нас всех продолжает тошнить. удивление и оккультизм. синхрония кроликов.
Эпидемия продолжается, каждое утро проводим перекличку выживших.
- Я слышала, ночью кого-то рвало в нашем крыле... Неистово так рвало.
- Так. Мариам я видела, она ходит. Катрин не в нашем крыле, но она уже на ногах. Иди уже не рвет, кажется. Вчера за ужином она клялась, что ее не рвет. Джинджер уверяет, что она здоровая. Может, она уже заражена и лжет нам?
- Возможно, это я прочищала нос...
- Может быть, это рвало Дэниэла?
Поднимается черная поэтесса Ирин и говорит:
- Друзья, я хочу с вами попрощаться. Завтра я уезжаю домой.
- Почему у тебя такая короткая резиденция, всего пять дней? - спрашивает Дейрдре, которую уже не тошнит.
- Она длинная, но я блевала трое суток подряд и решила, что ну нахер, - отвечат Ирин. - Всем пока, вы очень прикольные.
Мы ходим по коридорам с баллонами, наполненными обеззараживающей пеной, и поливаем ими все, чего хотим коснуться, и чего уже коснулись.
- Кто спиздил обеззараживающие салфетки! - кричит кто-то в коридоре, перепрыгивая через черный хлеб и черный чай, который кто-то принес Катрин и поставил около ее двери, чтобы не заразиться.
- Уткозавр!
Ну конечно.
Я пока что держусь. Мы подозреваем, что жители Нью-Йорка (нас трое) уже давно подхватили заразу, просто лучше ей сопротивляемся - в конце концов, мы знакомы со всеми бактериями вселенной, поскольку катаемся в нью-йоркском метро.
За завтраком ведем беседы о современной культуре, и я продолжаю всех озадачивать перекрещивающимися контекстами.
Добавив меня в фейсбук, Гарлемский лгбт-художник из Гондураса Дэниел начинает восторженно пищать:
- Ву! Ву! Откуда ты знаешь Ву!
- Ву! Они преподавали у нас в Барде! У нас было несколько студийных визитов и мы практически друзья! Ву просто прекрасные!
- Мне до сих пор сложно называть Ву во множественном числе. - восторженно говорит Дэниел. - А ты сразу: хоп, они! Здорово. Я просто когда познакомился с Ву, он... точнее, она! - был в процессе перехода. Были. Ву переходили. Блин, я не могу. Они. Это так трудно.
- Ой, там все сложно. Мы в Барде тайком ходили за Ву, выслеживали, в какой туалет он пойдет, чтобы понять, откуда куда он переходит. Тогда у нас еще были гендерно бинарные туалеты в Барде, в первый год, и мы надеялись понять, какого Ву пола был при рождении.
- Слушай, я могу ошибаться, но там все очень сложно. Ву родился женщиной. А потом перешел в мужчину! Но потом встретил Бойчайлд и решил перейти из мужчины обратно в женщину. Поэтому Ву - они. Ведь он был женщиной, которая стала мужчиной, который теперь становится снова женщиной.
- Я, наверное, старая, - сурово говорит Дейрдре. - Но я не могу привыкнуть к этому всему. Когда я вижу "они", у меня в голове что-то ломается. Зачем ломать грамматику языка! Это чудовищно. Особенно для пожилых людей вроде меня. Я не могу запомнить имена и фамилии студентов, а также лица - это огромный стресс для меня как для профессора. Нет, я еще должна запоминать их МЕСТОИМЕНИЯ, чтобы их не травмировать! Я понимаю, что это новое поветрие в академии и что это важно - но мне с этим дико тяжело. А им пофиг! Они все сразу говорят: вот я мальчик, выгляжу как девочка, а местоимение я хочу, как у девочки. Но вот тут еще одна девочка, которая выглядит как девочка, но местоимение она хочет "он", потому что иначе она травмируется. Для меня это такой стресс, что я уже уволиться хочу.
