Центральная Аппаратная
Из пульта раздаётся треск, а за ним заботливый мужской пожилой голос:
- Уводимся, уводимся, аккуратненько, аккуратненько. Ооот молодец!
Секунда тишины, и заветные пик, пик, пик, пик, пииик. "В Москве 22 часа, в Калининграде 9 вечера, в Петропавловске-Камчатском 6 утра, в эфире "Радио России", в студии Сердар Овлякулиев, здравствуйте". Я еще раз бегло смотрю на тумблеры, погасшие лапочки и расслабленно откидываюсь на спинку стула. Именно что стула, ибо креслом эти доисторические дрова не назовешь. Новости "Радио России" идут минут 10-15, после чего мне надо выпустить местную рекламку, отбивку начала часа, подложку погоды, прочитать прогноз, что-нибудь хорошее пожелать на оставшийся эфирный час, накидать в радиоплэйер музыки, а в 22 часа обязательно услышать из хрипящего внутреннего динамика на пульте заветные: "Не спим, не спим, аккуратненько уводим, секунд пять надо потянуть.. еееесть. Спасибо за работу, дорогая". После чего - студию на лопату, и домой.
Но самое главное после вечернего эфира - сходить сдать ключи от студии в Центральную Аппаратную. Я проворачиваю их в замке четыре раза, чтобы наверняка, иду по тускло освещенным коридорам, по пожарной лестнице, потом ещё один коридор с рваным во многих местах линолеумом (телевизиощники с кабелями забавляются) и, наконец, заветная тяжеленная дверь с надписью Центральная Аппаратная. Иван Фёдорович, дежурный инженер на ночной смене, уже переоделся в синие рейтузы с задниками, которые никто никогда, собственно, на пятку не нагятивает, и, громыхая ложкой в кружке с чаем, приветственно щурится одним глазом:
- Ну как смена сегодня, дорогая?
- Да ничего, спасибо, у вас-то посложнее будет, - отвечаю ему я, оглядывая беспощадные огромные телерадиопередающие аппараты и пульты, намертво прикрученные к полу. Впрочем, это не мешает инженерам разводить между ними цветы типа щучьего хвоста или тёщиного языка.
- Вот ты скажешь тоже, вы ж там все молоденькие, а уже короли и королевы эфира, это ж ответственно и сложно.
- Иван Фёдорыч, нам просто это в кайф всё.
- Да уж вижу... мне самому, как ты выражаешься, в кайф, вот, под конец жизни, старый, пригрелся в Центральной Аппаратной. Ладно, беги давай на развозку. Конфетку вот только захвати. Да бери ты, ну, хорошая конфета же, барбарис! Жена очень любила.
Тут меня стали придушивать слёзы. Человек пенсионного возраста, инженер, всю жизнь вкалывавший на свою страну в любых её инкарнациях - союз ли, федерация, под конец жизни оказавшийся в старых синих рейтузах с копеечной зарплатой. Отдаёт мне последнюю конфету к чаю. А ему ещё всю ночь следить за этой аппаратурой. И в пустую квартиру возвращаться утром.
- Спасибо, Иван Фёдорыч, дорогой вы мой. Спасибо вам большое. Спасибо.
Я туплю ещё несколько минут, но кроме "спасибо" ничего не произносится. Наконец, вешаю ключ в шкафчик за стекло, как в советских сервантах, и, пока Иван Фёдорыч не заметил глаз на мокром месте, бросаю: "До смены!" и бегу ловить дежурную развозку. В ней уже сидит не смывший грим телеведущий сегодняшних итоговых "Вестей" и сокрушается по поводу того, что в таком виде как-то стрёмно идти в кабак.
Это было моё первое настоящее рабочее место на радио. FM-волна, созданная на базе местной ГТРК, и по данной причине регулярно прерывающая свой музыкальный эфир чем-то очень государственным. Местные, например, государственные новости в эфир надо было выводить с двух аппаратов STM, с бобинных кассет. Старожилы рассказывали, что, когда нынешний президент инаугурировался впервые, всем ГТРК в нашей стране было велено поставить в эфирах его пламенную речь. Монтажёр несёт бобинную кассету в эфирную, спотыкается в коридоре, кассета колесом катится по полу, плёнка радостно разматывается и стелется. А Иван Фёдорыч из Центральной Аппаратной уже вещает голосом авиадиспетчера: "Так, готовимся уводиться. Готовы? Не слышу ответа. Эй, Эфирная, вы там что, уснули?". Ну, что было делать - выстроились в коридоре все, кто оказался поблизости, и эту плёнку, как клубок ниток, вручную разматывали, передавая друг другу сантиметр за сантиметром. А монтажёр Нина, кажется, Ивановна, которая на лету в STM плёнку загоняла, потом стала хной краситься.
это мы с моим коллегой, начальничком, старшим диджеем, в далёком-предалёком 2003 году. За нашими головами - тот самый пульт, из которого я на каждой смене ждала самых главных слов: "Эфирная, это Центральная. Кто за пультом сегодня?"
