193
Увиделась вчера впервые за полгода с Фурканчиком, пробегая мимо лавочки, в которую я его сама же и устроила.
Фурканчик потребовал дождаться его, пока он лавочку-то закроет, и сходить поесть с ним хумуса в израильский ларек. Где-то час (я серьезно) он возился с коробками, пакетами, свечами, собственными усами (он отрастил за полгода пышные и щетинистые, как собака, гусарские усы и теперь вынужден умасливать их у зеркала какими-то янтарными блестками), сменой белой манишки на майку-женобитку (алкоголичку на вашем и нашем странном русском), беготней туда-сюда, а также странными причитаниями, в которых я поначалу на автомате слышала привычное "все мудилы, жизнь ужасна, меня мучают и издеваются, ой-вей", но потом прислушалась и в панике сползла с круглого чугунного стула с мега-удобной деревянной сидушкой - вот же, у меня такого не было! В моем замке были винтажные кресла и ломаная шаткая конструкция с барахолки, ущемляющая мне позвонок! - Фуркан радостно кудахтал на гигантском новом бэкстейдже, полном зеркал, умывальников-начальников, а также уютных кухонных и ванных покоев с балдахинами (просторно нынче в новом, богатом Сохо, в отличие от нищенской Нолиты), укладывая в огромный картонный пакет из магазина "Торговец Джо" какую-то ебаную гору свечей всех размеров, причем не только нашего (ой, я сказала нашего, ха-ха) бренда, но и дочернего, "Братья Фреры".
- Что происходит, Фуркан? - спросила я, заныривая на бэкстейдж.
- Они такие щедрые! - кудахтал Фуркан, проверяя пакет на прочность, не оторвутся ли ручки; мускулы на его оголенной до ключицы руке натянулись и взбугрились, как кролики внутри удава, - Такие щедрые, такие хорошие, лучше люди на земле, самые замечательные люди, добрые, щедрые, открытые, не то, что некоторые.
- Кто щедрые? - не поняла я.
- Бренд! Французы! - брезгливо посмотрев на меня (и, видимо, отметив цвет моего лица и еще какие-либо нюансы), объяснил Фурканчик. - Видишь это стол со свечами? Видишь на нем десятки, сотни свечей? Это все подарки, это все мне, это все бесплатно, это все я могу забирать себе, о боже, это все мое! Вот свеча "Мария", бергамот с олеандрами - небесная амброзия, а не свеча! Вот духи "Офелия" - болотные травы, морошка, махорка, мокрота ангелов и мироточение! Лучшие духи во Вселенной! Мини-свеча "Грейпфрут" - господи, да это лучший грейпфрут во всем штате Нью-Йорк, а может даже в три-стейт-эрия, ведь за грейпфрутом к нам мчат и из Коннектикута! А эти палочковые свечи из минеральных восков до чего же хороши!
В какой-то момент пакет с шумом порвался, у него отвалились ручки. Фуркан сгреб его в охапку и потащил так, неся его перед собой, как орден.
- Добрый, хороший бренд, - повторил он. - Люди невероятной щедрости. Счастлив с ними работать. Работа мечты.
А ведь еще пару лет назад, помню, эти свечи давали ему головную боль, дискомфорт, приступы астмы, нудоту, блювоту и провалы в памяти, особенно токсичные парафиновые палочковые Мадлен из лживого минерала, и для каждой свечи он находил какую-нибудь мерзотную метафору.
- Что с тобой такое, Фуркан? - спросила я. - Мне тревожно. Ты не говняешь бренд. Я не привыкла к такому. Расскажи что-нибудь привычное, чтобы там было говно и ад. Как твоя новая квартира?
- Великолепная квартира в отличном районе! Шикарные дома из красного кирпича! Чудесный воздух, рядом парк!
- А соседи? - заволновалась я. - Помнишь, ты писал про соседей? Что они катают по потолку чугунные шары и каждую ночь двигают мебель? Ты каждый день мне это писал, я помню. Они перестали двигать мебель? Они все сдвинули и успокоились? Они поломали шары?