- Но иногда "они" оправданы! - говорю я. - Вот, например, Дженезис Пи-Орридж. Когда он с женой, леди Джей, решил стать одним существом, они поменяли себе внешность и пол, и стали "они", и даже когда Джей умерла, Дженезис говорит от них двоих: мы видели, мы ходили, мы заболели лейкемией, мы умираем.
- Надо же, как королева. Мы покушали. - мрачно говорит Дейдре.
- Ты знаешь Дженезиса Пи-Орриджа! - восторженно кричит Дэниел. - Да что же это такое! Откуда ты его знаешь!
- Я двадцать лет в музыкальной журналистике! (вот и настал этот момент, хахаха). Но дело даже не в этом! Я поклонник его музыки чуть ли ни с детства.
- Но почему?
- Ну я в целом люблю это оккультное британское подполье. Пи-Орридж, Койл. Я даже пила водку в Москве с Питером Кристоферсоном, когда он был еще живой!
- С ума сойти! - радуется Дэниел. - Ты меня ужасно удивляешь. То есть, я НИКОГДА в жизни не подумал бы, что именно у тебя - именно такие знакомые и такие вкусы.
- Да, потому что я из России и у меня за пазухой медведь с балалайкой. Блин! Я была музыкальным журналистом! Это все норма! И я не из России!
- А почему ты перестала быть музыкальным журналистом?
Я задумываюсь.
- Меня достало, что какие-то неприятные мужики постоянно объясняли мне, как я должна писать, что я должна слушать, и как я должна на это реагировать. Почему-то у меня много лет была репутация "эта девочка, которая пишет про музыку". Даже когда мне было уже за тридцать и я писала книжки, я все равно была "а, эта девочка, которая пишет про музычку. про индастриельчик эзотеричненький пишет!". Я понимаю, что это не совсем про феминизм, это про другое. Хотя, может, и про феминизм.
- Да, творческим женщинам в постсоветских странах приходится не очень, - говорит Дейрдре. - Писательницам, режиссерам. Пишешь в стол. Снимаешь фильмы - тоже в стол. Я делала в 1993 году большое интервью с одной женщиной-режиссером, в Москве, мы говорили несколько часов. Знаете такую - Кира Муратова?
- О ГОСПОДИ, - кричу я. - ВЫ ЗНАЛИ КИРУ МУРАТОВУ?!
- Да, мы с ней виделись и делали огромное интервью. И пили водку в Москве! И я смотрела все ее фильмы!
- С ума сойти. Вы меня удивляете. Никогда в жизни не подумала бы, что вы знаете Киру Муратову!
- Мы все из Нью-Йорка, и мы все друг друга адово удивляем, - говорит Дэниел, - Поэтому нам надо организовать, когда вернемся, в Нью-Йорке творческий кружок выживших членов коммуны VCCA и регулярно встречаться для обсуждения оккультного индастриела и постсоветского кино!
Это правда, Дэниел, мы так и сделаем.
*
и вот еще напишу, чтобы не забыть. в сша у каждого штата есть свое название. джерси - садовый штат. нью-мексико - зачарованная земля (я не шучу). калифорния - золотой штат. джорджия - персиковый штат. не знаю, что там с вирджинией, но мне кажется, ее название - Штат Гигантских Странных Насекомых. потому что больше нигде я не видела такого множества гигантских странных насекомых. когда я ночью захожу в уборную нашего студийного комплекса и включаю свет, обычно я первым делом не выдерживаю и громким голосом ору:
- НАХУЯ ВАС ТАК МНОГО! КТО ВЫ ТАКИЕ? ПОЧЕМУ ВЫ ТАКИЕ СТРАШНЫЕ! А ДАВАЙТЕ ВЫ ВСЕ ОТСЮДА УЙДЕТЕ.
