Тренировка
На улице ветрено и холодно. Я стою на краю дороги , засунув руки в рукава, он опаздывает. Обычно я сильно нервничаю, когда я или кто-то опаздывает, но сейчас я спокойна, я уверена, что мы все успеем, мне просто зябко.
Наконец его машина. Бросаю рюкзак на заднее сиденье, пристегиваюсь , засовываю музыкальный диск в проигрыватель. В машине тепло, я утопаю в кресле, слушая звуки знакомой румбы. Несколько минут можно расслабиться и ни о чем не думать.
Мы на месте. Быстро переодеваемся в домике-бане, любезно предоставляемом спортсменам всех возрастов и мастей, одним хорошим тренером, у которого тут собственный дом.
Входим в лес. Воздух здесь изумительной свежести, не сравнить с городским. Мачтовые сосны тянутся ввысь. Под ногами песок и опавшая хвоя.
«Ну что, бежим до трешки.» Мы решили размяться тремя километрами, но оказывается до них еще нужно добежать. Заранее мы планировали побегать по этой самой трешке, не считая разминки, несколько раз быстро. Пока мы бежим до этой трешки, он между делом говорит : «Я забыл, что трешка тут «лыжная», так что пойдем на другой круг, на тысячу, там и побегаем» «Что значит «лыжная»?» « Ну, подъемы там есть и спуски» Мы уже бегали здесь по подъемам и спускам, правда он называл это равниной, но я все равно не верю, что есть такие подъемы и спуски, по которым нельзя пробежать на время быстро. «Ладно» --- решает он,---«пробежим одну трешку как разминочную и ознакомительную»
Сворачиваем в глубину леса. Первый же подъем дает знать себя ногам, не восстановилась после длинной тренировки, последние двадцать четыре километра без питья отняли много сил. Дальше передо мной открывается картина, приводящая меня в ужас. Это не подъемы и спуски, это просто вертикальные склоны одной горы, поросшей деревьями, по которым проложены тропинки, какими-то явно не здоровыми на голову, людьми. На подъеме я еще как-то пытаюсь держаться сзади, а вот на спусках я торможу, мне кажется, что я сверну здесь себе шею. О какой работе на время тут могла идти речь, тут бы просто в живых остаться. Он на спусках бежит так же, как и по ровной поверхности, перепрыгивая огромные ветки и поваленные во время урагана деревья. «Не отставай!» Мне очень хочется его послать туда, откуда не возвращаются. Но на то, чтобы не сделать это, у меня есть несколько причин: во-первых сама напросилась, во-вторых мне это необходимо, и я это понимаю, в-третьих мне симпатичен этот человек, и сама я не смогу сделать то, что сделаю с ним. Я произношу все свои монологи про себя. « Блин!!! А ведь это только разминка» Я бегу вверх на морально-волевых. «Здесь лыжники ходят с палками в горку. Этот подъем называется «убийца», этот «покойник»» Веселенькая ирония, но спортсмены иначе не были бы спортсменами, это своего рода сумасшедшие люди. На одном из спусков встречаем тренера с детьми, они тоже бегают по этим горкам, в их глазах ни тени удивления от встречи с нами, это общее место.
Наша трешка заканчивается у кладбища. «Отсюда будем стартовать круг на тысячу, сюда же возвращаться» Хорошенькое местечко, меня не придется далеко тащить, можно похоронить прямо здесь. Разминаем руки ноги. Я больше пытаюсь отойти от разминки трешкой, чем продолжить разминку частей тела. « Будем бегать так: тысяча, две, три, снова две и последняя тысяча самая быстрая» Такую работу я видела на стадионе, только вместо тысячи молодые бегуны там бегали по двести метров, но даже при такой короткой дистанции, эта тренировка считалась у них убийственной. Я воспринимаю эту информацию даже с облегчением, это гораздо проще, чем три раза по той самой трешке, где разминались.
