Елизавета Кандыба-Фокскрофт "ПРОФЕССОР С. А. КОНОВАЛОВ"

Feb 28, 2012 16:05


"Новый журнал", 149 (1982) Нью-Йорк

ПАМЯТИ УШЕДШИХ

С тех пор прошло полвека, но как ясны в моей памяти студенческие годы в Оксфордском университете. Мой первый семестр. Нерешительно направляюсь в указанную аудиторию в Taylorian,  где мне предстоит первое свидание с моим, будущим профессором, тогда еще только лектором русского языка и литературы. Ожидающих его студентов всего трое: М. Цетлин, А. Вайнман и я. Отдел наш был совсем маленький.

Первое, что поразило меня в нашем наставнике, - его почти великанский рост, представительная фигура и странно контрастирующий с таким обликом довольно высокий голос. Гораздо позже, когда я ближе познакомилась с Сергеем Александровичем, я поняла, что и характер его соткан из противоположностей. Был он купеческого происхождения, но по природе своей - русский барин. После революции жил некоторое время во Франции, потом переехал в Англию, где старался приспособиться к условным взглядам среды, в которой вращался и боязливо избегал нарушителей не писаных, но общепринятых правил.

Так, не забуду, как он мягко журил меня и дипломатически предупреждал, встретив меня на главной улице с индусскими студентами. Он объяснял, что не подобает белой девушке якшаться с туземцами и такое афиширование может повредить моей репутации. Конечно, его отеческие увещевания не привели ни к каким "положительным" результатам и он, в конце концов, махнул рукой, увидя мое упрямство и светские промахи, но тем не менее нисколько не изменил доброго отношения к своей непокорной студентке.


Преподавание русской литературы интересовало Сергея Александровича гораздо больше, чем внедрение нам знаний об этапах развития нашего родного языка. Вообще, когда какой-либо предмет не занимал его,  С. А. был тяжеловат на подъём и в нём порой проскальзывало даже что-то обломовское. Зато, когда он читал лекции или просто беседовал с нами на излюбленную тему о русских писателях и особенно о поэтах 19-го и 20- го веков, он становился неузнаваем, оживлялся, делался красноречив, вдохновлён, и мы слушали его с величайшим вниманием, как зачарованные. Самым любимым поэтом Сергея Александровича был Лермонтов и он долгие годы всё собирался написать о нём книгу, но, к сожалению, этот труд так и не появился в печати. Первое время С. А. приезжал к нам из Бирмингама, где был лектором раньше, чем в Оксфорде, и продолжал преподавать в обоих университетах. В Оксфорде он жил очень скромно в двух маленьких комнатах и вёл, как нам казалось, не только замкнутый, но почти монашеский образ жизни. Во время каникул, длинных летних, он исчезал из Англии и путешествовал по Европе, занимаясь какими-нибудь литературными или историческими исследованиями. Так, по крайней мере, думали мы. Велико же было мое изумление, когда один из моих друзей, уже не индус, а англичанин, рассказал мне, как совсем случайно, будучи проездом в Румынии, он отправился в ночной клуб (по его описанию что-то вроде Московского Яра) и там нашел среди поющих и плясавших цыган и цыганок нашего, всегда такого корректного, Сергея Александровича! Сперва он не верил своим глазам и что удивило его больше всего, было то, что наш наставник, как будто, чувствовал себя совсем как дома, принимая самое деятельное участие в общем весельи. Такой мир был только известен нам по романам Достоевского, и такой кутёж, или "купеческий загул", шокировал моего приятеля, он "никогда не ожидал такой двойственности в серьёзном академике". Но рассказ об этом инциденте не только не умалил С. А. в моих глазах, а наоборот придал его облику ширину и глубину, и окружил его какой-то таинственностью...

Окончив Оксфордский университет, получив степень и проживая в разных местах, я поддерживала контакт с Сергеем Александровичем, женившимся и ставшим уже профессором. Переселившись в Южную Африку с семьей после Второй мировой войны, которую мы провели в Лондоне, где я работала цензором, я получила письмо от моего бывшего наставника о том, что в Оксфорде (в 1950 году) стал издаваться журнал "Oxford Slavonic Papers", и что он его редактор. Сергей Александрович регулярно писал в нём статьи и оставался его редактором до 1967 г. Его статьи были, главным образом, на исторические темы. Особенно занимал С. А. вопрос об отношениях России и Англии в начале и середине 17-го века. Среди работ его о 17-м веке были статьи о нескольких русских посольствах, отправленных в Англию, письма царя Михаила Федоровича английскому королю Карлу Первому и генералу Патрику Гордону, казнь Стеньки Разина (описанная иностранным очевидцем) и в одной из последних статей переписка (7 писем) царя Александра Второго с его будущей морганатической супругой княжной Екатериной Долгорукой...