"саранча чешет коленом спину". никто никуда не уйдет, все они хотят быть с нами рядом. и гигантский палочник, и чудовищных габаритов саранча, и осы-строительницы, которые вылепили на стене флейту Пана, свирель смерти. и когда я по ночам возвращаюсь в комнату по гремучей гравийной дорожке, мои шаги тонут в раскатистом предсмертном стрекоте тысяч сверчков. сверчки везде. у нас даже в туалете в сливном бачке сидят два сверчка и переговариваются друг с другом: ты еще жив? ты еще не утонул? нет-нет. и я нет-нет. из приятного тут только бабочки - похожие на раскрытые книги с флюоресцентными форзацами.
*
И вот еще про чудо синхронии кроликов - тоже чтобы не забыть. Ночью я иду из комнаты в студию - это 10-минутная прогулка по сельской дорожке через парк, лесок и поле. Около поворота вижу алую табличку "Fellows Residence". Под ней сидит кролик с круглым лунным глазом. Я беру фотоаппарат - кролик не убегает. Я делаю фото. Думаю: какое редкое сочетание всего, кролик и табличка, как красиво, надо запостить в инстаграм, такой уникальный кадр же, не каждый раз кролик аккурат под табличкой сядет и даст себя сфотографировать! Размещаю кролика в инстаграм, иду в студию. Около студии, на краю поля, стоит алая табличка "Fellows Residence". Под ней сидит кролик с круглым лунным глазом. Я беру фотоаппарат - кролик не убегает. Я делаю фото. И думаю: сука, это же глитч в матрице. Может быть, не надо мне так наглядно это показывать?
Я размещаю второго кролика в Инстаграм, но уже не в качестве уникального сочетания разнородных объектов в определенный момент времени, а в качестве опровержения тезиса о том, что уникальные сочетания возможны и значимы. Жизнь приблизительно так и устроена - пока ты пытаешься запечатлеть что-то, что выглядит как чудо и нечто невозможное, после запечатлевания чуда ты вдруг сталкиваешься с его точнейшей копией, дубликатом, репликой. Которая делает чудо неважным, выводя на передний план совершенно иного уровня важность. Ну, или тот текст, который я сейчас пишу, говорит со мной кроликами, потому что ничем иным до меня уже не достучаться.
- Я слышала, ночью кого-то рвало в нашем крыле... Неистово так рвало.
- Так. Мариам я видела, она ходит. Катрин не в нашем крыле, но она уже на ногах. Иди уже не рвет, кажется. Вчера за ужином она клялась, что ее не рвет. Джинджер уверяет, что она здоровая. Может, она уже заражена и лжет нам?
- Возможно, это я прочищала нос...
- Может быть, это рвало Дэниэла?
Поднимается черная поэтесса Ирин и говорит:
- Друзья, я хочу с вами попрощаться. Завтра я уезжаю домой.
- Почему у тебя такая короткая резиденция, всего пять дней? - спрашивает Дейрдре, которую уже не тошнит.
- Она длинная, но я блевала трое суток подряд и решила, что ну нахер, - отвечат Ирин. - Всем пока, вы очень прикольные.
Мы ходим по коридорам с баллонами, наполненными обеззараживающей пеной, и поливаем ими все, чего хотим коснуться, и чего уже коснулись.
- Кто спиздил обеззараживающие салфетки! - кричит кто-то в коридоре, перепрыгивая через черный хлеб и черный чай, который кто-то принес Катрин и поставил около ее двери, чтобы не заразиться.
- Уткозавр!
Ну конечно.
Я пока что держусь. Мы подозреваем, что жители Нью-Йорка (нас трое) уже давно подхватили заразу, просто лучше ей сопротивляемся - в конце концов, мы знакомы со всеми бактериями вселенной, поскольку катаемся в нью-йоркском метро.
За завтраком ведем беседы о современной культуре, и я продолжаю всех озадачивать перекрещивающимися контекстами.
Добавив меня в фейсбук, Гарлемский лгбт-художник из Гондураса Дэниел начинает восторженно пищать:
- Ву! Ву! Откуда ты знаешь Ву!