Он чертит стартовую линию. «Ну что, начали!» Первый круг для меня незнакомая местность, я знаю только, что тысячу можно бежать просто на ощущениях, я знаю ритм, с которым я бегу тысячу быстро, я пытаюсь встать в него. Начало пологое, и мне удается поймать темп, я сижу у него на хвосте. Дальше идет подъем, не такой вертикальный, как на разминке, но все же ощутимый, за ним сразу поваленные стволы двух деревьев. Он легко перепрыгивает это препятствие, делаю то же самое. Я начинаю понимать, что такое безбашеность, это когда окружающая местность перестает иметь значение, и ты просто преодолеваешь расстояние, как-будто по дорожке стадиона. Забираемся наверх горки, сворачиваем, дальше длинный, для меня крутой, спуск. Я торможу на нем, он разгоняется и уходит вперед, пытаюсь сократить расстояние, когда спуск становится более пологим. «Пошел финиш!» Это означает, что можно добавлять скорость, если конечно на это есть силы. «Последний финишный подъем» Это смесь песка с ямами, колеями от стекающей по склону воды, и торчащими из песка корнями деревьев. Он прыгает на поваленную поперек дороги рябину, ломая ее ветки, чтобы не торчали на пути. Я перепрыгиваю оставшиеся из них. В конце подъема ноги отказываются держать меня совсем, на часах три минуты пятьдесят секунд, но до финиша еще метров сорок, пологий спуск. На нем я успеваю хоть немножко набрать скорость, нажимаю кнопку хронометра, четыре минуты десять секунд. Ну и время! С такими усилиями на равнине я прибежала бы за три тридцать, я по четыре десять в самой плохой форме в старте десятку бегу, а то и быстрее, а тут единственная тысяча, и я уже мертвая. « Я не добегу так двушку» « А мы двушку так и не побежим, побежим медленнее» Я уже ни в чем не уверена, побежим ли мы медленнее, но у меня нет выбора. « Ну и где твой хваленый медленный пульс?» --- он говорит жестко, ---«как работа, так и сдохла сразу» Я молчу, мне нечего ответить, злиться бессмысленно. «Хватит отдыхать, пошли на старт!» Прошло только три минуты, на таком недовосстановлении, я далеко не убегу.
Мы снова встаем на черту. «Начали» Мне кажется, что мы бежим тем же темпом, что и первую тысячу, но я знаю, что это только ощущения, что на самом деле мы бежим медленнее. Подъем, спуск, подъем. Первая тысяча четыре двадцать восемь, терплю подъем на втором круге, трасса становится узнаваемой, поэтому начинаю грамотнее распределять силы. Он опять убегает на спусках, я ничего не могу с этим поделать, пытаюсь нагнать его на последнем подъеме, но ноги предательски садятся на последних его метрах, мне остается только маленький отрезок перед финишем. Вторая тысяча четыре тридцать две. Плохо! Вторая тысяча должна быть быстрее первой, если не так, значит умерла.
Отдыхая мы бродим вдоль могил, но я даже не замечаю этого, хотя в обыденной жизни это смотрелось бы наверно кощунственно. «Здесь был стартовый городок для лыжных гонок, но за деньги, здесь продают места на кладбище» «Да уж, похоронили спорт в прямом смысле»--- отвечаю я сочувственно. У нас действительно похоронили весь спорт, распродав трассы под элитное жилье и прочие нужды за шальные деньги зарвавшихся нуворишей. «Мы не побежим вторую двушку, сейчас пробежим трешку и последнюю тысячу, тебе и так хватит, пошли на старт» Я безропотно плетусь к линии старта, Боже, помоги мне выжить!
Первый круг из трех мы бежим за четыре двадцать девять, хотя он обещал пойти по четыре сорок. Мне все равно. Я смирилась со своей участью, и тупо переставляю ноги, стараясь если и отставать то совсем на чуть-чуть. Я вижу как он подтормаживает себя, не будь меня он бежал бы намного быстрее, меня это злит, ненавижу себя в такие мгновения. Второй круг четыре сорок одна. Ну вот, добегалась, что дальше, четыре пятьдесят? Когда мне становится совсем плохо, во мне находятся какие-то скрытые до селе резервы. Я уже не торможу на спуске, я стараюсь бежать как он, между нами метров двадцать, и я знаю, что достану его на финише, ну или по крайней мере сокращу это расстояние. Поваленная рябина, ямы, коряги, «ну же!», сорок метров, финиш, третья тысяча четыре сорок, быстрее чем вторая, хорошо.
Восстанавливаю дыхание, мне это дается с трудом. Осталась одна тысяча, всего один круг, но его нужно бежать быстро. Я точно не смогу. Я вообще уже не представляю, как бежать быстрее четырех сорока. «Сейчас побежим быстро!» --- он произносит это так, как-будто речь идет о прогулке. « Мы слишком много отдыхаем» Я украдкой смотрю на часы, шесть минут, но мне кажется, что мы вообще не отдыхаем.