Какими же мы были живыми и настоящими...
- Уводимся, уводимся, аккуратненько, аккуратненько. Ооот молодец!
Секунда тишины, и заветные пик, пик, пик, пик, пииик. "В Москве 22 часа, в Калининграде 9 вечера, в Петропавловске-Камчатском 6 утра, в эфире "Радио России", в студии Сердар Овлякулиев, здравствуйте". Я еще раз бегло смотрю на тумблеры, погасшие лапочки и расслабленно откидываюсь на спинку стула. Именно что стула, ибо креслом эти доисторические дрова не назовешь. Новости "Радио России" идут минут 10-15, после чего мне надо выпустить местную рекламку, отбивку начала часа, подложку погоды, прочитать прогноз, что-нибудь хорошее пожелать на оставшийся эфирный час, накидать в радиоплэйер музыки, а в 22 часа обязательно услышать из хрипящего внутреннего динамика на пульте заветные: "Не спим, не спим, аккуратненько уводим, секунд пять надо потянуть.. еееесть. Спасибо за работу, дорогая". После чего - студию на лопату, и домой.
Но самое главное после вечернего эфира - сходить сдать ключи от студии в Центральную Аппаратную. Я проворачиваю их в замке четыре раза, чтобы наверняка, иду по тускло освещенным коридорам, по пожарной лестнице, потом ещё один коридор с рваным во многих местах линолеумом (телевизиощники с кабелями забавляются) и, наконец, заветная тяжеленная дверь с надписью Центральная Аппаратная. Иван Фёдорович, дежурный инженер на ночной смене, уже переоделся в синие рейтузы с задниками, которые никто никогда, собственно, на пятку не нагятивает, и, громыхая ложкой в кружке с чаем, приветственно щурится одним глазом:
- Ну как смена сегодня, дорогая?
- Да ничего, спасибо, у вас-то посложнее будет, - отвечаю ему я, оглядывая беспощадные огромные телерадиопередающие аппараты и пульты, намертво прикрученные к полу. Впрочем, это не мешает инженерам разводить между ними цветы типа щучьего хвоста или тёщиного языка.
- Вот ты скажешь тоже, вы ж там все молоденькие, а уже короли и королевы эфира, это ж ответственно и сложно.
- Иван Фёдорыч, нам просто это в кайф всё.
- Да уж вижу... мне самому, как ты выражаешься, в кайф, вот, под конец жизни, старый, пригрелся в Центральной Аппаратной. Ладно, беги давай на развозку. Конфетку вот только захвати. Да бери ты, ну, хорошая конфета же, барбарис! Жена очень любила.
Тут меня стали придушивать слёзы. Человек пенсионного возраста, инженер, всю жизнь вкалывавший на свою страну в любых её инкарнациях - союз ли, федерация, под конец жизни оказавшийся в старых синих рейтузах с копеечной зарплатой. Отдаёт мне последнюю конфету к чаю. А ему ещё всю ночь следить за этой аппаратурой. И в пустую квартиру возвращаться утром.
- Спасибо, Иван Фёдорыч, дорогой вы мой. Спасибо вам большое. Спасибо.
Я туплю ещё несколько минут, но кроме "спасибо" ничего не произносится. Наконец, вешаю ключ в шкафчик за стекло, как в советских сервантах, и, пока Иван Фёдорыч не заметил глаз на мокром месте, бросаю: "До смены!" и бегу ловить дежурную развозку. В ней уже сидит не смывший грим телеведущий сегодняшних итоговых "Вестей" и сокрушается по поводу того, что в таком виде как-то стрёмно идти в кабак.
Это было моё первое настоящее рабочее место на радио. FM-волна, созданная на базе местной ГТРК, и по данной причине регулярно прерывающая свой музыкальный эфир чем-то очень государственным. Местные, например, государственные новости в эфир надо было выводить с двух аппаратов STM, с бобинных кассет. Старожилы рассказывали, что, когда нынешний президент инаугурировался впервые, всем ГТРК в нашей стране было велено поставить в эфирах его пламенную речь. Монтажёр несёт бобинную кассету в эфирную, спотыкается в коридоре, кассета колесом катится по полу, плёнка радостно разматывается и стелется. А Иван Фёдорыч из Центральной Аппаратной уже вещает голосом авиадиспетчера: "Так, готовимся уводиться. Готовы? Не слышу ответа. Эй, Эфирная, вы там что, уснули?". Ну, что было делать - выстроились в коридоре все, кто оказался поблизости, и эту плёнку, как клубок ниток, вручную разматывали, передавая друг другу сантиметр за сантиметром. А монтажёр Нина, кажется, Ивановна, которая на лету в STM плёнку загоняла, потом стала хной краситься.
это мы с моим коллегой, начальничком, старшим диджеем, в далёком-предалёком 2003 году. За нашими головами - тот самый пульт, из которого я на каждой смене ждала самых главных слов: "Эфирная, это Центральная. Кто за пультом сегодня?"
Какими же мы были живыми и настоящими...