Профессор Оксфорда Коновалов. Части 8-11
8. «Свет вечерний» Вячеслава Иванова
Сергей Коновалов сыграл ключевую роль в издании ряда работ Вячеслава Иванова. Основные публикации В. Иванова приходились на дореволюционный период, после эмиграции в Италию в 1924 г. опубликованных работ было очень мало.
Ещё в годы войны Коновалов задумал разыскать Вячеслава Иванова через знакомых своего отца. В конце концов, он узнал итальянский адрес В. Иванова. В декабре 1945 г. Коновалов написал первое письмо великому мыслителю и поэту. «У Вас в Англии имеются и почитатели и друзья, которые рады были бы Вам посодействовать..., - писал Коновалов. - Мне думается, что было бы сейчас осуществимо издание (по-английски) Ваших работ, хотя бы тех, что изданы были в Германии (в переводе Е.Д. Шора: они у меня имеются); может быть, даже собрание стихов - по-русски - которые мы могли бы здесь издать.»
Но задуманный Коноваловым план встретился с всевозможными трудностями. Понадобилось несколько лет, чтобы эти цели реально приблизить... Работа Иванова, посвящённая Достоевскому (Freedom and the Tragic Life: A Study in Dostoevsky), благодаря усилиям Коновалова, увидела свет в Лондоне и Нью-Йорке в 1952 году. Были огромные проблемы с переводом на английский язык: лишь третий перевод удовлетворил С. Коновалова.
В 1954 и 1957 годах в коноваловском журнале «Oxford Slavonic Papers» были опубликованы две статьи Татьяны Шор о Вячеславе Иванове, а также его сонеты и поэмы.
Книга «Свет вечерний» на русском языке (с последними стихами В. Иванова и с его «Римским дневником») была издана в Оксфорде лишь в 1962 году. С изданием этой книги Коновалов также намучился: были проблемы с русским шрифтом, с наборщиками, с издательствами. «Свет Вечерний» Вячеслава Иванова, изданный Коноваловым, стал едва ли не единственной книгой на русском языке русского писателя, выпущенная в ХХ веке в Оксфорде.
К сожалению, Вячеслав Иванов не дожил до момента, когда его статьи и книги увидели свет, он умер летом 1949 года. Сохранилось две телеграммы и десять писем Коновалова Вячеславу Иванову (в которых он подробно рассказывал текущее состояние дела, о планах, трудностях, новых возможностях), а также несколько ответных писем Вячеслава Иванова.
9. Дневник дочери Льва Толстого
Во время переписки Сергея Коновалова и Вячеслава Иванова, последний в письме 1946 года собщил следующую информацию: «Живет здесь Татьяна Львовна Сухотина, урожденная графиня Толстая, и так как мы с нею дружим, она показала мне свои старинные дневники, которые от всех посторонних прятала, спрашивая меня, стоит ли их напечатать, и если да, не напишу ли я к ним предисловие. Я нашел их имеющими значение и психологическое, и общественно-историческое, и литературно-биографическое для изучения личности Льва Толстого, присутствие и влияние которого чувствуется в ее записях о жизни в Ясной Поляне и об ее девических романах повсюду, даже и там, где она не говорит о нем прямо. Дневники начинаются с 80-х годов и доведены д о появления в Ясной Поляне других хозяев - коммунистических комиссаров. Я написал довольно длинное предисловие об ней и ее отце. Издать книгу она думала бы, как по-русски, так и в английском переводе. Сообщаю Вам об этом на всякий случай; может быть, что-нибудь присоветуете»
С.А.Коновалов ответил 12 августа 1946 г.: «Книгу Т.Л.Сухотиной я очень рекомендовал Harwill Press Ltd. и просил директора написать либо ей по Вашему адресу, либо Вам». Переговоры начались. 29 августа 1946 г. Коновалов писал В. Иванову: «Советую Т.Л.Сухотиной принять их предложение. За Ваше предисловие выговорю какой-нибудь особый гонорар (отчасти в зависимости от размера предисловия)». Он же, спустя почти три месяца, 22 ноября, приводя перечень намеченных издательством книг, указывает: «Т.Л.Сухотина, с Вашим предисловием».