Последний круг. Пошли. Я вбегаю на горку мелкими шагами, я знаю, что это скоро закончится, нужно просто оставить здесь остаток сил. Я вижу как он ускоряется на спуске, уже не тормозя себя. Моя самость бьет ключом, я не дам ему далеко уйти. Каждый метр сейчас для меня имеет значение, время и пространство растягиваются, и мозг спокойно успевает ориентироваться. Последний подъем, я почти подтягиваюсь к нему, но на вершине он опять уходит. Вбегаю на вершину и вижу, что он не набегает на финиш, а идет к нему свободно. Я ускоряюсь, но мне не хватает расстояния, чтобы догнать его, я проигрываю две секунды. Четыре ноль семь. Господи, неужели мне это удалось, самая быстрая тысяча за сегодня. Я дышу с надрывом, на некоторое время что-то схватывается в животе, но я не могу определить что и где.
На самом деле я быстро восстанавливаюсь, мне просто всегда себя жалко, но с таким партнером не до жалости. Я прихожу в себя, и мы уже медленно бежим к карьеру. Температура воздуха с утра плюс тринадцать, сейчас она поднялась на два градуса, но мне жарко, я всю тренировку отмотала раздетая, и сейчас с удовольствием окунусь в холодную воду. На берегу никого. Зеркальная гладь воды, еще цветут желтые кувшинки на самой середине, утки , словно кораблики, рассекают воду оставляя позади себя волну, треугольником расходящуюся к берегам. Мы быстро заходим в воду, быстро купаемся, чтобы не замерзнуть. Переодеваюсь в сухое, идем по лесу. Сквозь облака пробивается солнце, кажется будто тепло, после холодной бодрящей воды.
В машине мягко и уютно, Пери Комо поет про желтую ленточку, которую он просит обвязать вокруг старого дуба, если любимая еще не забыла о нем. После купания чувствую себя свежей, будто и не было этих подъемов и спусков, и как бы не было тяжело по ним бегать, теперь я знаю, что мне этого будет недоставать, этих ощущений усталости и этого жесткого партнера по тренировке.
Наконец его машина. Бросаю рюкзак на заднее сиденье, пристегиваюсь , засовываю музыкальный диск в проигрыватель. В машине тепло, я утопаю в кресле, слушая звуки знакомой румбы. Несколько минут можно расслабиться и ни о чем не думать.
Мы на месте. Быстро переодеваемся в домике-бане, любезно предоставляемом спортсменам всех возрастов и мастей, одним хорошим тренером, у которого тут собственный дом.
Входим в лес. Воздух здесь изумительной свежести, не сравнить с городским. Мачтовые сосны тянутся ввысь. Под ногами песок и опавшая хвоя.
«Ну что, бежим до трешки.» Мы решили размяться тремя километрами, но оказывается до них еще нужно добежать. Заранее мы планировали побегать по этой самой трешке, не считая разминки, несколько раз быстро. Пока мы бежим до этой трешки, он между делом говорит : «Я забыл, что трешка тут «лыжная», так что пойдем на другой круг, на тысячу, там и побегаем» «Что значит «лыжная»?» « Ну, подъемы там есть и спуски» Мы уже бегали здесь по подъемам и спускам, правда он называл это равниной, но я все равно не верю, что есть такие подъемы и спуски, по которым нельзя пробежать на время быстро. «Ладно» --- решает он,---«пробежим одну трешку как разминочную и ознакомительную»
Сворачиваем в глубину леса. Первый же подъем дает знать себя ногам, не восстановилась после длинной тренировки, последние двадцать четыре километра без питья отняли много сил. Дальше передо мной открывается картина, приводящая меня в ужас. Это не подъемы и спуски, это просто вертикальные склоны одной горы, поросшей деревьями, по которым проложены тропинки, какими-то явно не здоровыми на голову, людьми. На подъеме я еще как-то пытаюсь держаться сзади, а вот на спусках я торможу, мне кажется, что я сверну здесь себе шею. О какой работе на время тут могла идти речь, тут бы просто в живых остаться. Он на спусках бежит так же, как и по ровной поверхности, перепрыгивая огромные ветки и поваленные во время урагана деревья. «Не отставай!» Мне очень хочется его послать туда, откуда не возвращаются. Но на то, чтобы не сделать это, у меня есть несколько причин: во-первых сама напросилась, во-вторых мне это необходимо, и я это понимаю, в-третьих мне симпатичен этот человек, и сама я не смогу сделать то, что сделаю с ним. Я произношу все свои монологи про себя. « Блин!!! А ведь это только разминка» Я бегу вверх на морально-волевых. «Здесь лыжники ходят с палками в горку. Этот подъем называется «убийца», этот «покойник»» Веселенькая ирония, но спортсмены иначе не были бы спортсменами, это своего рода сумасшедшие люди. На одном из спусков встречаем тренера с детьми, они тоже бегают по этим горкам, в их глазах ни тени удивления от встречи с нами, это общее место.
