Compulsory
Утро солнечное. Compulsory, или как у нас называют, тесты у Маши в одиннадцать. От бега у меня плановый выходной. Мы долго спим, спокойно завтракаем.
Суббота, на улице не души, только собачники на прогулке. Смолянистый запах недавно распустившейся листвы. У спортивного комплекса, в который входит три ледовые арены, команда мальчишек организованно бегает по широкой лестнице. «Это что, чемпионат мира по бегу?» Маша знает, что я участвую в соревнованиях, где много народу, и в ее голове при виде большой группы людей возникает подобная ассоциация. «Нет. Это хоккеисты разминаются. Мы же тоже так же бегаем перед тренировкой»
Наша арена номер три. Она вторая по величине в комплексе, стандартная площадка с небольшими трибунами, тут есть еще большой дворец спорта и тренировочный каток.
На льду идут соревнования предыдущих групп, в раздевалке суетится народ, на трибуне зрители и участники, завершившие выступления. В общем, обычная наша обстановка.
Оставляю Машу в раздевалке: «Переодевайся и надень кроссовки». Маша в бытовом плане беспроблемный ребенок. Мои здоровые девицы до сих пор не завязывают себе коньки, это делают за них мамы, я не говорю уже о сборе сумок . Маша прекрасно справляется со всем сама, сама причесывается, собирает и складывает в рюкзак необходимые вещи на тренировку и на выступления, сама шнурует коньки. Она даже перед сном каждый вечер стирает свое нижнее белье. Привыкнув к капризам избалованных здоровых детей, здесь я удивляюсь навыкам девочки, имеющей инвалидность.
Я отправляюсь на арену разузнать обстановку. Соревнования идут в графике. Перед нами заливка льда, следовательно, когда машина выйдет на лед, можно надевать коньки.
Некоторое время Маша разминается на полу, потом дружно ждем, когда подсохнет лед и судья информатор объявит разминку. Я объясняю Маше, как провести на льду разминочные шесть минут.
В этих соревнованиях участвуют пять стран: Россия, Австрия, Германия, Финляндия и Великобритания. Но помимо стран участниц сюда съехались начальники комитета из других краев для ведения переговоров, обмена опытом и организации подобных турниров в других местах.
Начинается наша разминка. Я натренированным голосом руковожу процессом. Посмотреть на Машу собираются почти все присутствующие сейчас в данном дворце, я замечаю это по заполнению коридорчика, ведущего на лед и низа трибуны над нами.
По этому уровню участники должны исполнить четыре упражнения, но в положении данного старта я нашла только три. Маша умеет все что нужно, и даже больше, но я не знаю местных правил. В моей группе Маша тренируется по программе здоровых детей с соответственно более сложными и другими заданиями.
Выступая, Маша показывает три упражнения из четырех и кланяется, я так велела. Судья подзывает ее на противоположную сторону катка, что-то говорит. Маша, как ни в чем не бывало, спокойно выполняет четвертое упражнение и еще раз кланяется. Аплодисменты.
«Молодец! Всё. Теперь иди переодевайся, ждем наших девочек, и пойдете обедать».
Довожу Машу до раздевалки: «Коньки вытри сначала». Возвращаюсь на лед, хочу посмотреть, что будут делать остальные.
«Какая девочка! Талант!» Меня окружают тренеры и организаторы. «Вы откуда?» «Девочка талант, но тренер у нее дура! К сожалению, я не знаю ваших правил, и не знаю ваших элементов. Мы из России, из Санкт-Петербурга, эта девочка катается в обычной группе, и я тренирую обычных детей. В спешиал олимпик она ходит только раз в неделю, чтобы иметь возможность участвовать в ваших стартах. Я здесь вообще случайно».
Две другие наши девочки очень хорошо исполняют свои упражнения, в их группах серьезные соперники, и обе они занимают вторые места, пропустив вперед австриек.
Мы болтаем с австрийской тренером, она жалуется, что лед слишком дорогой, и они катаются только два раза в неделю. На что я называю наши цены на аренду, это повергает ее в ужас. Я объясняю ей, что в нашей стране фигурное катание доступно не богатым, а супер богатым людям, что двухнедельные сборы у Профессора в соседней Эстонии стоили двести тысяч рублей, (я перевожу ей эти цифры в евро по прошлогоднему курсу, на время сборов). Она поднимает глаза в потолок, говорит, что некоторые австрийцы были на подобных сборах, но никто тогда им не поверил.
