поэтому жнец
На работе Фурканчик в постоянной истерике - новая продажная менеджер всея Америцы Изабеллочка запретила ему выходить на обеденные перерывы, а когда он начал воинственно размахивать трудовым кодексом в мою сторону, запретила еще и мне. Мне-то что, я ем в основном маленькие круглые предметы, герметично запакованные в крошечные пакетики (что не помешало мне за последний год набрать целых 5 килограмм, или даже 6, я не знаю, у меня сломались весы), но Фурканчик ест буквально горы еды. От стресса и из-за абьюза и харрасмента Изабеллочки он стал приносить на работу ведра, полные различных непонятных кашиц и тушеных смесей - он сидит и мрачно выедает их из баночек, и его всего колотит от ненависти. Выходить ему нельзя, но он все равно выходит, приносит с улицы, как собака, гигантские бледные ломти пиццы, усыпанные какой-то свежескошенной травой (к траве мы еще вернемся), и, скручивая их, как ковры, медленно запихивает в свою бесконечную, как дополнительная комната из сна, голову.
- Почему ты все время ешь, а вес набираю я? - спрашиваю я Фурканчика.
- Дурной глаз! - отвечает Фурканчик. - У нас в Стамбуле все так. Ну и стресс. Кто-то от стресса толстеет, кто-то худеет.
- Цифры в отчете почему все через жопу? - кричу я в сторону бэкстейджа, откуда доносится железнодорожный шум пиццы, уносимой в небытие.
- Вот что бывает, когда тебя абьюзит и газлайтит твой босс, - кричит сквозь пиццу Фурканчик, - От стресса ты перестаешь разбираться в цифрах. Ты, Таня, менеджер, ты все за мной и переделывай.
- Пидарас! - кричу я.
- Снова ты говоришь на русском!
Нахожу, разбирая оставшиеся после Селин полочки с хламом, божественной красоты винтажный подсвечник-цветок с отделяющимися от него звонкими хромовыми лепестками. Лепестки отдельные, поэтому держатся непрочно, постоянно отваливаются, но господь, создающий подсвечники (мы же не сомневаемся, что подсвечники создает именно господь), задумывал его именно таким. В полном восторге разыскиваю объект в инвентарных таблицах, выясняю, что стоит подсвечник-цветок всего-то 80 долларов.
- Отлично, - радуюсь я. - Я куплю его себе со скидкой в 50 процентов. Имею право! В кои-то веки что-то куплю тут со скидкой.
- Изабеллочка заметит и избавится от тебя, - бухтит Фурканчик сквозь пиццу. - Нахера тебе этот подсвечник?
- Фурканчик, он как моя жизнь. Как можно не купить модель своей жизни?
- Объясни, что ты имеешь в виду!
- Объясняю. Он такой же, как моя жизнь, потому что он тоже состоит из разных частей, которые, сука, не сходятся! Это как бы цельный объект, но он складывается из рассыпающихся, хаотичных лепестков, ничто ни с чем не совпадает, все расползается, все хрупкое такое, звонкое, полупрозрачное, спрятанное на самую дальнюю полку, фактически не существующее, и вроде бы хромированное и крепкое - а вот ткни пальцем, и все развалится. Некое мнимое единство никак не связанных одинаковых объектов, держащихся вместе лишь силой мысли и синхронии. Гора звонкого хлама, которая притворяется цветочком.
- Хорошо, покупай, - отвечают Фурканчик и пицца. - Тяжело, наверное, быть писателем.
Я кладу подсвечник в коробочку и думаю: как хорошо складывается счастливая выигрышная двухдневочка мрачного ноября, сегодня я купила подсвечник-цветочек, а вчера я ходила на Славу Полунина, и мне невероятно повезло (помимо того, что повезло купить двухсотдолларовые билеты за 39 долларов!): во вчерашнем шоу играл сам Слава. Говорят, он не так уж часто играет. Нью-Йоркское шоу Полунина немножко отличалось от минского, на котором я была в 2013-м - в Беларуси, я бы сказала, более раскрепощенными и растроганными оказались именно взрослые (Полунин реально всех словно разморозил; как тогда сказала Вера, которую я взяла с собой, "человеку для счастья очень мало нужно - просто чтобы с ним немножечко поиграли". Да и вообще, я мало что помню про 2013-й скорбный год, а вот шоу Полунина - помню), а в Нью-Йорке более непосредственно радовались именно дети. Тут дети все какие-то счастливые и ничего не боятся, а белорусские вечно спрашивают: можно? а это можно?
В самом начале, когда на сцену вышел желтый клоун (сам Полунин в данном случае) с петлей и надел ее на шею, совсем крошечный малыш-первоклассник, сидящий рядом со мной, громко и отчетливо сказал строгим басом на весь зал:
- DON'T!
А, да, еще та сцена с пальто - все, кто видел Snowshow, помнят ту сцену с пальто ближе к финалу (конечно, она, как многие другие сценки, немножко про смерть). Так вот, я неожиданно осознала, что это то самое пальто, про которое я уже писала - из песни Джона Леннона, написанной уже после 1980, "Жизнь - это тяжелое пальто" - которое и носить слишком тяжело, и сбрасывать уже страшно. Все, оставленное нами позади - это мы настоящие и есть. Все сброшенные пальто продолжают существовать от первого лица, и все они - это мы (так мы снова вернулись к вопросу о редактировании моего романа, пока его кто-нибудь другой не написал. мотивируйте меня кто-нибудь!)
* * *
Объясняла Ксюре во время ее краткого ангинного визита в Нью-Йорк, почему свежескошенная трава пахнет смертью.
