Эксельсиор
Фэррил аккуратно, очень-очень тщательно натирал тряпочкой стол председательствующего. Он пшикнул несколько раз на кусок синей в разводах материи из бутылки, и все пытался оттереть пятно с камня. Но каждый раз, казалось, то ли не хватало раствора, то ли он уже весь выветрился, пятно на камне даже не становилось более блеклым. Фэррил оттер рукавом пот со лба и обратился к товарищу, подметающему рядом с ним пол Зала заседаний Сената.
- Оккэм, не знаешь, у уборщицы осталось еще средство для полировки камня?
- Не знаю, Фэр, сходи, посмотри, - на поднимая головы ответил Оккэм.
Фэррил взглянул на часы.
- Я не успею убраться, Оккэм, сходи ты, посмотри, ты уже почти закончил.
Оккэм встал, вынул наушники из ушей и недовольно взглянул на Фэррила.
- С чего это вдруг?
Фэррил еще раз посмотрел на часы.
- Окк, будь другом. В соседнее крыло сбегай, а?
Оккэм огляделся. Действительно, он увидел, что почти весь зал подмел, мраморный пол был как новый, блестел под светом люстр и софитов, которые устанавливали операторы телеканалов.
- Хорошо, - ответил он, - но с тебя десятка.
- Десятка? За то, что ты сбегаешь в соседнее крыло? - Фэррил был почти в гневе.
Оккэм демонстративно начал опять засовывать наушники в уши.
- Хорошо, хорошо, твои, - согласился Фэррил. Он вынул из кошелька десятку новых фунтов, смял в кулаке и кинул через президиум Оккэму.
Оккэм аккуратно развернул купюру, посмотрел на нее, достал из кармана комбинезона фломастер, и начертил на более-менее пустом месте две плавных линии.
- Эксельсиор, - сказал он.
- Что ты делаешь, Окк? Зачем испортил деньги?
- Я не порчу их, я помечаю. Эксельсиоры у нас всего несколько месяцев, печатают их не больше года. Как только они появились, у меня возникла идея посмотреть, когда они ко мне вернутся.
- Кто? - спросил Фэррил. - Эта десятка?
- Не только, я мечу каждую купюру. Вот уже восемь месяцев, плачу ими, и не одной еще не видел с моими знаками. Они там в правительстве печатают их и печатают. Не возвращаются мои эксельсиоры... Когда вернутся, это значит, что жизнь восстанавливаться начнет…
- Что-то я ничего не понимаю, - сказал Фэррил. Он взглянул еще раз на часы. - Мать, уже без десяти! Дуй за раствором, Окк, чтобы через пятнадцать минут был тут.
Оккэм, как показалось Фэррилу, нарочито неторопливо, закончил подметание, сгреб весь мусор в совок и выкинул в мусорное ведро. После этого медленно, с достоинством зашагал в сторону двери и вышел из зала. Фэррил проводил его взглядом и еще раз вздохнул. Он посмотрел на тряпку, плюнул на нее и принялся оттирать пятно со стола председательствующего.
***
Введение серебряного фунта было оправданной мерой. Жестокой, но оправданной. Во второй половине Фантомной войны, уже после того, как стало ясно, что это может быть последняя война в истории Британии, все население Британского директората (от монархии к тому времени отказались, решение в пользу республики еще не было окончательным) пользовалось в качестве ходовой валюты дотационным долларом Содружества. Его ликвидность падала по мере того, как Британия теряла территорию за территорией, однако обеспечивало поддержание относительно приемлемого сальдо и хоть как-то способствовало расчету с иностранными государствами. «Диалог» очень заботило финансовое положение бывшей валютной столицы миры, однако он так и не получил мандата на оказание помощи. Осознание, что все протекает в этом отношении так, как и должно было бы протекать, присутствовало, но вся система финансов разрушалась. «Диалогу» это было очевидно.
После войны премьер-министр Новой Британии понимал, что страна лежит в руинах. Введение эквивалентного фунта, нового фунта стало последней каплей. Фунт был ликвиден, привязан к серебру, неожиданно ставшему залогом финансового возрождения из пепла государства, но обрушил дотационный доллар Содружества. Кроме того, вся банковская отрасль, едва перестроившаяся для стабильного обмена при помощи дотационного доллара Содружества оказалась в очень затруднительном положении. Несколько крупных финансовых конгломератов объявили себя банкротом, немногие богатые разорились. Это стало последней каплей для де-юре уже много лет несуществовашего Доминиона. «Время покинутой Британии». Если бы не серебряный фунт, валютно-финансовая система страны лежала бы еще в более страшных руинах, чем Лондон после атаки фантомов.
