купи собаку
Три дня подряд хожу по выставкам и встречаюсь с друзьями-художниками; ощущение каких-то невероятно долгих новогодних каникул - восторг, зимняя сказка, отмена школы и освобождение от физры, распитие крошечной бутылочки рижского бальзама среди сияющих огоньками заснеженных деревьев чайнатауна и чайнапарка - то ли средствие огромных доз витамина дэ, выписанного мне львовским доктором, сообщившей первым делом: "умереть вы еще успеете, на этот счет не волнуйтесь" и обнаружившей полный порядок во всех кровных моих тайнах, кроме заняпада витамина дэ; то ли давно ожидаемый мной эффект от прощания со сценариями для телевидения россиюшки (я все думала: ну, когда начнется эффект? когда я почувствую, сколько времени у меня освободилось, когда я перестала писать три сценария в неделю? и вот он! вот он, родимый! я по вечерам читаю журнал Нью-Йоркер со статьями Алекса Росса про реликтовые щетинистые сосны! я смотрю кинофильмы! не за горами тот день, когда я осмелюсь Попробовать Сериал! да-да, я еще попрошу Друзей Посоветовать мне Сериал, хаха). Провела полдня на выставке-продаже Outsider Art Fair - понятно, что Дарджер и Вельфли сейчас как бы общее место, но теперь у меня новые любимые художники Tomasso Buldini и Terry Turrell, ссылку на которого дать сложно, потому что это я его как-то пропустила и прозевала, а представлен он сразу несколькими галереями - ну, вот тут неплохая подборочка. Ходила на концерт однокурсницы Катрины Дель Мар - это, конечно, шок: оказывается, если четырем веселым лесбухам из канонического Ист-Вилладжа 90-х раздать инструменты, они сразу же начнут играть замечательную и совершенно не стыдную музыку, даже особо не стараясь. Я всегда подозревала, что это - культурная, кровная, врожденная штука (поэтому мне, вероятно, всегда было так стыдно слушать белорусских музыкантов, которые старались играть панк-рок - год, два, три, десять - и все равно стыдно, и все равно недосягаема эта звонкая боевая легкость веселых лесбух из ист-вилладжа!), а теперь вижу, что место, где ты родился и взрослел, определяет вообще все, даже если тебе кажется, что это не так. Или даже если это на самом деле не так - оно не так, и при этом определяет (сложно объяснить, но это так и есть).
Также ходила на концерт еще одной однокурсницы Рагнхилды, которую некоторые могут помнить по скандинавскому эпосу "Квантовая подушка бушвика" - теперь Рагнхилда, над маревными, масляными музыкальными машиными которой рыдала сама Диаманда Галас, делает сплетения из дышащих труб и дудочек-рекордеров, пропуская через это все машины для ресуррекции и легочного вспоможения - представьте стандартный аппарат ИВЛ, только сразу много, и к нему вместо людей подключены духовые инструменты в коме - вот, это буквально то, что делает Рагнхилда. Теперь она в связи с этим звучит как механический Стив Райх - точнее, она изобрела машину, которая сама звучит как Стив Райх. Мне было немного неловко ей это говорить, но потом оказалось, что Райх ее любимый композитор, и я успокоилась.
Виделась с замечательной белорусской поэткой Вальжыной Морт (недавно одно белорусское СМИ хотело взять у меня комментарий о том, как я сменила профессию в эмиграции - бросила журналистику и тексты, потому что за них в Беларуси мало платят, и уехала в америцу работать в торговле, потому что там хорошие денежки, уютная кормушечка, бесконечная самопханая колбаска - я очень мягко ответила, что все наоборот: в Беларуси я зарабатывала на жизнь не журналистикой именно что, а прости господи реклама редактура диджитал, а вот во колбасных америцах я, напротив, тайно кормилась тягостным сценарным трудом, а также писала в различные издания опять же необъятной россиюшки, в основном про искусство; потом я немного расстроилась, что белорусские коллеги так мало про меня знают, и сказала, что у творческих людей, которые живут за пределами Беларуси, всегда все так, вот скажем возьмем Вальжыну Морт - и тут коллега спросила, кто такая Вальжына Морт, и я тут же просветлилась и перестала переживать!) - оказалось, ее новая книга концептуально почти целиком совпадает с моей! Ее текст называется "Музыка для мертвых и воскресших" (да, это невероятно!) - и там тоже о пре-диджитальной памяти, которую невозможно перетащить в наш новый мир, и вообще о памяти, когда не остается никаких свидетельств, вещей, предметов, только текст, только пересказ, только речь. Теперь обязательно нужно придумать какую-то совместную штуку - разговор, эссе, что угодно - так странно и вместе с этим не странно, что две белорусские женщины, живущие за пределами Беларуси, высказались независимо и отдельно, и совершенно по-разному (поэтическая книга и роман) про одну и ту же разновидность фантомной боли - эта вот боль пустой ладони, которая не может даже сжаться вокруг значимого предмета; память это биотекст (текст, производимый обычным, хрупким, временным, наэлектризованным человеческим мозгом), вещь нас переживет, но если нет вещи, ничто ничего не переживет. В этот же день я наконец-то села редактировать роман.
И о ужас сколько же там всего переделывать! Оказывается, если относишься к некоему фрагменту текста как к окончательному, в нем ничего нельзя изменить - это камень, монолит, единство. Но если наконец-то даешь себе разрешение переписать какую-либо фразу, которая кажется неточной, непонятной, написанной криво, в конце концов - вариантов переписывания может быть бесконечное множество! Потому что ты как бы снимаешь с этого фрагмента текста вето окончательности, выплавленности, даешь ему разрешение на вариативность. Но эта легализованная неокончательность перерастает в бесконечность равнозначно иных вариантов! И какой ты ни выбираешь - он всегда иерархически эквивалентен любому другому. Потому что правильного варианта уже нет. Кто бы мне это сказал раньше! Вот откуда берется феномен бесконечной редактуры!
