Книга. «Русь уходящая. Рассказы митрополита Питирима»
Эту книгу заметила давно, когда заходила в церковные лавки, а купила года два назад в Иоанно-Богословском мужском монастыре в Рязанской области.
Прочитала только на днях, чтение было не быстрым (почти 700 страниц вдумчивого чтения). Может прочитала бы и позже, если бы не поездка в Мичуринск.
В Мичуринске мы жили напротив Ильинского храма. Утром около храма увидели крест. Оказывается владыка Питирим из Мичуринска (тогда Козлова) и его отец-священнослужитель служил в Ильинской церкви.
В семье Нечаевых росли одиннадцать детей, среди которых Константин (будущий владыка Питирим) был младшим. Его детские впечатления были связаны с обысками, с визитами налоговых инспекторов и арестами отца. Отца Владимира арестовывали несколько раз. Первый раз - в двадцатые годы, во время обновленческого раскола, потом, уже на памяти владыки, в 1930 году. Он запомнил, что пришли за отцом ночью, и что небо было звездное. Тогда, в четыре с половиной года, Костя твердо решил, что станет священником, как папа, но при этом еще и монахом, так как ему не хотелось подвергать опасности близких и заставлять их переживать те трудности, которые выпали на долю его семьи.
Кратко о чем книга.
Митрополит Питирим (Нечаев, 1926-2003) был одним из значительных иерархов Русской Церкви второй половины ХХ века. Профессор МДА, проповедник, общественный деятель, он создал и возглавил Издательский отдел Московской Патриархии, наладил регулярный выпуск Журнала Московской Патриархии и Богословских трудов. При нем началось издание Библии и богослужебных Миней. Он одним из первых стал появляться в телевизионных передачах, донося голос Церкви до миллионов слушателей страны. Первым начал читать курс богословских лекций в светском вузе. Первым открыл музей Библии в Иосифо-Волоцком монастыре.
Владыка Питирим не оставил воспоминаний, но на склоне дней охотно делился ими с двумя своими референтами, Т.Л. Александровой и Т.В. Суздальцевой, которые, понимая ценность его рассказов, записали их и после кончины расшифровали и создали предлагаемую читателю книгу. Они же написали и свои воспоминания о Владыке и записали ряд его проповедей последних лет. Все это в целом дает емкое, яркое представление об эпохе, жизни Церкви в середине и второй половине ХХ века и масштабе личности митрополита Питирима.
Содержание.
Книга очень интересная. Владыка рассказывает не только о своей жизни, но и о жизни церкви, русского народа в разные исторические периоды, истории, мировых события.
"Особый след в моей жизни оставил старец Севастиан (Фомин), долгие годы живший в Караганде. За много лет я понял, что подвижники бывают двух типов: одни - самородки, самоучки, другие проходят монастырскую школу. Примером первого типа может служить о. Александр Воскресенский, примером второго - о. Севастиан. Он был преемником оптинских старцев". Владыка Питирим
Отрывок из книги: «Я вступил в международную работу, можно сказать, с самого начала, «в домашних условиях» - с 1945 г., поскольку был около Патриарха. Став в 1952 г. преподавателем, я одновременно сделался и членом Международных комиссий. Мой первый выезд за рубеж был в 1956 г., и на моих глазах произошла страшная деградация и советского-постсоветского, и западного общества. Почему? Потому что был потерян стержень. А стержень - нравственный источник. Все силы ада брошены сейчас на разрушение нравственности. С европейской культурой, конечно, очень интересно познакомиться, но, к сожалению, в Европу редко едут люди, которые действительно глубоко знают культуру. Чаще впечатление производят внешние достижения европейской цивилизации: дороги, отели, комфорт. Между тем, «закат Европы», который Шпенглер заметил еще в начале XX века, сейчас становится очевидным».
Священник Константин Нечаев. 1954 г.
А еще она очень живая, в ней сочетаются глубокие философские размышления с тонким юмором. Какая бы не была трудная жизнь в ней всегда есть место любви, радости, добру и шуткам.
Отрывок из книги: «Помню, много лет назад подходит ко мне на одном общественном собрании один из космонавтов и деловито спрашивает: «В Библии программа есть? Программа всего человечества?» - «Есть. - отвечаю, - Всем хана!» Действительно, если мы будем вести себя так же как сейчас, - по отношению и друг к другу, и к окружающему миру, - конец неизбежен и близок.