По окончании первого дня стартов детей кормят прямо во дворце, здесь есть хорошее кафе. Я остаюсь у льда ждать Машу, болтаю с поляком, спортивным директором спешиал олимпик, мне он нравится. Мамка отпускает меня «на волю» : «Не жди нас, тут очень надолго, я тебе ее приведу в номер».
Выхожу из дворца. У меня есть свободный час. Дел никаких, нужно только купить два йогурта, потому как все магазины закроются после шести до понедельника.
Я галопом проскакиваю торговый центр Донаум по кругу. Наша Мега один в один, даже магазины те же, ничего интересного, да и нужного тоже. Большой стоковый отдел называется Клоппенбург, «клоповник» отличное название и определение. Это единственный отдел, в который я заскакиваю, просто чтобы соотнести с названием. Кучи тряпья. В спортивных отделах, все то же, что и у нас, и ценники космические. Из множества кафешек и жрален мерзкий запах подгоревшего масла и специи для фастфуда.
Два часа дня. Тренировка у нас в пять. У нас есть время, чтобы попасть в Музей музыки и звуков. Мы едем в центр, проходим мимо Венской Оперы. Зазывалы в старинных костюмах приглашают на различные концерты.
Музей музыки хорошее место для взрослых и детей, здесь каждому будет интересно.
На первом этаже два кубика, от сочетания цифр на которых будет исполнена музыкальная фраза.
Дальше рассказ о том, что слышит младенец в утробе матери, подробный рассказ о строении уха, выведенный на мониторы. Потом в залах с наушниками и мониторами можно посмотреть, послушать и поэкспериментировать с тональностью, цветовой окраской, уровнем в децибелах и прочими характеристиками звуков и собственного голоса.
Еще выше залы с шумами, города, природы, пишущей ручки, кашля, смеха, и еще сотней, как минимум, проявлений доносимого до нашего слуха. В одном зале можно стать ди-джеем, взяв шум по вкусу, произведение, ритм и полноту оркестра. При желании можно записать диск на три минуты.
Самое интересное наверху. После залов, посвященных композиторам, в одном из них слушаем, как звучат буквы и наши имена, можно стать дирижером оркестра. Берешь в руки палочку, выбираешь произведение, и в зависимости от твоих взмахов, настоящий оркестр на большом экране будет играть.
Даю Маше палочку, выбираю польку. Машин оркестр играет идеально, почти ни одного сбоя. Себе же я беру Кан-кан. Мамая дорогая! Мой оркестр исполняет похоронный марш, как я не стараюсь, мне не удается сучить рукой так, чтобы Как-кан зазвучал хотя бы близко к оригиналу. Только концовка приближается к нормальному исполнению. Мда! Дирижер из меня хреновый!
Я поглядываю на часы и жалею, что времени остается мало. Мы заходим в залы, где можно побыть животным. В зависимости от зверя, нужно двигаться в середине зала в его манере, а в это время будет звучать соответствующая ему музыка, а на экране будет двигаться мультяшный герой. Две тетеньки исполняют пингвинов. Здорово!
В последнем зале темно. Встаем на середину, начинаем просто двигаться. Красивые звуки музыки, на экране появляются картины и скульптуры, сменяя друг друга. Оставляю Машу танцевать. Сама сажусь в импровизированный амфитеатр снимать видео. Музыка великолепна. Эх! Чертова тренировка!
Мы быстро идем к метро. В отеле хватаем коньки. Во дворец приходим за пятнадцать минут до начала. Плевать на разминку, с утра же катались.
Тренировка длится сорок минут, у нас с Машей ровно десять. Маша разминает программу, здесь ее дадут прокатать под музыку. Через пять минут она готова. «Скажи тетеньке на той стороне катка «I am ready», это значит «Я готова»». Маша подъезжает к судье громко на весь лед объявляет: «I am ready». Судья по-английски произносит: «Начинаем прокаты программ. Программу исполняет Маша....» Две с небольшим минуты длится Машина программа. Для нее в ней делать нечего. В нашей российской она справляется с гораздо более сложными элементами. На трибуне аплодисменты.
На льду нам делать больше нечего. Медленно переодеваемся, я успеваю еще поболтать с коллегами. Тащимся в отель. В семь часов ужин, будь он неладен.