Соседи недавно завели собаку, взяв ее из приюта - поэтому всякий раз, когда они уходят на работу, собака воет так заунывно и трагично (ей страшно, что это снова приют, только бесконечного одиночества приют), что хочется найти супера, выклянчить у него соседский ключ и взять собаку к себе тусоваться, пока соседи зарабатывают на эту крошечную квартиру, чтобы собака сидела там по десять часов в день и выла. Ближе к концу дня собаке становится совсем худо, она транслирует невероятную душевную боль, голос ее становится хриплым, выдохшимся. Все это страшно угнетающе действует на психику. Пойду работать в библиотеку, что ж.
Нет, стоп. Не договорила! Вот музыкальное видео, которое сделал мой новый любимый аутсайдер артист Томмасо Балдини. Там 11 просмотров всего, пусть же будет больше.
Также ходила на концерт еще одной однокурсницы Рагнхилды, которую некоторые могут помнить по скандинавскому эпосу "Квантовая подушка бушвика" - теперь Рагнхилда, над маревными, масляными музыкальными машиными которой рыдала сама Диаманда Галас, делает сплетения из дышащих труб и дудочек-рекордеров, пропуская через это все машины для ресуррекции и легочного вспоможения - представьте стандартный аппарат ИВЛ, только сразу много, и к нему вместо людей подключены духовые инструменты в коме - вот, это буквально то, что делает Рагнхилда. Теперь она в связи с этим звучит как механический Стив Райх - точнее, она изобрела машину, которая сама звучит как Стив Райх. Мне было немного неловко ей это говорить, но потом оказалось, что Райх ее любимый композитор, и я успокоилась.
Виделась с замечательной белорусской поэткой Вальжыной Морт (недавно одно белорусское СМИ хотело взять у меня комментарий о том, как я сменила профессию в эмиграции - бросила журналистику и тексты, потому что за них в Беларуси мало платят, и уехала в америцу работать в торговле, потому что там хорошие денежки, уютная кормушечка, бесконечная самопханая колбаска - я очень мягко ответила, что все наоборот: в Беларуси я зарабатывала на жизнь не журналистикой именно что, а прости господи реклама редактура диджитал, а вот во колбасных америцах я, напротив, тайно кормилась тягостным сценарным трудом, а также писала в различные издания опять же необъятной россиюшки, в основном про искусство; потом я немного расстроилась, что белорусские коллеги так мало про меня знают, и сказала, что у творческих людей, которые живут за пределами Беларуси, всегда все так, вот скажем возьмем Вальжыну Морт - и тут коллега спросила, кто такая Вальжына Морт, и я тут же просветлилась и перестала переживать!) - оказалось, ее новая книга концептуально почти целиком совпадает с моей! Ее текст называется "Музыка для мертвых и воскресших" (да, это невероятно!) - и там тоже о пре-диджитальной памяти, которую невозможно перетащить в наш новый мир, и вообще о памяти, когда не остается никаких свидетельств, вещей, предметов, только текст, только пересказ, только речь. Теперь обязательно нужно придумать какую-то совместную штуку - разговор, эссе, что угодно - так странно и вместе с этим не странно, что две белорусские женщины, живущие за пределами Беларуси, высказались независимо и отдельно, и совершенно по-разному (поэтическая книга и роман) про одну и ту же разновидность фантомной боли - эта вот боль пустой ладони, которая не может даже сжаться вокруг значимого предмета; память это биотекст (текст, производимый обычным, хрупким, временным, наэлектризованным человеческим мозгом), вещь нас переживет, но если нет вещи, ничто ничего не переживет. В этот же день я наконец-то села редактировать роман.
И о ужас сколько же там всего переделывать! Оказывается, если относишься к некоему фрагменту текста как к окончательному, в нем ничего нельзя изменить - это камень, монолит, единство. Но если наконец-то даешь себе разрешение переписать какую-либо фразу, которая кажется неточной, непонятной, написанной криво, в конце концов - вариантов переписывания может быть бесконечное множество! Потому что ты как бы снимаешь с этого фрагмента текста вето окончательности, выплавленности, даешь ему разрешение на вариативность. Но эта легализованная неокончательность перерастает в бесконечность равнозначно иных вариантов! И какой ты ни выбираешь - он всегда иерархически эквивалентен любому другому. Потому что правильного варианта уже нет. Кто бы мне это сказал раньше! Вот откуда берется феномен бесконечной редактуры!
Соседи недавно завели собаку, взяв ее из приюта - поэтому всякий раз, когда они уходят на работу, собака воет так заунывно и трагично (ей страшно, что это снова приют, только бесконечного одиночества приют), что хочется найти супера, выклянчить у него соседский ключ и взять собаку к себе тусоваться, пока соседи зарабатывают на эту крошечную квартиру, чтобы собака сидела там по десять часов в день и выла. Ближе к концу дня собаке становится совсем худо, она транслирует невероятную душевную боль, голос ее становится хриплым, выдохшимся. Все это страшно угнетающе действует на психику. Пойду работать в библиотеку, что ж.
Нет, стоп. Не договорила! Вот музыкальное видео, которое сделал мой новый любимый аутсайдер артист Томмасо Балдини. Там 11 просмотров всего, пусть же будет больше.
Click to view