В Писании сказано: «Не ваше дело знать времена и сроки». Признаки конца света были уже и в I веке. Достаточно вспомнить 1-е послание Соборное апостола Иоанна: говорят, что антихрист придет? - Так он уже пришел! Что такое антихрист? - Всякое ощущение окружающего зла, всякая борьба зла с добром. Зло, к счастью, пока еще не преобладает в мире. Силы добра неисчерпаемы. Говорят: «хороших людей больше, но плохие лучше организованы». Если бы мы поняли реальную действительность зла и необходимость внутреннего исправления - своего, лично каждого, - картина была бы другая. В каждом человеке сидит маленький антихрист - если дать ему волю, он вырастет в большого. В одних людях антихрист действует по неведению, по недомыслию, в других - по согласию злой воли. Когда бывает в мире обида, это беда не для обидимого, а для обидящего: он совершил несправедливость и тем самым умножил мировое зло. Если ему ответить точно так же - это будет новая ступень зла. Так что, когда именно антихрист будет персонифицирован, во многом зависит от нас самих: если мы вовремя не тормознем себя на пути моральной деградации, то ускорим мировую катастрофу».
Архиепископ Питирим. 1971 г.
Благодаря книге знакомишься с иерархами Русской церкви ХХ века.
Отрывок из книги: «Патриарх был очень спокоен внутренне, несмотря на все обстоятельства, и когда возникали какие-то вопросы, он продолжал хранить то же спокойствие, глубокий взгляд. Надо сказать, он всегда просматривал в готовом виде любой свой текст, предназначенный для отправки куда бы то ни было - хотя бы даже личную телеграмму. И меня, еще юношу, приучил к тому же. Посмотрит, бывало, скажет: «Вот здесь была запятая!» - «Ваше Святейшество, по нашей орфографии здесь запятая не нужна». - «Ну да, да-да-да… Но я - поставил!» У него было обострено филигранное чувство языка, и если он ставил запятую, то значит акцент был на каком-то особом смысле фразы. Или иногда скажешь ему: «Ваше Святейшество, а вот надо бы…» - он отвечал: «Да, знаю. Но я уже написал». Поэтому, когда на него обрушился поток критики и недовольства, что «не надо так говорить», он ответил: «Да… Но я - сказал!»
Правда, после этого все равно продолжалось массовое закрытие церквей, две трети их были разрушены, взорваны, но самое главное то, что не терял внутреннего спокойствия и в таких обстоятельствах. Когда мы, молодые и горячие, начинали активно возмущаться, он только качал головой и с печальной улыбкой говорил: «Ну, что вы! Все именно так, как должно быть. Именно этим проверяется наша верность своему долгу».
Для меня это было пережито лично. Я уезжал в командировку, приехал, - а мой заместитель ушел из Церкви. Перед этим он мне еще говорил: «Что будем делать? Что будем делать?! Ну, вот я тракторист, но Вы-то что будете делать?!» - «Ну, а я архимандритом останусь. Ну что же делать? Проживем как-нибудь!»
Тогда же, в самом начале хрущевских гонений, у Патриарха как-то раз зашел разговор о том, как вести себя в новой обстановке. На почти риторический вопрос: «Что же теперь делать?» о. Владимир Елховский, настоятель Брюсовского храма, бывший военный, бодро ответил: «Ваше Святейшество! Наступать нельзя, но в окопах сидеть - можно!»
По собственному опыту скажу, что самые трудные годы для Церкви были с 1963 по 1967. Тогда было объявлено, что в 1981 году «последнего попа покажут по телевидению». Это сказал председатель Совета министров и генсек коммунистической партии. Однако в 1981 г. в центре Москвы - за Моссоветом и на Пироговке, были поставлены два первых церковных дома, где «попы» создали свой Издательский Отдел, получивший международную известность, и центр, куда пришли военные, чтобы помянуть своих родителей».
Интересно было прочитать о том, как возрождалась церковная жизнь и как восстанавливали храмы и учебные заведения, в которых владыка потом преподавал.
Отрывок из книги: «Я закончил Академию летом 1951 года, и мне сразу же повезло, - точнее сказать, «трудно повезло». Осенью вызвал меня Патриарх и сказал: «Я назначаю вас читать курс истории Западной Церкви». «Ваше Святейшество, - ответил я, - я боюсь!» Это было самое начало холодной войны. «А вы не зарывайтесь слишком глубоко». - «Но как же так можно?» - «Нет, вы глубоко берите тему, но не берите на себя слишком большой ответственности. Придите и скажите студентам: у меня теперь времени больше, чем у вас, я буду читать книжки и вам их пересказывать». А читать я должен был следующему курсу, который шел за нами - то есть тем, с кем недавно вместе по студенчески озорничали и профессоров своих туманили. На первом занятии вышла такая сценка. У нас учился архимандрит, настоятель подворья арабской церкви в Москве. Я тогда еще был светским - худенький, усатый, - стою, очень важно возвышаюсь на кафедре, а он входит, немного опоздав, и увидев меня, кричит: «А ты что тут делаешь? Куда это ты залез?» - «Сядьте на место, отец архимандрит!» - «Какое еще тебе место?» Так и началось мое преподавание».
