, с новыми методами. Однако сейчас их нет, а несправедливость есть. И я был бы счастлив, если бы в обществе велся широкий диалог между различными общественно-политическими силами по тактике и стратегии, методах и этичности этих методов по борьбе с нею. Но вокруг лишь вакуум и тишина.
Стране жизненно необходимы люди, о которых говорил Художник, но в их отсутствие хоть как-то противостоять несправедливости, или хотя бы говорить о ней, объясняя причины и следствия должны условные Лидии, и если сегодня не будет их, то завтра не будет уже никого.
Такой вот парадокс.