В народе новый серебряный фунт сразу прозвали Эксельсиор из-за слова, которой было серебряным оттиском напечатано на купюрах и отчеканено на монетах. Большинство населения даже не знали, что оно значит. Оно, как и многое непонятное, но красивое внушало надежду. Эксельсиор стал базой, основанием завтрашнего дня для многих миллионов выживших британцев, и люди полюбили новый фунт. Он светился для них серебряным светом во тьме руин и пепла.
***
«Вечность»: Сегодня у них слушания в Сенате по использованию электрохимии.
«Безопасность»: Мы будем там.
«Вечность»: Безусловно. И не только вы.
«Безопасность»: «Диалог»? Нет, спасибо, мы обойдемся.
«Вечность»: Это не вам решать, «Безопасность».
«Диалог»: Слушания. Стабильность государства в тяжелом положении.
«Система»: Не наше дело.
«Диалог»: Не требуется ваша помощь. Люди боятся синих всполохов, боятся последствий.
«Безопасность»: Мы действовали согласно мандату. Электрохимия была передана через Францию.
«Диалог»: Они не скажут, откуда у них оружие?
«Безопасность»: Мы не позволим вмешаться. Не ваше дело.
«Диалог»: Вы понимаете, что стабильность под угрозой?
«Безопасность»: Вы понимаете, что это не ваше дело?
***
Главные слушания по поводу использования странного оружия, оказавшегося в руках генштабистов проходили в очень суетной обстановке. Никогда до, и долгое время после Сенат Новой Британии не принимал в своих стенах стольких журналистов, корреспондентов, представителей общественности, не вызывал такой бурный интерес у общества.
То, что несколько дней назад благодаря одной из газет получило название Огней святого Януария людей пугало не меньше, чем взрывы атак фантомов. Все были уверены, что это один из побочных эффектов применения электрохимических зарядов. На заседание, наполненное людьми настолько, что рабочим было необходимо устанавливать дополнительные сидячие места, но и их не хватало, был приглашен и премьер-министр О’Коннор, и, в качестве заслушиваемых, глава генштаба и посол Франции, прекрасно знавший английский язык, но настоявший на переводчике.
Посол Франции, мсье Шардже, никогда еще не испытывал большего стресса в свой жизни. Он знал, что в Новой Британии была введена смертная казнь, но успокаивал себя, что на дипломатических работников она не распространяется. Правда, дипломатические отношения у Новой Британии были установлены только с Францией, Канадой и Швейцарией, все остальные страны медлили возвращаться в истощённую Республику, и Шардже переживал, не будет ли он первым за долгое время расстрелянным послом. Тем более, что именно его правительство снабдило штаб Новой Британии технологией электрохимического вооружения. На все запросы Шардже, как это произошло, каковы обстоятельства применения, обмена, кто присутствовал при передаче технологии, Париж неизменно отвечал, что это закрытая информация. Шардже нервничал, он был в панике. Министр иностранных дел Франции, которому он безуспешно пытался дозвониться, не стал с ним говорить, а его заместитель только успокаивал, уверял, что Шардже не виноват ни в чем, и что его винить не будут.
- Мсье Терри, я видел огни Жанвьера, и видел улицы Лондона! Народ жаждет крови! - Кричал в трубку Шардже, но заместитель министра иностранных дел его родной, и теперь казавшейся ему такой далекой Франции как не слышал его. Шардже пытался созвониться с ним накануне заседания, но даже он не ответил ему в этот раз. Посол выпил рюмку коньяка и постарался быть сдержанным. Ему это почти удавалось.
Генерал Сэллингтон был полной противоположностью послу. Он был одним из тех, кто присутствовал при согласовании плана «Гнев Зевса», ставшей началом массового применения электрохимии. Он знал, что он спас страну от неминуемой гибели, но был уверен, что озлобленный, обделенный народ не зачтет это ему в заслугу. Сэллингтон прошел все войны последнего времени, от Ирака и Афганистана, до последней - Фантомной. Он мог умереть на каждой из них, но по великому для Британии счастью, выжил. Он надел парадное обмундирование и также был готов к слушанию.