- А я не знаю! - ответил Фуркан. - Потому что когда я понял, что вот-вот покончу с собой, я стал есть каждый вечер перед сном марихуановых мармеладных мишек! И сплю счастливым, прекрасным сном!
- Боже, микродозы! - обрадовалась я. - А какой там процент THC?
- 24 миллиграмма! Иногда я ем две мармеладки.
24 сраных милиграмма! Однажды я съела мармеладку о 12 миллиграммах в Палм-Спрингс и думала, что я сдохну. О том, чтобы заснуть, и речи не шло. Я лежала в кровати, таращилась на все, что вываливается на меня из зеркала длиной в шкаф и протяженность стены, и тихо просила боженьку, чтобы меня поскорей отпустило; в пять утра меня отпустило, я поплакала и заснула и с тех пор никогда и ни за что.
- То есть, ты, как бы, все время high as fuck? - учтиво поинтересовалась я. - Макродозинг, то есть!
- Сегодня я еще не ел свою мармеладку, - терпеливо объяснил Фуркан. - Я ем их только раз в день ровно в полночь.
Ну, Фуркан, полночь - это в каком-то смысле уже всегда сегодня.
Тем не менее, Фуркан нашел этим чудным летним вечером что обгавнять - когда мы ели хумус в израильском ларьке и я рассказывала ему содержание одного чудесного сериала, который я перестала смотреть, потому что они уволили актрису (персонаж мне бесконечно интересен, но актриса - противная тетка), он решил обгавнять мой акцент.
Беда в том, что когда я устаю, у меня деревенеет язык во рту и я вдруг начинаю говорить с таким чудовищным акцентом, что я сама себя не понимаю и ужасаюсь тому, что исходит у меня изо рта. Это даже что-то инсультное, церебральное, невозможное - я слышу свою внутреннюю речь иначе, но говорю как мета-бабка с Брайтона, и ничего не могу с этим поделать, мне сводит челюсть, выговаривание каждого слова трагедия, все гласные перестают меня слушаться, иногда я забываю слова вообще и забываю, как выстраивать предложения. Выбраться из этого можно только двумя способами - или попытаться включить школьный британский русский акцент, или попробовать говорить с южным акцентом, но не специально, а как бы усилить некоторые интонации - и ура, получается южный акцент (я намеренно вою и растягиваю гласные, поэтому Брайтон немножко уходит прочь, испугавшись жарких техасских vibes).
- Что-что? Повтори, что ты сказала? Какое интересное тут у тебя ударение! Я вначале подумал, что ты говоришь про ХАМАС, типа о работе, а ты имеешь в виду хумус!
- Подожди, я ничего не понял. Это какое слово? Ты можешь его сказать по буквам? Ха-ха, а я подумал, ты говоришь "ЧЕРВЯК", ха-ха-ха, worm! На улице червяк! И правда всюду на улице червяк!
- Повтори, пожалуйста, как ты говоришь слово LOVE с этим своим русским акцентом, это так смешно - ЛАВ, ЛААААВ, ты точно так же говоришь СЛАВА, ха-ха-ха, вот ты сказала сейчас СЛАВА ГЕРОЯМ, и потом говоришь ЛЮБОВЬ, а звучит как СЛАВА ГЕРОЯМ, ха-ха-ха, это ужасно смешно!
- Расплатись ты, - потом приказал он, - Я на мели. Я пришлю тебе денег, клянусь. Но сейчас лучше ты плати.
Ну, раз в полгода это нормально, нормально. Фуркан сам немного микродоза, то есть макродоза, которую надо принимать, чтобы отвлечься от всего, что не дает возможности отвлечься. Мстительно перевожу его на язык, который мне еще более-менее дается, нажимаю "отправить", двадцать четыре миллиграмма, чистейшая взвесь.