И вот в 1950 г. в Лондоне в серии «Русские писатели и мыслители», основанной С. Коноваловым, на английском языке впервые вышли в свет дневники дочери Льва Толстого (The Tolstoy Home. Diaries of Tatiana Sukhotin-Tolstoy. Translated by Alec Brown. Harvill Press: London, 1950, 352 pp.). В 1951 году дневники были переизданы в Нью-Йорке, а в 1953 году - в Париже на французском языке.
Роль Сергея Коновалова в публикации дневников Т. Сухотиной-Толстой трудно перееоценить. В Советском Союзе дневники были опубликованы лишь 30 лет спустя, после того как дочь Сухотиной-Толстой, проживавшая в Риме, передала в дар Государственному музею Л. Толстого в Москве подлинные тетради дневников.
10. Последняя книга Бердяева
В письме от 22 декабря 1946 г. Коновалов сообщил Вячеславу Иванову: «На днях я обратился к Н.А. Бердяеву с просьбой составить «100 лет русской общественно-политической мысли». Эту книгу Сергей Коновалов планировал издать в своей серии «Русские писатели и мыслители».
Бердяев согласился. От него требовалась редакция антологии и вступительная статья. Составление же самой антологии Бердяев поручил журналисту Сергею Павловичу Жабе (1894-1982). Но смерть Бердяева в 1948 году нарушила эти планы. Тем не менее, книга «Русские мыслители о России и человечестве. Антология русской общественной мысли» вышла в свет в Париже в 1954 г. под авторством С. Жабы.
Вот что Сергей Павлович Жаба написал в предисловии книги:
«Лондонское издательство Harvill Press издает серию «Russian Writers and Thinkers» («Русские Писатели и Мыслители») под общей редакцией проф. С.А. Коновалова. От имени Harvill Press С.А. Коновалов попросил Н.А. Бердяева дать Антологию Русской Общественной Мысли, под своей редакцией и со своей вступительной статьей. Н.А. Бердяев согласился и, для составления самой Антологии, обратился ко мне. Я должен был составить текст ее и написать характеристики приведенных авторов. Неожиданная смерть помешала Н.А. Бердяеву осуществить задуманное. По предложению С. А. Коновалова и Harvill Press, я закончил уже начатый мною труд. В память о том, что книга эта должна была быть запечатлена мыслью и духом Николая Александровича, я мог лишь ввести, почти в каждую характеристику, несколько строк его о соответственном авторе».
11. О личных качествах Коновалова
Люди, близко знавшие Коновалова, отмечали его высокий рост и доброту. «Добродушный великан Коновалов» (Жорж Нива), «Просто он был очень добрый человек» (Нина Кристесен). Об «умилении перед добротой» Коновалова писал Вячеслав Иванов.
Но не все положительно отзывались о Коновалове, его обвиняли в обломовщине. Не очень лестно в своих воспоминаниях отзывалась о нем Элизабет Хилл, возглавлявшая русское отделение в Кембридже. Исайя Берлин (со слов Нины Кристесен) также Коновалова «недолюбливал, как многие, потому что считал его обломовым, и за эту обломовщину в отделении.»
Возможно, эти обвинения Коновалова возникли ещё из-за того, что он не любил антисоветскую белую эмиграцию, не находил с ней общего языка и занял чёткую просоветскую позицию и стремился расширять сотрудничество с СССР. То, как он это делал, видимо, не очень устраивало ни сэра Исайю Берлина, ни даму Елизабет Хилл, связанных с английской разведкой (первый некоторое время работал в британском посольстве в Москве и устраивал провокации с Ахматовой и Пастернаком, а у второй в английской разведке работали отец и брат, участники антибольшевистского заговора в 1918 году).
По свидельству Исайи Берлина, в 1945 году он, будучи вторым секретарём британского посольства, искал в Москве профессора русской литературы для Оксфорда. Возможно, с этим обстоятельством связаны скандальные контакты с Ахматовой и Пастернаком. Коновалова на должность главы русского отдела утвердили, видимо, без ведома Берлина. Это явно ему не понравилось. Вот что он сказал в Оксфорде в 1991 году Мариэтте Чудаковой: «Когда-то славистикой здесь заведовал Коновалов - сын министра Временного правительства. Тогда детям известных эмигрантов помогали - так сын Набокова получал помощь. Этот Коновалов вообще ничем не был известен. Но когда я попробовал перетащить к нам Якобсона - он стал препятствовать. Конечно! Якобсон превратил бы его в пыль! А Якобсон тоже был очень самолюбивый. Не любил соперников.»