- У нас в свечах есть много запахов таких - луг, скошенная трава, палые хвощи. Запах свежескошенной травы всегда подсознательно ассоциируется у человека со смертью, потому что чисто химически он почти целиком совпадает с запахом разложения на до-бактериальной стадии; когда тело уже разлагается на химическом уровне, но на бактериальном еще нет. И эти первые часы после смерти человек всегда пахнет как свежескошенный луг. Это запах смерти.
- Вау, - изумленно шепчет Ксюра, - Так, что ли, ПОЭТОМУ ЖНЕЦ?!
Ох. А ведь и правда.
- Почему ты все время ешь, а вес набираю я? - спрашиваю я Фурканчика.
- Дурной глаз! - отвечает Фурканчик. - У нас в Стамбуле все так. Ну и стресс. Кто-то от стресса толстеет, кто-то худеет.
- Цифры в отчете почему все через жопу? - кричу я в сторону бэкстейджа, откуда доносится железнодорожный шум пиццы, уносимой в небытие.
- Вот что бывает, когда тебя абьюзит и газлайтит твой босс, - кричит сквозь пиццу Фурканчик, - От стресса ты перестаешь разбираться в цифрах. Ты, Таня, менеджер, ты все за мной и переделывай.
- Пидарас! - кричу я.
- Снова ты говоришь на русском!
Нахожу, разбирая оставшиеся после Селин полочки с хламом, божественной красоты винтажный подсвечник-цветок с отделяющимися от него звонкими хромовыми лепестками. Лепестки отдельные, поэтому держатся непрочно, постоянно отваливаются, но господь, создающий подсвечники (мы же не сомневаемся, что подсвечники создает именно господь), задумывал его именно таким. В полном восторге разыскиваю объект в инвентарных таблицах, выясняю, что стоит подсвечник-цветок всего-то 80 долларов.
- Отлично, - радуюсь я. - Я куплю его себе со скидкой в 50 процентов. Имею право! В кои-то веки что-то куплю тут со скидкой.
- Изабеллочка заметит и избавится от тебя, - бухтит Фурканчик сквозь пиццу. - Нахера тебе этот подсвечник?
- Фурканчик, он как моя жизнь. Как можно не купить модель своей жизни?
- Объясни, что ты имеешь в виду!
- Объясняю. Он такой же, как моя жизнь, потому что он тоже состоит из разных частей, которые, сука, не сходятся! Это как бы цельный объект, но он складывается из рассыпающихся, хаотичных лепестков, ничто ни с чем не совпадает, все расползается, все хрупкое такое, звонкое, полупрозрачное, спрятанное на самую дальнюю полку, фактически не существующее, и вроде бы хромированное и крепкое - а вот ткни пальцем, и все развалится. Некое мнимое единство никак не связанных одинаковых объектов, держащихся вместе лишь силой мысли и синхронии. Гора звонкого хлама, которая притворяется цветочком.
- Хорошо, покупай, - отвечают Фурканчик и пицца. - Тяжело, наверное, быть писателем.
Я кладу подсвечник в коробочку и думаю: как хорошо складывается счастливая выигрышная двухдневочка мрачного ноября, сегодня я купила подсвечник-цветочек, а вчера я ходила на Славу Полунина, и мне невероятно повезло (помимо того, что повезло купить двухсотдолларовые билеты за 39 долларов!): во вчерашнем шоу играл сам Слава. Говорят, он не так уж часто играет. Нью-Йоркское шоу Полунина немножко отличалось от минского, на котором я была в 2013-м - в Беларуси, я бы сказала, более раскрепощенными и растроганными оказались именно взрослые (Полунин реально всех словно разморозил; как тогда сказала Вера, которую я взяла с собой, "человеку для счастья очень мало нужно - просто чтобы с ним немножечко поиграли". Да и вообще, я мало что помню про 2013-й скорбный год, а вот шоу Полунина - помню), а в Нью-Йорке более непосредственно радовались именно дети. Тут дети все какие-то счастливые и ничего не боятся, а белорусские вечно спрашивают: можно? а это можно?
В самом начале, когда на сцену вышел желтый клоун (сам Полунин в данном случае) с петлей и надел ее на шею, совсем крошечный малыш-первоклассник, сидящий рядом со мной, громко и отчетливо сказал строгим басом на весь зал:
- DON'T!
А, да, еще та сцена с пальто - все, кто видел Snowshow, помнят ту сцену с пальто ближе к финалу (конечно, она, как многие другие сценки, немножко про смерть). Так вот, я неожиданно осознала, что это то самое пальто, про которое я уже писала - из песни Джона Леннона, написанной уже после 1980, "Жизнь - это тяжелое пальто" - которое и носить слишком тяжело, и сбрасывать уже страшно. Все, оставленное нами позади - это мы настоящие и есть. Все сброшенные пальто продолжают существовать от первого лица, и все они - это мы (так мы снова вернулись к вопросу о редактировании моего романа, пока его кто-нибудь другой не написал. мотивируйте меня кто-нибудь!)
* * *
Объясняла Ксюре во время ее краткого ангинного визита в Нью-Йорк, почему свежескошенная трава пахнет смертью.
- У нас в свечах есть много запахов таких - луг, скошенная трава, палые хвощи. Запах свежескошенной травы всегда подсознательно ассоциируется у человека со смертью, потому что чисто химически он почти целиком совпадает с запахом разложения на до-бактериальной стадии; когда тело уже разлагается на химическом уровне, но на бактериальном еще нет. И эти первые часы после смерти человек всегда пахнет как свежескошенный луг. Это запах смерти.
- Вау, - изумленно шепчет Ксюра, - Так, что ли, ПОЭТОМУ ЖНЕЦ?!
Ох. А ведь и правда.