- Ву! Они преподавали у нас в Барде! У нас было несколько студийных визитов и мы практически друзья! Ву просто прекрасные!
- Мне до сих пор сложно называть Ву во множественном числе. - восторженно говорит Дэниел. - А ты сразу: хоп, они! Здорово. Я просто когда познакомился с Ву, он... точнее, она! - был в процессе перехода. Были. Ву переходили. Блин, я не могу. Они. Это так трудно.
- Ой, там все сложно. Мы в Барде тайком ходили за Ву, выслеживали, в какой туалет он пойдет, чтобы понять, откуда куда он переходит. Тогда у нас еще были гендерно бинарные туалеты в Барде, в первый год, и мы надеялись понять, какого Ву пола был при рождении.
- Слушай, я могу ошибаться, но там все очень сложно. Ву родился женщиной. А потом перешел в мужчину! Но потом встретил Бойчайлд и решил перейти из мужчины обратно в женщину. Поэтому Ву - они. Ведь он был женщиной, которая стала мужчиной, который теперь становится снова женщиной.
- Я, наверное, старая, - сурово говорит Дейрдре. - Но я не могу привыкнуть к этому всему. Когда я вижу "они", у меня в голове что-то ломается. Зачем ломать грамматику языка! Это чудовищно. Особенно для пожилых людей вроде меня. Я не могу запомнить имена и фамилии студентов, а также лица - это огромный стресс для меня как для профессора. Нет, я еще должна запоминать их МЕСТОИМЕНИЯ, чтобы их не травмировать! Я понимаю, что это новое поветрие в академии и что это важно - но мне с этим дико тяжело. А им пофиг! Они все сразу говорят: вот я мальчик, выгляжу как девочка, а местоимение я хочу, как у девочки. Но вот тут еще одна девочка, которая выглядит как девочка, но местоимение она хочет "он", потому что иначе она травмируется. Для меня это такой стресс, что я уже уволиться хочу.
- Но иногда "они" оправданы! - говорю я. - Вот, например, Дженезис Пи-Орридж. Когда он с женой, леди Джей, решил стать одним существом, они поменяли себе внешность и пол, и стали "они", и даже когда Джей умерла, Дженезис говорит от них двоих: мы видели, мы ходили, мы заболели лейкемией, мы умираем.
- Надо же, как королева. Мы покушали. - мрачно говорит Дейдре.
- Ты знаешь Дженезиса Пи-Орриджа! - восторженно кричит Дэниел. - Да что же это такое! Откуда ты его знаешь!
- Я двадцать лет в музыкальной журналистике! (вот и настал этот момент, хахаха). Но дело даже не в этом! Я поклонник его музыки чуть ли ни с детства.
- Но почему?
- Ну я в целом люблю это оккультное британское подполье. Пи-Орридж, Койл. Я даже пила водку в Москве с Питером Кристоферсоном, когда он был еще живой!
- С ума сойти! - радуется Дэниел. - Ты меня ужасно удивляешь. То есть, я НИКОГДА в жизни не подумал бы, что именно у тебя - именно такие знакомые и такие вкусы.
- Да, потому что я из России и у меня за пазухой медведь с балалайкой. Блин! Я была музыкальным журналистом! Это все норма! И я не из России!
- А почему ты перестала быть музыкальным журналистом?
Я задумываюсь.
- Меня достало, что какие-то неприятные мужики постоянно объясняли мне, как я должна писать, что я должна слушать, и как я должна на это реагировать. Почему-то у меня много лет была репутация "эта девочка, которая пишет про музыку". Даже когда мне было уже за тридцать и я писала книжки, я все равно была "а, эта девочка, которая пишет про музычку. про индастриельчик эзотеричненький пишет!". Я понимаю, что это не совсем про феминизм, это про другое. Хотя, может, и про феминизм.
- Да, творческим женщинам в постсоветских странах приходится не очень, - говорит Дейрдре. - Писательницам, режиссерам. Пишешь в стол. Снимаешь фильмы - тоже в стол. Я делала в 1993 году большое интервью с одной женщиной-режиссером, в Москве, мы говорили несколько часов. Знаете такую - Кира Муратова?