Наша трешка заканчивается у кладбища. «Отсюда будем стартовать круг на тысячу, сюда же возвращаться» Хорошенькое местечко, меня не придется далеко тащить, можно похоронить прямо здесь. Разминаем руки ноги. Я больше пытаюсь отойти от разминки трешкой, чем продолжить разминку частей тела. « Будем бегать так: тысяча, две, три, снова две и последняя тысяча самая быстрая» Такую работу я видела на стадионе, только вместо тысячи молодые бегуны там бегали по двести метров, но даже при такой короткой дистанции, эта тренировка считалась у них убийственной. Я воспринимаю эту информацию даже с облегчением, это гораздо проще, чем три раза по той самой трешке, где разминались.
Он чертит стартовую линию. «Ну что, начали!» Первый круг для меня незнакомая местность, я знаю только, что тысячу можно бежать просто на ощущениях, я знаю ритм, с которым я бегу тысячу быстро, я пытаюсь встать в него. Начало пологое, и мне удается поймать темп, я сижу у него на хвосте. Дальше идет подъем, не такой вертикальный, как на разминке, но все же ощутимый, за ним сразу поваленные стволы двух деревьев. Он легко перепрыгивает это препятствие, делаю то же самое. Я начинаю понимать, что такое безбашеность, это когда окружающая местность перестает иметь значение, и ты просто преодолеваешь расстояние, как-будто по дорожке стадиона. Забираемся наверх горки, сворачиваем, дальше длинный, для меня крутой, спуск. Я торможу на нем, он разгоняется и уходит вперед, пытаюсь сократить расстояние, когда спуск становится более пологим. «Пошел финиш!» Это означает, что можно добавлять скорость, если конечно на это есть силы. «Последний финишный подъем» Это смесь песка с ямами, колеями от стекающей по склону воды, и торчащими из песка корнями деревьев. Он прыгает на поваленную поперек дороги рябину, ломая ее ветки, чтобы не торчали на пути. Я перепрыгиваю оставшиеся из них. В конце подъема ноги отказываются держать меня совсем, на часах три минуты пятьдесят секунд, но до финиша еще метров сорок, пологий спуск. На нем я успеваю хоть немножко набрать скорость, нажимаю кнопку хронометра, четыре минуты десять секунд. Ну и время! С такими усилиями на равнине я прибежала бы за три тридцать, я по четыре десять в самой плохой форме в старте десятку бегу, а то и быстрее, а тут единственная тысяча, и я уже мертвая. « Я не добегу так двушку» « А мы двушку так и не побежим, побежим медленнее» Я уже ни в чем не уверена, побежим ли мы медленнее, но у меня нет выбора. « Ну и где твой хваленый медленный пульс?» --- он говорит жестко, ---«как работа, так и сдохла сразу» Я молчу, мне нечего ответить, злиться бессмысленно. «Хватит отдыхать, пошли на старт!» Прошло только три минуты, на таком недовосстановлении, я далеко не убегу.
Мы снова встаем на черту. «Начали» Мне кажется, что мы бежим тем же темпом, что и первую тысячу, но я знаю, что это только ощущения, что на самом деле мы бежим медленнее. Подъем, спуск, подъем. Первая тысяча четыре двадцать восемь, терплю подъем на втором круге, трасса становится узнаваемой, поэтому начинаю грамотнее распределять силы. Он опять убегает на спусках, я ничего не могу с этим поделать, пытаюсь нагнать его на последнем подъеме, но ноги предательски садятся на последних его метрах, мне остается только маленький отрезок перед финишем. Вторая тысяча четыре тридцать две. Плохо! Вторая тысяча должна быть быстрее первой, если не так, значит умерла.