Таким образом, попытка Исайи Берлина оттеснить Коновалова от руководства русским отделом при помощи подсадной утки - Романа Якобсона - не удалась. Конечно, лингвист Роман Якобсон был большим учёным (специалистом по структурализму, по зауми Хлебникова), но вряд ли он сделал бы больше для пропаганды русской культуры в Англии, чем Коновалов. Для этого нужно достаточно сильно любить Россию.
А вот мнение Елизаветы Кандыбы-Фокскрофт, ученицы Коновалова:
«В Оксфорде он жил очень скромно в двух маленьких комнатах и вёл, как нам казалось, не только замкнутый, но почти монашеский образ жизни. Во время каникул, длинных летних, он исчезал из Англии и путешествовал по Европе, занимаясь какими-нибудь литературными или историческими исследованиями. Так, по крайней мере, думали мы.
Велико же было мое изумление, когда один из моих друзей, уже не индус, а англичанин, рассказал мне, как совсем случайно, будучи проездом в Румынии, он отправился в ночной клуб (по его описанию что-то вроде Московского Яра) и там нашел среди поющих и плясавших цыган и цыганок нашего, всегда такого корректного, Сергея Александровича! Сперва он не верил своим глазам и что удивило его больше всего, было то, что наш наставник, как будто, чувствовал себя совсем как дома, принимая самое деятельное участие в общем весельи. Такой мир был только известен нам по романам Достоевского, и такой кутёж, или «купеческий загул», шокировал моего приятеля, он «никогда не ожидал такой двойственности в серьёзном академике». Но рассказ об этом инциденте не только не умалил С. А. в моих глазах, а наоборот придал его облику ширину и глубину, и окружил его какой-то таинственностью...»
Окончание следует
Сергей Коновалов сыграл ключевую роль в издании ряда работ Вячеслава Иванова. Основные публикации В. Иванова приходились на дореволюционный период, после эмиграции в Италию в 1924 г. опубликованных работ было очень мало.
Ещё в годы войны Коновалов задумал разыскать Вячеслава Иванова через знакомых своего отца. В конце концов, он узнал итальянский адрес В. Иванова. В декабре 1945 г. Коновалов написал первое письмо великому мыслителю и поэту. «У Вас в Англии имеются и почитатели и друзья, которые рады были бы Вам посодействовать..., - писал Коновалов. - Мне думается, что было бы сейчас осуществимо издание (по-английски) Ваших работ, хотя бы тех, что изданы были в Германии (в переводе Е.Д. Шора: они у меня имеются); может быть, даже собрание стихов - по-русски - которые мы могли бы здесь издать.»
Но задуманный Коноваловым план встретился с всевозможными трудностями. Понадобилось несколько лет, чтобы эти цели реально приблизить... Работа Иванова, посвящённая Достоевскому (Freedom and the Tragic Life: A Study in Dostoevsky), благодаря усилиям Коновалова, увидела свет в Лондоне и Нью-Йорке в 1952 году. Были огромные проблемы с переводом на английский язык: лишь третий перевод удовлетворил С. Коновалова.
В 1954 и 1957 годах в коноваловском журнале «Oxford Slavonic Papers» были опубликованы две статьи Татьяны Шор о Вячеславе Иванове, а также его сонеты и поэмы.
Книга «Свет вечерний» на русском языке (с последними стихами В. Иванова и с его «Римским дневником») была издана в Оксфорде лишь в 1962 году. С изданием этой книги Коновалов также намучился: были проблемы с русским шрифтом, с наборщиками, с издательствами. «Свет Вечерний» Вячеслава Иванова, изданный Коноваловым, стал едва ли не единственной книгой на русском языке русского писателя, выпущенная в ХХ веке в Оксфорде.
