предрождественское
Предрождественский Хофбург - и не Хофбург вовсе, он тонет в рождественской мишуре. Серебряная канитель, золотые позументы - все было бы почти волшебным, если бы не китчевость. И именно из-за этой китчевости вдруг замечаешь еще одну Вену, которую хотят спрятать за рождественскими гирляндами и светящимися шарами.
Замечаешь случайно - просто подняв голову, посмотрев в небо, отвлекшись от старинных витрин и колонн, напоминающих о Барокко. Поднимаешь вдруг голову - и видишь черных щекастых львов и ангелов с зелеными коленками, им на плечи надо бы накинуть пальто, им бы в руку глиняную кружку горячего глинтвейна, ты видишь человеческие пальцы, длинные, с маникюром, человеческие пальцы на лапах каменных мифологических чудищ, ты видишь, что вазоны на Михаэлеркирхе - точь в точь погребальные урны и думаешь: как правильно обозначен самый большой подземный склеп Вены.
А если задрать голову еще выше, то видно, как дома вверху превращаются в настоящие пирамиды, в многоступенчатые торты - слой, еще один, еще, чтобы наверху пристроить дорогущий пентхауз. Пентхаузы плывут стеклостенными ковчегами над старым городом, невидимые снизу, невидимые теми, кому не надо задумываться о них. Они существуют в другом измерении, и толстощекие львы и мерзнущие ангелы - они тоже не оттуда. И, наверное, Вена им видится оттуда совсем по-другому, она плывет под ногами, у нее другое дыхание и другой бег. Но та Вена совсем не манит, туда не хочется, даже если можно.
Замечаешь случайно - просто подняв голову, посмотрев в небо, отвлекшись от старинных витрин и колонн, напоминающих о Барокко. Поднимаешь вдруг голову - и видишь черных щекастых львов и ангелов с зелеными коленками, им на плечи надо бы накинуть пальто, им бы в руку глиняную кружку горячего глинтвейна, ты видишь человеческие пальцы, длинные, с маникюром, человеческие пальцы на лапах каменных мифологических чудищ, ты видишь, что вазоны на Михаэлеркирхе - точь в точь погребальные урны и думаешь: как правильно обозначен самый большой подземный склеп Вены.
А если задрать голову еще выше, то видно, как дома вверху превращаются в настоящие пирамиды, в многоступенчатые торты - слой, еще один, еще, чтобы наверху пристроить дорогущий пентхауз. Пентхаузы плывут стеклостенными ковчегами над старым городом, невидимые снизу, невидимые теми, кому не надо задумываться о них. Они существуют в другом измерении, и толстощекие львы и мерзнущие ангелы - они тоже не оттуда. И, наверное, Вена им видится оттуда совсем по-другому, она плывет под ногами, у нее другое дыхание и другой бег. Но та Вена совсем не манит, туда не хочется, даже если можно.