Жена ге(ни)я
Пока жду посадки на самолёт, сделаю то, что давно должен был сделать: написать о просмотренном ещё в начале октября, сразу по возвращению из Владивостока, фильме Кирилла Серебренникова "Жена Чайковского".
Скажу сразу, что фильм мне, во-первых, не понравился, а во-вторых, я признаю, что это тонкий, умный, первоклассный европейский фильм. И я очень благодарю человека, давшего мне возможность его посмотреть.
Теперь по порядку. Как и обещает название - это меньше всего биография великого, без шуток, русского композитора Петра Ильича Чайковского. И даже не биография его несчастной формальной жены, на протяжении 15 лет категорически отказывавшейся давать развод. Это фильм о том, как трудно было быть геем в 19 веке и как трудно было быть женой гея, которой никто, включая мужа, не объяснил, за кого она, собственно, выходит замуж, и с какой целью её, собственно, замуж берут.
Что ж, тема вполне достойная высокобюджетной картины и решённая на достойном уровне. Запомнились две сцены. Первая - новобрачный Петруша, которому, впрочем, уже 37 лет, садится дома за фортепиано и что-то начинает наигрывать. Сияющая молодая жена (сама, между прочим, вполне квалифицированная пианистка) подходит сзади и нежно кладет ему руки на плечи. Но он, вместо того, чтобы начать импровизировать с удвоенным пылом, как, разумеется, мечтала Антонина Михайловна, начитавшаяся историй про одухотворённых спутниц Листа и Шопена, вдруг резко встаёт, закрывает крышку и уезжает. У обоих облом: она обломилась в своей мечте быть музой гения. А он обломился в своей надежде, что ему никто не будет мешать в моменты, которые он не без основания считает интимными, и интимность которых он не готов ни с кем разделять.
И вторая сцена. Когда с Петрушей от постоянных тщетных попыток Тони стать наконец женой случается нервный срыв, он бросает всё и уезжает из Петербурга в Москву (абсолютно достоверный факт), не на шутку обеспокоенный Николай Григорьевич Рубинштейн, создатель и первый директор московской консерватории, лично приходит к Антонине Михайловне, уговорить её оставить Чайковского в покое и на какое-то время уехать, да вот хотя бы к сестре Чайковского в украинское поместье. Драматическая сцена. И очень хорошо видна разность, так сказать, потенциалов двух персонажей. Рубинштейн хочет как можно более внятно донести что-то очень важное, обращяясь прямо к Антонине. А та его все время сбивает и перебивает. Но не по прагматичному расчёту, а просто всё хлопочет над знаменитостью: Николай Григорьевич, а варенье-то, а что же, Николай Григорьевич, чай-то не пьёте? Тот досадливо поджимает губы, но, вежливый и волевой человек, терпит, отмахивается от её щебета, как от летающий по всему фильму мухи (неожиданно для такого умного фильма лобовая метафора) и пытается всё-таки до этой дуры достучаться.
Повторяю: тонкое, умное кино, шикарно снятое. Снималось явно где-то далеко от номинально заявленных Москвы и Петербурга, сплошные павильоны, в которых сплошной достоевский туман, разрываемый блеском чёрных цилиндров. Изумительная роль доселе не известной мне актрисы Алёны Михайловой. Которая на наших глазах проходит путь от наивной восторженной дурочки, искренне жаждущей стать музой гения, до полубезумной, опускающейся стареющей стервы. Понятно, что киноактрисе, в отличие от актрисы театральной, очень помогает гримёр и оператор, но у неё же, в отличие от театральной, крупные планы, так что, повторяю очень сложная и хорошо выполненная актёрская работа.
Здесь же скажу сразу про камео Оксимирона. Оно разочаровало. Вообще-то ситуация, когда режиссёр приглашает звезду на маленькую значимую роль звезды той эпохи, о которой идёт речь - это нормальная и желательная ситуация. Реальная звезда впечатывается в маленький эпизод всей своей звёздностью и делает своего героя, формально эпизодического, запоминающимся. Достаточно вспомнить как бы шутовского папеньку Джека Воробья - Кита Ричардса. Так вот, Мирон Федоров не дотягивает. В парике, усах и сюртучке той эпохи он оказывается неотличим от прочих господ в усах и сюртуках. Хотя у него большой важный монолог. Пётр Айду, мелькнувший в одной сцене в начале, выглядит куда ярче, хотя роль его совсем не артистическая.
А почему не понравился в целом? Потому что чётко прослеживается закономерность. Когда-то я давно читал, как американский крунер Тони Бенет, всю жизнь мурлыкавший любовные песенки в дорогих казино, говорил, что главное в любой песне - поскорее добраться до слова "любовь". После которого всё в песне встаёт на свои места. Так и у Серебренникова - главное, дождаться момента, когда в кадре или на сцене появится мужская задница. После чего тоже всё встаёт на свои места. Ничего не имею против демонстрации этой части тела, как и любой другой, но как-то всё-таки предсказуемость разочаровывает. Так что дай бог Кириллу Семёновичу успеха на всех его поприщах, но, пожалуй, в первых рядах бежать на его фильмы и спектакли я больше не буду, даже если окажется к тому возможность.