- О ГОСПОДИ, - кричу я. - ВЫ ЗНАЛИ КИРУ МУРАТОВУ?!
- Да, мы с ней виделись и делали огромное интервью. И пили водку в Москве! И я смотрела все ее фильмы!
- С ума сойти. Вы меня удивляете. Никогда в жизни не подумала бы, что вы знаете Киру Муратову!
- Мы все из Нью-Йорка, и мы все друг друга адово удивляем, - говорит Дэниел, - Поэтому нам надо организовать, когда вернемся, в Нью-Йорке творческий кружок выживших членов коммуны VCCA и регулярно встречаться для обсуждения оккультного индастриела и постсоветского кино!
Это правда, Дэниел, мы так и сделаем.
*
и вот еще напишу, чтобы не забыть. в сша у каждого штата есть свое название. джерси - садовый штат. нью-мексико - зачарованная земля (я не шучу). калифорния - золотой штат. джорджия - персиковый штат. не знаю, что там с вирджинией, но мне кажется, ее название - Штат Гигантских Странных Насекомых. потому что больше нигде я не видела такого множества гигантских странных насекомых. когда я ночью захожу в уборную нашего студийного комплекса и включаю свет, обычно я первым делом не выдерживаю и громким голосом ору:
- НАХУЯ ВАС ТАК МНОГО! КТО ВЫ ТАКИЕ? ПОЧЕМУ ВЫ ТАКИЕ СТРАШНЫЕ! А ДАВАЙТЕ ВЫ ВСЕ ОТСЮДА УЙДЕТЕ.
"саранча чешет коленом спину". никто никуда не уйдет, все они хотят быть с нами рядом. и гигантский палочник, и чудовищных габаритов саранча, и осы-строительницы, которые вылепили на стене флейту Пана, свирель смерти. и когда я по ночам возвращаюсь в комнату по гремучей гравийной дорожке, мои шаги тонут в раскатистом предсмертном стрекоте тысяч сверчков. сверчки везде. у нас даже в туалете в сливном бачке сидят два сверчка и переговариваются друг с другом: ты еще жив? ты еще не утонул? нет-нет. и я нет-нет. из приятного тут только бабочки - похожие на раскрытые книги с флюоресцентными форзацами.
*
И вот еще про чудо синхронии кроликов - тоже чтобы не забыть. Ночью я иду из комнаты в студию - это 10-минутная прогулка по сельской дорожке через парк, лесок и поле. Около поворота вижу алую табличку "Fellows Residence". Под ней сидит кролик с круглым лунным глазом. Я беру фотоаппарат - кролик не убегает. Я делаю фото. Думаю: какое редкое сочетание всего, кролик и табличка, как красиво, надо запостить в инстаграм, такой уникальный кадр же, не каждый раз кролик аккурат под табличкой сядет и даст себя сфотографировать! Размещаю кролика в инстаграм, иду в студию. Около студии, на краю поля, стоит алая табличка "Fellows Residence". Под ней сидит кролик с круглым лунным глазом. Я беру фотоаппарат - кролик не убегает. Я делаю фото. И думаю: сука, это же глитч в матрице. Может быть, не надо мне так наглядно это показывать?
Я размещаю второго кролика в Инстаграм, но уже не в качестве уникального сочетания разнородных объектов в определенный момент времени, а в качестве опровержения тезиса о том, что уникальные сочетания возможны и значимы. Жизнь приблизительно так и устроена - пока ты пытаешься запечатлеть что-то, что выглядит как чудо и нечто невозможное, после запечатлевания чуда ты вдруг сталкиваешься с его точнейшей копией, дубликатом, репликой. Которая делает чудо неважным, выводя на передний план совершенно иного уровня важность. Ну, или тот текст, который я сейчас пишу, говорит со мной кроликами, потому что ничем иным до меня уже не достучаться.