К сожалению, Вячеслав Иванов не дожил до момента, когда его статьи и книги увидели свет, он умер летом 1949 года. Сохранилось две телеграммы и десять писем Коновалова Вячеславу Иванову (в которых он подробно рассказывал текущее состояние дела, о планах, трудностях, новых возможностях), а также несколько ответных писем Вячеслава Иванова.
9. Дневник дочери Льва Толстого
Во время переписки Сергея Коновалова и Вячеслава Иванова, последний в письме 1946 года собщил следующую информацию: «Живет здесь Татьяна Львовна Сухотина, урожденная графиня Толстая, и так как мы с нею дружим, она показала мне свои старинные дневники, которые от всех посторонних прятала, спрашивая меня, стоит ли их напечатать, и если да, не напишу ли я к ним предисловие. Я нашел их имеющими значение и психологическое, и общественно-историческое, и литературно-биографическое для изучения личности Льва Толстого, присутствие и влияние которого чувствуется в ее записях о жизни в Ясной Поляне и об ее девических романах повсюду, даже и там, где она не говорит о нем прямо. Дневники начинаются с 80-х годов и доведены д о появления в Ясной Поляне других хозяев - коммунистических комиссаров. Я написал довольно длинное предисловие об ней и ее отце. Издать книгу она думала бы, как по-русски, так и в английском переводе. Сообщаю Вам об этом на всякий случай; может быть, что-нибудь присоветуете»
С.А.Коновалов ответил 12 августа 1946 г.: «Книгу Т.Л.Сухотиной я очень рекомендовал Harwill Press Ltd. и просил директора написать либо ей по Вашему адресу, либо Вам». Переговоры начались. 29 августа 1946 г. Коновалов писал В. Иванову: «Советую Т.Л.Сухотиной принять их предложение. За Ваше предисловие выговорю какой-нибудь особый гонорар (отчасти в зависимости от размера предисловия)». Он же, спустя почти три месяца, 22 ноября, приводя перечень намеченных издательством книг, указывает: «Т.Л.Сухотина, с Вашим предисловием».
И вот в 1950 г. в Лондоне в серии «Русские писатели и мыслители», основанной С. Коноваловым, на английском языке впервые вышли в свет дневники дочери Льва Толстого (The Tolstoy Home. Diaries of Tatiana Sukhotin-Tolstoy. Translated by Alec Brown. Harvill Press: London, 1950, 352 pp.). В 1951 году дневники были переизданы в Нью-Йорке, а в 1953 году - в Париже на французском языке.
Роль Сергея Коновалова в публикации дневников Т. Сухотиной-Толстой трудно перееоценить. В Советском Союзе дневники были опубликованы лишь 30 лет спустя, после того как дочь Сухотиной-Толстой, проживавшая в Риме, передала в дар Государственному музею Л. Толстого в Москве подлинные тетради дневников.
10. Последняя книга Бердяева
В письме от 22 декабря 1946 г. Коновалов сообщил Вячеславу Иванову: «На днях я обратился к Н.А. Бердяеву с просьбой составить «100 лет русской общественно-политической мысли». Эту книгу Сергей Коновалов планировал издать в своей серии «Русские писатели и мыслители».
Бердяев согласился. От него требовалась редакция антологии и вступительная статья. Составление же самой антологии Бердяев поручил журналисту Сергею Павловичу Жабе (1894-1982). Но смерть Бердяева в 1948 году нарушила эти планы. Тем не менее, книга «Русские мыслители о России и человечестве. Антология русской общественной мысли» вышла в свет в Париже в 1954 г. под авторством С. Жабы.
Вот что Сергей Павлович Жаба написал в предисловии книги:
«Лондонское издательство Harvill Press издает серию «Russian Writers and Thinkers» («Русские Писатели и Мыслители») под общей редакцией проф. С.А. Коновалова. От имени Harvill Press С.А. Коновалов попросил Н.А. Бердяева дать Антологию Русской Общественной Мысли, под своей редакцией и со своей вступительной статьей. Н.А. Бердяев согласился и, для составления самой Антологии, обратился ко мне. Я должен был составить текст ее и написать характеристики приведенных авторов. Неожиданная смерть помешала Н.А. Бердяеву осуществить задуманное. По предложению С. А. Коновалова и Harvill Press, я закончил уже начатый мною труд. В память о том, что книга эта должна была быть запечатлена мыслью и духом Николая Александровича, я мог лишь ввести, почти в каждую характеристику, несколько строк его о соответственном авторе».