Конечно, отдельно проходит история московской жизни и московских храмов. Сам владыка чаще всего служил в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке.
Отрывок из книги: «Я очень хорошо помню довоенное время. Москва в те годы сохраняла еще многие старые традиции и обычаи. Уклад, который формировался веками на основе строгого соблюдения церковного устава, перешел в быт и трансформировался в радушие, приветливость, столь характерные для старых москвичей. И эта атмосфера приветливости еще сохранялась, несмотря на очень сложные, трудные времена, несмотря на голод тридцатого года и тяжелые тридцать седьмой и тридцать восьмой. Не было, к примеру, ничего удивительного, если в одиннадцать часов ночи раздавался звонок или стук в дверь - и приходили хорошие знакомые: «А мы шли мимо…» - или - «А мы сидели-сидели, и вдруг вспомнили, что давно у вас в гостях не были». Газ тогда был не во всех домах, электричество тоже экономили - ставили на керосинку чайник, доставали из шкафа банку варенья, сушки или ванильные сухарики, и сидели, говорили до часу ночи, до последнего трамвая (тогда были и ночные трамваи). Утренний звонок - часа в четыре утра, - конечно, ничего хорошего не предвещал, а до полуночи ходить в гости было в порядке вещей.
По дворам в 30-е годы еще ходили шарманщики. Старшие рассказывали, что шарманка на меня произвела огромное впечатление, и когда я обижался, то говорил: «Вот, куплю шарманку и уйду далеко!»
Если вы подходили к прохожему с вопросом, как пройти, к примеру, в Кривоколенный переулок, вам начинали объяснять: «Пойдете прямо, потом свернете налево, а потом направо». «Что? - недоумевает спросивший. - Почему направо, надо налево!» Между ними возникал спор и в конце концов объяснявший говорил: «Пойдемте, я вас провожу». Свой район, конечно, знали прекрасно. Я вырос на Чистых прудах и знал там все проходные дворы и подворотни.
Помню Хитров рынок у Яузских ворот. На него можно было попасть, если идти вниз по Старосадскому и Спасоглинищевскому переулкам. В мое время это было, конечно, уже не горьковское «дно», и название было уже не Хитров, а «Колхозный», но понятие «Хитровка» оставалось. Торговали там морковкой, зеленью и прочими подобными вещами».
14 мая 1963 года владыка назначен председателем Издательского отдела и определён быть епископом Волоколамским. В декабре 1986 года архиепископ Питирим был возведен в сан митрополита с титулом Волоколамский и Юрьевский. В Волоколамске и Дубосеково я была, поэтому читать гораздо интересней про места, которые ты видел.
Отрывок из книги: «Шел тяжелый для Церкви 1963 год. Естественно, для местных властей это была не очень приятная новость. С чего мне было начать? Идти, представляться районному начальнику? Я рассудил, что мы с ним в разных «весовых категориях». Мы, конечно, обменялись телефонными звонками, а потом я направился прямо на Панфиловский боевой рубеж. Сорвал по дороге полевых цветов, положил на братскую могилу, прочитал молитву. На следующий год пошел туда уже с моими ассистентами, мальчиками-семинаристами, и сотрудниками Издательского Отдела, потом и с народом туда отправились, совершили торжественную службу, а потом уже пошли контакты с вооруженными силами. А началось все с полевого цветка на разъезде Дубосеково. Но, может быть, об этом не стоит громко говорить - не это главное… Поначалу трудностей было много. В большинстве сельских храмов не было электричества, а дороги к ним вели такие, по которым проехать можно было только летом, да и то в сухую погоду. Постепенно удалось решить эти проблемы.
Волоколамск - Волок на Ламе - древний город, на двенадцать лет старше Москвы. Основал его князь Ярослав Мудрый. Будучи новгородским князем, он объезжал свои владения. Города Ярославля тогда еще не было, Ярослав разбил свой шатер на стрелке при впадении в Волгу реки Которосли. Там явился ему пророк Илия и сказал: «Ставь здесь храм мой». Ярославль начался с храма Илии пророка. Затем, спускаясь ниже, князь пришел в город Волок на Ламе, но этот город ему не понравился и он перешел в другое место, двумя верстами восточнее. Там вновь явился ему пророк Илия и тоже сказал: «Ставь здесь храм». Неведомая судьба соединяет историю России с этим пророком-ревнителем. Так появился новый Волок на Ламе - будущий Волоколамск.