В Южной Африке не было русских отделов в тамошних университетах до 1960-го года. Первый отдел был основан в университете Южной Африки в Претории и я была назначена его главой. У нас не было не только никаких учебников для преподавания русского языка, но и никаких русских книг. Надо было начинать всё с самого начала. Чтобы закупить всё необходимое и войти в контакт с другими русскими отделами в разных странах, я была отправлена в шестимесячную командировку в Англию, Францию, США, Канаду и также в Советский Союз. Я начала и закончила моё путешествие по "Западу" в Оксфорде. Перед отлётом на родину, которую я покинула в 1920-м году, я попросила Сергея Александровича дать мне рекомендательное письмо к ректору Московского университета. С. А., не замедля, исполнил мою просьбу, дав мне несколько полезных советов (он сам уже побывал тогда в Москве). Своим письмом он оказал мне большую услугу, т. к. я, будучи подданной Южной Африки - державы, у которой не было дипломатических сношений с СССР, - могла повредить С. А. в его наладившихся отношениях с советскими академическими кругами. Он же, полностью отдавая себе отчёт в этом, не задумываясь дал мне рекомендацию. Помнится мне, как вооруженная этим письмом я поднималась в лифте на верхний этаж нового здания Московского университета, где находился кабинет ректора профессора Петровского, который был уже предупрежден о моём визите. Мы поздоровались. Ректор был не один. Тут же находилась, вероятно, секретарь его, энергичная с виду женщина средних лет. Я протянула письмо ректору, но он, не взяв его, сделал жест своей помощнице принять его из моих рук и прочитать ему вслух. В тёплых выражениях, по отношению ко мне, Сергей Александрович просил ректора оказать мне посильную помощь, за которую вперёд благодарил.

Через несколько лет я снова посетила Оксфорд, где узнала, что С. А. - в больнице и медленно поправляется от серьёзной операции. Купив большой вазон с бледно-розовой азалией в цвету, я поспешила навестить его. Как он удивился и обрадовался, увидав свою старую студентку, оставшуюся верной своему профессору. Он так доверчиво и сердечно говорил со мной. Мне же было больно смотреть на него: так он осунулся и исхудал. Когда же он встал с трудом и, надев халат, прошелся, чтобы доказать мне, что уже может ходить, мне пришлось смахнуть слезу, так как я думала, что вижу его в последний раз. Я ошиблась. Нам снова суждено было встретиться уже в конце семидесятых годов. Я была уже на пенсии и приехала в Оксфорд на машине из Кембриджа вместе с долголетним другом, профессором Елизаветой Федоровной Хил.

Сергей Александрович жил в маленьком домике на 175 Divinity Rd, со своей милой, моложавой женой. Мы попросили её не говорить, кто мы, когда она ввела нас в уютную комнату, где С. А. сидел в кресле, погруженный в чтение какого-то журнала. Увидав нас он встрепенулся, вскочил и был очень тронут, особенно посещением Елизаветы Федоровны. Выглядел он довольно бодро, хотя был уже почти восьмидесятилетним. Жена очень гостеприимно напоила нас чаем, а потом мы с ней сидели, обмениваясь изредка словами. Все наше внимание было сосредоточено на наших собеседниках. Было так отрадно смотреть на их оживленные, радостные лица и слушать, как они вспоминали о росте русских отделов повсюду после войны и обменивались новостями о многих своих коллегах, как и они потрудившихся плодотворно на своем веку, из которых многих уже не было на этом свете.

Когда настало время уезжать, мы трижды облобызались с Сергеем Александровичем, как бы в Пасхальную ночь. Когда мы отъезжали он стоял на пороге дома и смотрел нам вслед - такой просветленный.

Я надеялась повидать его еще хоть раз, , но... узнала об его кончине.

Мир праху твоему и вечная память тебе, дорогой раб Божий Сергей.

Об авторе

Елизавета Кандыба-Фокскрофт (1912-1989) - профессор, баронесса, выпускница Оксфорда, ученица Коновалова, основательница русистики в Южной Африке (возглавляла русский отдел в Университете Южной-Африки с основания в 1964 году до 1980-х, ныне русская кафедра носит имя Кандыбы-Фокскрофт), религиозный деятель (в 1959 -1975 гг. была секретарем Русской православной миссии в ЮАР и секретарем Приходского совета храма святого князя Владимира в г. Йоханнесбурге), автор монографии «Россия и англо-бурская война 1899-1902 годов» (1981), за которую получила звание «Преторианец года». Любопытное совпадение: род Кандыба был в близком родстве с родом Аршеневских, с которым в 18 веке породнились вичугские Татищевы (мать Сергея Павловича Татищева, строителя дворца в Старой Вичуге, была урождённой Аршеневской).

Кандыба-Фокскрофт, Сергей Коновалов

Previous post Next post
Up