Отдыхая мы бродим вдоль могил, но я даже не замечаю этого, хотя в обыденной жизни это смотрелось бы наверно кощунственно. «Здесь был стартовый городок для лыжных гонок, но за деньги, здесь продают места на кладбище» «Да уж, похоронили спорт в прямом смысле»--- отвечаю я сочувственно. У нас действительно похоронили весь спорт, распродав трассы под элитное жилье и прочие нужды за шальные деньги зарвавшихся нуворишей. «Мы не побежим вторую двушку, сейчас пробежим трешку и последнюю тысячу, тебе и так хватит, пошли на старт» Я безропотно плетусь к линии старта, Боже, помоги мне выжить!
Первый круг из трех мы бежим за четыре двадцать девять, хотя он обещал пойти по четыре сорок. Мне все равно. Я смирилась со своей участью, и тупо переставляю ноги, стараясь если и отставать то совсем на чуть-чуть. Я вижу как он подтормаживает себя, не будь меня он бежал бы намного быстрее, меня это злит, ненавижу себя в такие мгновения. Второй круг четыре сорок одна. Ну вот, добегалась, что дальше, четыре пятьдесят? Когда мне становится совсем плохо, во мне находятся какие-то скрытые до селе резервы. Я уже не торможу на спуске, я стараюсь бежать как он, между нами метров двадцать, и я знаю, что достану его на финише, ну или по крайней мере сокращу это расстояние. Поваленная рябина, ямы, коряги, «ну же!», сорок метров, финиш, третья тысяча четыре сорок, быстрее чем вторая, хорошо.
Восстанавливаю дыхание, мне это дается с трудом. Осталась одна тысяча, всего один круг, но его нужно бежать быстро. Я точно не смогу. Я вообще уже не представляю, как бежать быстрее четырех сорока. «Сейчас побежим быстро!» --- он произносит это так, как-будто речь идет о прогулке. « Мы слишком много отдыхаем» Я украдкой смотрю на часы, шесть минут, но мне кажется, что мы вообще не отдыхаем.
Последний круг. Пошли. Я вбегаю на горку мелкими шагами, я знаю, что это скоро закончится, нужно просто оставить здесь остаток сил. Я вижу как он ускоряется на спуске, уже не тормозя себя. Моя самость бьет ключом, я не дам ему далеко уйти. Каждый метр сейчас для меня имеет значение, время и пространство растягиваются, и мозг спокойно успевает ориентироваться. Последний подъем, я почти подтягиваюсь к нему, но на вершине он опять уходит. Вбегаю на вершину и вижу, что он не набегает на финиш, а идет к нему свободно. Я ускоряюсь, но мне не хватает расстояния, чтобы догнать его, я проигрываю две секунды. Четыре ноль семь. Господи, неужели мне это удалось, самая быстрая тысяча за сегодня. Я дышу с надрывом, на некоторое время что-то схватывается в животе, но я не могу определить что и где.
На самом деле я быстро восстанавливаюсь, мне просто всегда себя жалко, но с таким партнером не до жалости. Я прихожу в себя, и мы уже медленно бежим к карьеру. Температура воздуха с утра плюс тринадцать, сейчас она поднялась на два градуса, но мне жарко, я всю тренировку отмотала раздетая, и сейчас с удовольствием окунусь в холодную воду. На берегу никого. Зеркальная гладь воды, еще цветут желтые кувшинки на самой середине, утки , словно кораблики, рассекают воду оставляя позади себя волну, треугольником расходящуюся к берегам. Мы быстро заходим в воду, быстро купаемся, чтобы не замерзнуть. Переодеваюсь в сухое, идем по лесу. Сквозь облака пробивается солнце, кажется будто тепло, после холодной бодрящей воды.
В машине мягко и уютно, Пери Комо поет про желтую ленточку, которую он просит обвязать вокруг старого дуба, если любимая еще не забыла о нем. После купания чувствую себя свежей, будто и не было этих подъемов и спусков, и как бы не было тяжело по ним бегать, теперь я знаю, что мне этого будет недоставать, этих ощущений усталости и этого жесткого партнера по тренировке.