В половине восьмого Машу приводят в номер. Ну уж нет, сегодня я не дам ей прожигать время за идиотскими мультиками и играми. «Поехали гулять?» «Ага»
Мы решаем поехать в Пратер. Это местный парк аттракционов, рядом с метро с одноименным названием.
Уже темно. У входа в парк нас встречает колесо обозрения. Мы бродим мимо каруселей и качалок, и вдруг в моем мозгу всплывает рекламная фраза «знаменитое Венское колесо обозрения». «Хочешь прокатиться на таком колесе?» «Ага!» --- Машино лицо расплывается в улыбке, --- «Я никогда на таком не каталась!»
Находим билетную кассу, проходим в «предбанник», маленький музей истории этого самого колеса, дальше немного ждем, пока наш вагончик остановится и выпустит людей.
Заходим внутрь. В вагончике нас человек десять. На широкой лавке в середине места всем хватит. Смотритель задвигает дверь за нами. Мы тронулись.
Мы с Машей стоим у окна. Она смотрит вниз: «Прикольненько! Оооо... высоко» Она улыбается. Колесо поднимается на четверть круга. Жуткий страх заставляет меня сесть на лавку, вцепившись в сидение двумя руками. Господи! Какого хрена мне пришла в голову эта мысль. Зачем? Я не могу смотреть вниз, я не могу заставить себя встать, а мы продолжаем подниматься. Деревянный вагончик зловеще скрипит, наклоняется на ту сторону, куда переходит большинство пассажиров. Мне рисуются страшные картины отваливающихся из пола досок и бездна под ногами.
Колесо останавливается для высадки пассажиров внизу, а я с ужасом жду, когда, наконец, мы достигнем верхней точки. Я фотографирую, не глядя на фотоаппарат. Я стараюсь смотреть на конструкцию колеса, близость железных ферм меня успокаивает. Маша ходит по кругу, улыбаясь, ей нравится.
Наконец вниз. Меня отпускает. Я даже встаю и подхожу к открытому окну, чтобы сделать снимок сверху без бликов стекла.
Некоторое время мы еще бродим по парку. Я смотрю на визжащих людей, катающихся на цепочной карусели на башне в ста метрах от земли, или падающих с такой же высоты в креслах, и думаю, мне бы очень много должны были бы приплатить и то, не факт, что я на такое бы согласилась. А тут за собственные деньги!
В половине десятого мы дома. Завтра последний день. Программа утром в девять сорок.
Суббота, на улице не души, только собачники на прогулке. Смолянистый запах недавно распустившейся листвы. У спортивного комплекса, в который входит три ледовые арены, команда мальчишек организованно бегает по широкой лестнице. «Это что, чемпионат мира по бегу?» Маша знает, что я участвую в соревнованиях, где много народу, и в ее голове при виде большой группы людей возникает подобная ассоциация. «Нет. Это хоккеисты разминаются. Мы же тоже так же бегаем перед тренировкой»
Наша арена номер три. Она вторая по величине в комплексе, стандартная площадка с небольшими трибунами, тут есть еще большой дворец спорта и тренировочный каток.
На льду идут соревнования предыдущих групп, в раздевалке суетится народ, на трибуне зрители и участники, завершившие выступления. В общем, обычная наша обстановка.
Оставляю Машу в раздевалке: «Переодевайся и надень кроссовки». Маша в бытовом плане беспроблемный ребенок. Мои здоровые девицы до сих пор не завязывают себе коньки, это делают за них мамы, я не говорю уже о сборе сумок . Маша прекрасно справляется со всем сама, сама причесывается, собирает и складывает в рюкзак необходимые вещи на тренировку и на выступления, сама шнурует коньки. Она даже перед сном каждый вечер стирает свое нижнее белье. Привыкнув к капризам избалованных здоровых детей, здесь я удивляюсь навыкам девочки, имеющей инвалидность.
Я отправляюсь на арену разузнать обстановку. Соревнования идут в графике. Перед нами заливка льда, следовательно, когда машина выйдет на лед, можно надевать коньки.
Некоторое время Маша разминается на полу, потом дружно ждем, когда подсохнет лед и судья информатор объявит разминку. Я объясняю Маше, как провести на льду разминочные шесть минут.
В этих соревнованиях участвуют пять стран: Россия, Австрия, Германия, Финляндия и Великобритания. Но помимо стран участниц сюда съехались начальники комитета из других краев для ведения переговоров, обмена опытом и организации подобных турниров в других местах.