11. О личных качествах Коновалова
Люди, близко знавшие Коновалова, отмечали его высокий рост и доброту. «Добродушный великан Коновалов» (Жорж Нива), «Просто он был очень добрый человек» (Нина Кристесен). Об «умилении перед добротой» Коновалова писал Вячеслав Иванов.
Но не все положительно отзывались о Коновалове, его обвиняли в обломовщине. Не очень лестно в своих воспоминаниях отзывалась о нем Элизабет Хилл, возглавлявшая русское отделение в Кембридже. Исайя Берлин (со слов Нины Кристесен) также Коновалова «недолюбливал, как многие, потому что считал его обломовым, и за эту обломовщину в отделении.»
Возможно, эти обвинения Коновалова возникли ещё из-за того, что он не любил антисоветскую белую эмиграцию, не находил с ней общего языка и занял чёткую просоветскую позицию и стремился расширять сотрудничество с СССР. То, как он это делал, видимо, не очень устраивало ни сэра Исайю Берлина, ни даму Елизабет Хилл, связанных с английской разведкой (первый некоторое время работал в британском посольстве в Москве и устраивал провокации с Ахматовой и Пастернаком, а у второй в английской разведке работали отец и брат, участники антибольшевистского заговора в 1918 году).
По свидельству Исайи Берлина, в 1945 году он, будучи вторым секретарём британского посольства, искал в Москве профессора русской литературы для Оксфорда. Возможно, с этим обстоятельством связаны скандальные контакты с Ахматовой и Пастернаком. Коновалова на должность главы русского отдела утвердили, видимо, без ведома Берлина. Это явно ему не понравилось. Вот что он сказал в Оксфорде в 1991 году Мариэтте Чудаковой: «Когда-то славистикой здесь заведовал Коновалов - сын министра Временного правительства. Тогда детям известных эмигрантов помогали - так сын Набокова получал помощь. Этот Коновалов вообще ничем не был известен. Но когда я попробовал перетащить к нам Якобсона - он стал препятствовать. Конечно! Якобсон превратил бы его в пыль! А Якобсон тоже был очень самолюбивый. Не любил соперников.»
Таким образом, попытка Исайи Берлина оттеснить Коновалова от руководства русским отделом при помощи подсадной утки - Романа Якобсона - не удалась. Конечно, лингвист Роман Якобсон был большим учёным (специалистом по структурализму, по зауми Хлебникова), но вряд ли он сделал бы больше для пропаганды русской культуры в Англии, чем Коновалов. Для этого нужно достаточно сильно любить Россию.
А вот мнение Елизаветы Кандыбы-Фокскрофт, ученицы Коновалова:
«В Оксфорде он жил очень скромно в двух маленьких комнатах и вёл, как нам казалось, не только замкнутый, но почти монашеский образ жизни. Во время каникул, длинных летних, он исчезал из Англии и путешествовал по Европе, занимаясь какими-нибудь литературными или историческими исследованиями. Так, по крайней мере, думали мы.
Велико же было мое изумление, когда один из моих друзей, уже не индус, а англичанин, рассказал мне, как совсем случайно, будучи проездом в Румынии, он отправился в ночной клуб (по его описанию что-то вроде Московского Яра) и там нашел среди поющих и плясавших цыган и цыганок нашего, всегда такого корректного, Сергея Александровича! Сперва он не верил своим глазам и что удивило его больше всего, было то, что наш наставник, как будто, чувствовал себя совсем как дома, принимая самое деятельное участие в общем весельи. Такой мир был только известен нам по романам Достоевского, и такой кутёж, или «купеческий загул», шокировал моего приятеля, он «никогда не ожидал такой двойственности в серьёзном академике». Но рассказ об этом инциденте не только не умалил С. А. в моих глазах, а наоборот придал его облику ширину и глубину, и окружил его какой-то таинственностью...»
Окончание следует