(Это был, конечно, пост для "Свечей Апокалипсиса", но я даже туда его постить боюсь, потому что потому).
Фурканчик потребовал дождаться его, пока он лавочку-то закроет, и сходить поесть с ним хумуса в израильский ларек. Где-то час (я серьезно) он возился с коробками, пакетами, свечами, собственными усами (он отрастил за полгода пышные и щетинистые, как собака, гусарские усы и теперь вынужден умасливать их у зеркала какими-то янтарными блестками), сменой белой манишки на майку-женобитку (алкоголичку на вашем и нашем странном русском), беготней туда-сюда, а также странными причитаниями, в которых я поначалу на автомате слышала привычное "все мудилы, жизнь ужасна, меня мучают и издеваются, ой-вей", но потом прислушалась и в панике сползла с круглого чугунного стула с мега-удобной деревянной сидушкой - вот же, у меня такого не было! В моем замке были винтажные кресла и ломаная шаткая конструкция с барахолки, ущемляющая мне позвонок! - Фуркан радостно кудахтал на гигантском новом бэкстейдже, полном зеркал, умывальников-начальников, а также уютных кухонных и ванных покоев с балдахинами (просторно нынче в новом, богатом Сохо, в отличие от нищенской Нолиты), укладывая в огромный картонный пакет из магазина "Торговец Джо" какую-то ебаную гору свечей всех размеров, причем не только нашего (ой, я сказала нашего, ха-ха) бренда, но и дочернего, "Братья Фреры".
- Что происходит, Фуркан? - спросила я, заныривая на бэкстейдж.
- Они такие щедрые! - кудахтал Фуркан, проверяя пакет на прочность, не оторвутся ли ручки; мускулы на его оголенной до ключицы руке натянулись и взбугрились, как кролики внутри удава, - Такие щедрые, такие хорошие, лучше люди на земле, самые замечательные люди, добрые, щедрые, открытые, не то, что некоторые.
- Кто щедрые? - не поняла я.
- Бренд! Французы! - брезгливо посмотрев на меня (и, видимо, отметив цвет моего лица и еще какие-либо нюансы), объяснил Фурканчик. - Видишь это стол со свечами? Видишь на нем десятки, сотни свечей? Это все подарки, это все мне, это все бесплатно, это все я могу забирать себе, о боже, это все мое! Вот свеча "Мария", бергамот с олеандрами - небесная амброзия, а не свеча! Вот духи "Офелия" - болотные травы, морошка, махорка, мокрота ангелов и мироточение! Лучшие духи во Вселенной! Мини-свеча "Грейпфрут" - господи, да это лучший грейпфрут во всем штате Нью-Йорк, а может даже в три-стейт-эрия, ведь за грейпфрутом к нам мчат и из Коннектикута! А эти палочковые свечи из минеральных восков до чего же хороши!
В какой-то момент пакет с шумом порвался, у него отвалились ручки. Фуркан сгреб его в охапку и потащил так, неся его перед собой, как орден.
- Добрый, хороший бренд, - повторил он. - Люди невероятной щедрости. Счастлив с ними работать. Работа мечты.
А ведь еще пару лет назад, помню, эти свечи давали ему головную боль, дискомфорт, приступы астмы, нудоту, блювоту и провалы в памяти, особенно токсичные парафиновые палочковые Мадлен из лживого минерала, и для каждой свечи он находил какую-нибудь мерзотную метафору.
- Что с тобой такое, Фуркан? - спросила я. - Мне тревожно. Ты не говняешь бренд. Я не привыкла к такому. Расскажи что-нибудь привычное, чтобы там было говно и ад. Как твоя новая квартира?
- Великолепная квартира в отличном районе! Шикарные дома из красного кирпича! Чудесный воздух, рядом парк!
- А соседи? - заволновалась я. - Помнишь, ты писал про соседей? Что они катают по потолку чугунные шары и каждую ночь двигают мебель? Ты каждый день мне это писал, я помню. Они перестали двигать мебель? Они все сдвинули и успокоились? Они поломали шары?