Начинается наша разминка. Я натренированным голосом руковожу процессом. Посмотреть на Машу собираются почти все присутствующие сейчас в данном дворце, я замечаю это по заполнению коридорчика, ведущего на лед и низа трибуны над нами.
По этому уровню участники должны исполнить четыре упражнения, но в положении данного старта я нашла только три. Маша умеет все что нужно, и даже больше, но я не знаю местных правил. В моей группе Маша тренируется по программе здоровых детей с соответственно более сложными и другими заданиями.
Выступая, Маша показывает три упражнения из четырех и кланяется, я так велела. Судья подзывает ее на противоположную сторону катка, что-то говорит. Маша, как ни в чем не бывало, спокойно выполняет четвертое упражнение и еще раз кланяется. Аплодисменты.
«Молодец! Всё. Теперь иди переодевайся, ждем наших девочек, и пойдете обедать».
Довожу Машу до раздевалки: «Коньки вытри сначала». Возвращаюсь на лед, хочу посмотреть, что будут делать остальные.
«Какая девочка! Талант!» Меня окружают тренеры и организаторы. «Вы откуда?» «Девочка талант, но тренер у нее дура! К сожалению, я не знаю ваших правил, и не знаю ваших элементов. Мы из России, из Санкт-Петербурга, эта девочка катается в обычной группе, и я тренирую обычных детей. В спешиал олимпик она ходит только раз в неделю, чтобы иметь возможность участвовать в ваших стартах. Я здесь вообще случайно».
Две другие наши девочки очень хорошо исполняют свои упражнения, в их группах серьезные соперники, и обе они занимают вторые места, пропустив вперед австриек.
Мы болтаем с австрийской тренером, она жалуется, что лед слишком дорогой, и они катаются только два раза в неделю. На что я называю наши цены на аренду, это повергает ее в ужас. Я объясняю ей, что в нашей стране фигурное катание доступно не богатым, а супер богатым людям, что двухнедельные сборы у Профессора в соседней Эстонии стоили двести тысяч рублей, (я перевожу ей эти цифры в евро по прошлогоднему курсу, на время сборов). Она поднимает глаза в потолок, говорит, что некоторые австрийцы были на подобных сборах, но никто тогда им не поверил.
По окончании первого дня стартов детей кормят прямо во дворце, здесь есть хорошее кафе. Я остаюсь у льда ждать Машу, болтаю с поляком, спортивным директором спешиал олимпик, мне он нравится. Мамка отпускает меня «на волю» : «Не жди нас, тут очень надолго, я тебе ее приведу в номер».
Выхожу из дворца. У меня есть свободный час. Дел никаких, нужно только купить два йогурта, потому как все магазины закроются после шести до понедельника.
Я галопом проскакиваю торговый центр Донаум по кругу. Наша Мега один в один, даже магазины те же, ничего интересного, да и нужного тоже. Большой стоковый отдел называется Клоппенбург, «клоповник» отличное название и определение. Это единственный отдел, в который я заскакиваю, просто чтобы соотнести с названием. Кучи тряпья. В спортивных отделах, все то же, что и у нас, и ценники космические. Из множества кафешек и жрален мерзкий запах подгоревшего масла и специи для фастфуда.
Два часа дня. Тренировка у нас в пять. У нас есть время, чтобы попасть в Музей музыки и звуков. Мы едем в центр, проходим мимо Венской Оперы. Зазывалы в старинных костюмах приглашают на различные концерты.
Музей музыки хорошее место для взрослых и детей, здесь каждому будет интересно.
На первом этаже два кубика, от сочетания цифр на которых будет исполнена музыкальная фраза.
Дальше рассказ о том, что слышит младенец в утробе матери, подробный рассказ о строении уха, выведенный на мониторы. Потом в залах с наушниками и мониторами можно посмотреть, послушать и поэкспериментировать с тональностью, цветовой окраской, уровнем в децибелах и прочими характеристиками звуков и собственного голоса.
Еще выше залы с шумами, города, природы, пишущей ручки, кашля, смеха, и еще сотней, как минимум, проявлений доносимого до нашего слуха. В одном зале можно стать ди-джеем, взяв шум по вкусу, произведение, ритм и полноту оркестра. При желании можно записать диск на три минуты.
Самое интересное наверху. После залов, посвященных композиторам, в одном из них слушаем, как звучат буквы и наши имена, можно стать дирижером оркестра. Берешь в руки палочку, выбираешь произведение, и в зависимости от твоих взмахов, настоящий оркестр на большом экране будет играть.
