мертвая женщина
Razors pain you, rivers are damp, acid stains you,
drugs cause cramps, gun aren't lawful, nooses give,
gas smells awful, you might as well live.
Lisa Row, “Girl Interrupted”
Я возвращаюсь, хотя это даже не мой дом, а какое-то временное обиталище со скверной хозяйкой и поистине невыносимой дорогой до: на автобусе через поле и пешком через лес, и еще до этого как-то. Возвращаюсь в дурном настроении, и от мысли, что где-то там эта женщина, хозяйка дома, лучше оно не становится.
Выходя из туалета, замечаю, что одну их труб под потолком прорвало. Чтобы понять, какую именно, нужно задрать голову и какое-то время всматриваться в сгусток темноты вверху - потолки очень высокие. Постепенно капельки выстраиваются в гладкую отвесную стену. Стена воды между мной и унитазом. Я смотрю на него сквозь эту стену и думаю: «что за черт».
Кровать размером с комнату и в ней спят, мне кажется, все обитатели дома, включая хозяйку. Меньше всего сейчас я хочу увидеть ее. Меня зовет Гулька с другой стороны от передвижной фанерной перегородки, отделяющей кровать-комнату от остальной части гостиной. Я осторожно заглядываю за край перегородки, и Гулька тут же выскакивает наружу, в гостиную. Хозяйки, слава Богу, нет, видимо, она занята чем-то в одной из бесчисленных комнат, в коридорных лабиринтах или еще каком-то из углов дома. Не важно. Гулька что-то ласково щебечет и стряхивает с меня комья начавшего таять снега. Я так и не сняла верхней одежды: на мне все еще бесформенное пальто, завязанный сзади платок и валенки. «Знаешь, - говорю я - такие странные вещи весь день происходят…». Она стряхивает с меня снег и смеется.
Мы у зеркала в другом конце гостиной.
Правый глаз закатился. У него не мой разрез и он совершенно белый. Я пытаюсь не паниковать и не напугать Гульку. «Все в порядке», - говорит она, видимо почувствовав мой испуг. Я откидываю челку и вижу, что второй такой же. И я немного ошиблась с первоначальным диагнозом: глаза не закатились, они просто белые. И радужные оболочки, и зрачки, и ресницы, и брови.
- Пошли на поминки, - говорит она.
- На чьи поминки?
В этот самый момент я понимаю, что.
Абсолютно мертва.
Я пишу ей и спрашиваю, как дела. Ты мне сегодня снилась. Она пишет, что тоже спала, спрашивает, как всегда, о деталях. Я как-то коротко и невразумительно отвечаю, и она пишет, что ей сегодня приснился конец света. Видимо, магнитные бури, пишу я.
Конец света. Отлично.
На другом конце города или телефонной линии, через сотню километров оптоволокна и несколько серверов, кто-то близкий, лгущий в письменном виде в ответ на вопрос «как дела?», может быть болен, испуган до смерти или просто чем-то расстроен.
Страшно от мысли, что в этот момент я верстаю какой-нибудь текст, ем мандарин или смотрю мультфильм.
Никто ничего ни о ком не знает.
Хочет он этого или нет.