- А я не знаю! - ответил Фуркан. - Потому что когда я понял, что вот-вот покончу с собой, я стал есть каждый вечер перед сном марихуановых мармеладных мишек! И сплю счастливым, прекрасным сном!
- Боже, микродозы! - обрадовалась я. - А какой там процент THC?
- 24 миллиграмма! Иногда я ем две мармеладки.
24 сраных милиграмма! Однажды я съела мармеладку о 12 миллиграммах в Палм-Спрингс и думала, что я сдохну. О том, чтобы заснуть, и речи не шло. Я лежала в кровати, таращилась на все, что вываливается на меня из зеркала длиной в шкаф и протяженность стены, и тихо просила боженьку, чтобы меня поскорей отпустило; в пять утра меня отпустило, я поплакала и заснула и с тех пор никогда и ни за что.
- То есть, ты, как бы, все время high as fuck? - учтиво поинтересовалась я. - Макродозинг, то есть!
- Сегодня я еще не ел свою мармеладку, - терпеливо объяснил Фуркан. - Я ем их только раз в день ровно в полночь.
Ну, Фуркан, полночь - это в каком-то смысле уже всегда сегодня.
Тем не менее, Фуркан нашел этим чудным летним вечером что обгавнять - когда мы ели хумус в израильском ларьке и я рассказывала ему содержание одного чудесного сериала, который я перестала смотреть, потому что они уволили актрису (персонаж мне бесконечно интересен, но актриса - противная тетка), он решил обгавнять мой акцент.
Беда в том, что когда я устаю, у меня деревенеет язык во рту и я вдруг начинаю говорить с таким чудовищным акцентом, что я сама себя не понимаю и ужасаюсь тому, что исходит у меня изо рта. Это даже что-то инсультное, церебральное, невозможное - я слышу свою внутреннюю речь иначе, но говорю как мета-бабка с Брайтона, и ничего не могу с этим поделать, мне сводит челюсть, выговаривание каждого слова трагедия, все гласные перестают меня слушаться, иногда я забываю слова вообще и забываю, как выстраивать предложения. Выбраться из этого можно только двумя способами - или попытаться включить школьный британский русский акцент, или попробовать говорить с южным акцентом, но не специально, а как бы усилить некоторые интонации - и ура, получается южный акцент (я намеренно вою и растягиваю гласные, поэтому Брайтон немножко уходит прочь, испугавшись жарких техасских vibes).
- Что-что? Повтори, что ты сказала? Какое интересное тут у тебя ударение! Я вначале подумал, что ты говоришь про ХАМАС, типа о работе, а ты имеешь в виду хумус!
- Подожди, я ничего не понял. Это какое слово? Ты можешь его сказать по буквам? Ха-ха, а я подумал, ты говоришь "ЧЕРВЯК", ха-ха-ха, worm! На улице червяк! И правда всюду на улице червяк!
- Повтори, пожалуйста, как ты говоришь слово LOVE с этим своим русским акцентом, это так смешно - ЛАВ, ЛААААВ, ты точно так же говоришь СЛАВА, ха-ха-ха, вот ты сказала сейчас СЛАВА ГЕРОЯМ, и потом говоришь ЛЮБОВЬ, а звучит как СЛАВА ГЕРОЯМ, ха-ха-ха, это ужасно смешно!
- Расплатись ты, - потом приказал он, - Я на мели. Я пришлю тебе денег, клянусь. Но сейчас лучше ты плати.
Ну, раз в полгода это нормально, нормально. Фуркан сам немного микродоза, то есть макродоза, которую надо принимать, чтобы отвлечься от всего, что не дает возможности отвлечься. Мстительно перевожу его на язык, который мне еще более-менее дается, нажимаю "отправить", двадцать четыре миллиграмма, чистейшая взвесь.
(Это был, конечно, пост для "Свечей Апокалипсиса", но я даже туда его постить боюсь, потому что потому).