Даю Маше палочку, выбираю польку. Машин оркестр играет идеально, почти ни одного сбоя. Себе же я беру Кан-кан. Мамая дорогая! Мой оркестр исполняет похоронный марш, как я не стараюсь, мне не удается сучить рукой так, чтобы Как-кан зазвучал хотя бы близко к оригиналу. Только концовка приближается к нормальному исполнению. Мда! Дирижер из меня хреновый!
Я поглядываю на часы и жалею, что времени остается мало. Мы заходим в залы, где можно побыть животным. В зависимости от зверя, нужно двигаться в середине зала в его манере, а в это время будет звучать соответствующая ему музыка, а на экране будет двигаться мультяшный герой. Две тетеньки исполняют пингвинов. Здорово!
В последнем зале темно. Встаем на середину, начинаем просто двигаться. Красивые звуки музыки, на экране появляются картины и скульптуры, сменяя друг друга. Оставляю Машу танцевать. Сама сажусь в импровизированный амфитеатр снимать видео. Музыка великолепна. Эх! Чертова тренировка!
Мы быстро идем к метро. В отеле хватаем коньки. Во дворец приходим за пятнадцать минут до начала. Плевать на разминку, с утра же катались.
Тренировка длится сорок минут, у нас с Машей ровно десять. Маша разминает программу, здесь ее дадут прокатать под музыку. Через пять минут она готова. «Скажи тетеньке на той стороне катка «I am ready», это значит «Я готова»». Маша подъезжает к судье громко на весь лед объявляет: «I am ready». Судья по-английски произносит: «Начинаем прокаты программ. Программу исполняет Маша....» Две с небольшим минуты длится Машина программа. Для нее в ней делать нечего. В нашей российской она справляется с гораздо более сложными элементами. На трибуне аплодисменты.
На льду нам делать больше нечего. Медленно переодеваемся, я успеваю еще поболтать с коллегами. Тащимся в отель. В семь часов ужин, будь он неладен.
В половине восьмого Машу приводят в номер. Ну уж нет, сегодня я не дам ей прожигать время за идиотскими мультиками и играми. «Поехали гулять?» «Ага»
Мы решаем поехать в Пратер. Это местный парк аттракционов, рядом с метро с одноименным названием.
Уже темно. У входа в парк нас встречает колесо обозрения. Мы бродим мимо каруселей и качалок, и вдруг в моем мозгу всплывает рекламная фраза «знаменитое Венское колесо обозрения». «Хочешь прокатиться на таком колесе?» «Ага!» --- Машино лицо расплывается в улыбке, --- «Я никогда на таком не каталась!»
Находим билетную кассу, проходим в «предбанник», маленький музей истории этого самого колеса, дальше немного ждем, пока наш вагончик остановится и выпустит людей.
Заходим внутрь. В вагончике нас человек десять. На широкой лавке в середине места всем хватит. Смотритель задвигает дверь за нами. Мы тронулись.
Мы с Машей стоим у окна. Она смотрит вниз: «Прикольненько! Оооо... высоко» Она улыбается. Колесо поднимается на четверть круга. Жуткий страх заставляет меня сесть на лавку, вцепившись в сидение двумя руками. Господи! Какого хрена мне пришла в голову эта мысль. Зачем? Я не могу смотреть вниз, я не могу заставить себя встать, а мы продолжаем подниматься. Деревянный вагончик зловеще скрипит, наклоняется на ту сторону, куда переходит большинство пассажиров. Мне рисуются страшные картины отваливающихся из пола досок и бездна под ногами.
Колесо останавливается для высадки пассажиров внизу, а я с ужасом жду, когда, наконец, мы достигнем верхней точки. Я фотографирую, не глядя на фотоаппарат. Я стараюсь смотреть на конструкцию колеса, близость железных ферм меня успокаивает. Маша ходит по кругу, улыбаясь, ей нравится.
Наконец вниз. Меня отпускает. Я даже встаю и подхожу к открытому окну, чтобы сделать снимок сверху без бликов стекла.
Некоторое время мы еще бродим по парку. Я смотрю на визжащих людей, катающихся на цепочной карусели на башне в ста метрах от земли, или падающих с такой же высоты в креслах, и думаю, мне бы очень много должны были бы приплатить и то, не факт, что я на такое бы согласилась. А тут за собственные деньги!
В половине десятого мы дома. Завтра последний день. Программа утром в девять сорок.