Историческая роль Волока на Ламе в значительной мере определялась его положением на великом речном пути. Всем известен путь «из варяг в греки», соединявший Балтийское море с Черным через Ладожское озеро, Западную Двину, систему волоков в верховье Днепра и сам Днепр. Но помимо этого торгового пути был и волжский, от Балтийского моря и озера Ильмень - к Волге и на Восток. Он проходил и через наши лесные речушки: Ламу, Клязьму, Шошу. В окрестностях Волоколамска находят следы древних поселений - в том числе, обломки варяжских судов».
Заключение (из книги)
Вера Владыки в Россию была непоколебимой. Ему было органически чуждо уныние по общественно-историческому поводу. Свою задачу он видел в том, чтобы поднять достоинство русского человека…
Размышляя над «проклятым» вопросом, почему так трудно складывается судьба России, я прихожу к библейской формуле: «Егоже Господь любит - наказует», - то есть «учит», «вразумляет». Дурака учить нечему. А из русского человека можно выпестовать и выучить то, что никому другому не доступно. Но учить очень больно, наука болезненна. Россия представляется мне экспериментальным полем Творца. Ей уготован исторический путь синтеза. Мы все время синтезируем. В X в. мы восприняли христианство и византийскую культуру в высшей точке ее развития. Произошел первый синтез - нашей славянской самобытности и христианства. Возникло государство Киевская Русь. В XIII в. Русь была завоевана ордами монголо-татар. Это было бедствие, но тем не менее она прошла и через это испытание, осуществив некий новый синтез - преодолела раздробленность и научилась ценить мощное централизованное государство, ставшее началом великой империи. Затем, при Петре Великом, мы восприняли европейскую, возрожденческую культуру опять-таки в высшей точке ее развития - и, как результат синтеза, возникла русская культура XIX - XX вв. Наконец, годы Советской власти дали некий синтез марксизма, европейского экономического учения, с исконно русским идеалом общины. Сейчас Россия стоит на пороге какого-то нового синтеза. Поэтому нам так важно познать самих себя, определить свою идентичность.
Большинство из нас - генетически, природно - славяне православного происхождения, хотя носителем русской культуры может быть человек любой национальности. Хотим мы этого, или не хотим, но за тысячу с лишним лет сформировался определенный генотип славянина восточно-европейской равнины. Мы учимся сейчас западному образу мысли и действия, но чувствуем, что не сползается этот пиджак на наших плечах. Значит, мы должны искать чего-то нового, своего. Недавно попалась мне книга «Почему Россия не Америка?» Россия никогда не будет ни Францией, ни Германией, ни Америкой - только потому, что она - Россия. Это исключительный исторический феномен. У нас действительно «особенная стать» - видимо, так на роду написано. Нам нужно усвоить это, чтобы мерить «своим аршином», а не чужим, чтобы не подлаживаться под общие течения, а оставаться собой.
Мы должны сказать себе: да, завтра я хочу быть лучше, чем вчера. Каждый должен начать с самого себя. Поэтому мы должны осознать все те ошибки, которые каждый совершил лично, весь груз этих ошибок, и постараться от этого тяжелого груза очиститься раскаянием. Сейчас очень часто говорят о покаянии. Покаяние - это возвращение к беспорочному состоянию, отказ от ошибок. И этот отказ должен быть искренним. Кто награбил, должен раскаяться и отказаться от награбленного, кто обманывал - честно в этом сознаться: «Дорогие мои товарищи, граждане России! Я был очень плохим человеком. Я украл у вас столько-то миллионов долларов или, допустим, тонн нефти. Прошу извинить меня, увлекся. Прошу оставить мне на прожитие, остальное пусть вернется государству». Много таких нравственных аспектов, которые могут казаться фантастичными, но на самом деле это та реальность, без которой нам нельзя идти вперед.
За годы Советской власти Церковь понесла значительный количественный и некоторый качественный урон, хотя число исповедников было больше, чем число отошедших от веры. Митрополит Нестор (Анисимов) в свое время говорил: «Да, в Русской Церкви и раньше было много святых. Это были преподобные, святители, благоверные князья, мученики в Орде и на поле брани, - но после событий 1917 года небеса переполнены русскими святыми». Некогда Тертуллиан сказал, что кровь мучеников - это семена христианства. По-видимому, потери, понесенные Церковью в годы репрессий - это семена, которые мы начинаем собирать лишь сейчас. Трагический период истории русской Церкви дал нам расцвет духовности, и по сей день, несмотря ни на какие внешние перемены, катаклизмы, остается некая таинственная глубина национального достоинства, внутренней силы нации, способной в любых потрясениях сохранить свои истоки.
У России есть будущее, у России непременно будет будущее, и будущее великое, - как мы глубоко исповедуем на основании того исторического опыта, который прошло наше Отечество.