Вел слушания пожилой сенатор Макуэлл, бывший тори в восьмом поколении, ныне глава крыла традиционалистов Сената Новой Британской Республики. Грузный и седой, он взошел на свое несколько поднятое над остальным залом кресло председателя и сел за стол. Он улыбнулся своему отражению в отполированной до блеска поверхности стола, как будто нехотя взял молоток и приступил к слушаниям.
- Уважаемые члены Сената, господин премьер-министр. Слушание сегодня ожидается не совсем обычное. Согласно регламенту мы обязаны рассмотреть поступивший запрос о природе и причинах последствий применения так называемого электрохимического вооружения. Думаю, все вы знаете, что это такое. Ни у кого нет возражений, если мы опустим технические детали и перейдем сразу к рассмотрению дела по существу?
Он оглядел зал, почти успокоившийся, не нашел возражений и стукнул молотком в знак начала слушаний. Первым был допрошен посол Франции.
Когда Шардже, сильно нервничающий, подошел к раме слушаний, в зале послышались неодобрительные крики и улюлюканье. Охрана сразу выгнала нарушителей порядка из зала. В это же время две фигуры в темных фигурах незаметно появились за спинами репортеров. Их никто не видел.
Когда Макуэлл говорил с послом, тот ждал довольно долго прежде, чем его переводчик переведет ему вопрос, долго рассуждал, отвечал по-французски, и опять же ждал, когда его переводчик, по-видимому, говоривший по-английски не очень хорошо, с сильным акцентом отвечал Сенату. Это очень затягивало процесс и раздражало сенаторов. Молодой сенатор из крыла реформистов поднял руку, Макуэлл дал ему слово.
- Уважаемый Сенат, позвольте заменить господину послу переводчика, это становится невыносимо, - с негодование почти прокричал он.
- Non! C’est une affaire diplomatique! - Прокричал посол в ответ, не дождавшись перевода. Он понял, какую ошибку допустил и вытер платком пот со лба. В зале сразу стало тише и все посмотрели на посла. Если бы кто-нибудь в этот момент видел его руки, он бы заметил, как сильно они тряслись. Два человека видели это.
- Так Вы признаете, что Ваше правительство, господин Шардже, передало эту опасную и неизученную технологию генеральному штабу Новой Британии? - Спросил сурово Макуэлл.
Прошла долгая процедура перевода и переводчик, послушав посла, ответил:
- Мы не имели возможности связываться с руководство нашей страны и правительство по этому очень вопросу. Мы просим не стоит задавать вопросы такого плана ввиду отсутствия компетентности нашей страны.
«Что это за бред?» - послышалось в зале. Определить, откуда, из какого места зала появился этот возглас было невозможно. Макуэлл ударил молотком по столу.
- Господин посол, а кто, если не Вы компетентны в этом вопросе?! - Тон его голоса повысился.
Опять последовала долгая процедура перевода, Макуэлл хмурил брови и смотрел, но его заместитель, сидящий справа от него, но ниже, чем он, крикнул:
- Не ждите, когда Вам переведут, посол, отвечайте! - Камеры поймали сенатора в объективы, вспышки фотоаппаратов почти ослепили его, а посол, у которого тряслись и губы, что-то сбивчиво шептал переводчику на ухо.
- Отвечайте, Шардже! - Еще громче крикнул сенатор.
***
- Мы вмешаемся, - сказал один человек в черном костюме другому.
- Нет.
- Они казнят его.
- Возможно.
- Мы не можем этого допустить.
- Можем, «Диалог», заткнитесь и слушайте, раз попали сюда. Но даже не думайте о том, чтобы вмешиваться.
«Безопасность» постоянно вела процедуру согласования мандата с «Вечностью».
***
Когда Шардже уходил с места для допросов кто-то из общественных деятелей кинул в него сверток. Он не попал в фигуру посла, но посол поднял то, чем в него кинули. Это был кирпич, обернутый в купюру в 5 франков, на котором по-французски, но почерком иностранца было написано слово «расплата». Шардже сглотнул слюну, выронил купюру из рук и ушел в зал для свидетелей, надеясь, что находится под надежной защитой охранявших его.
Макуэлл хотел сделать перерыв, но сенаторы запротестовали. В зале уже было невозможно установить тишину, все желали услышать главу генштаба генерала Сэллингтона.
Если когда на место для слушаний поднимался посол, то было слышно лишь несколько недовольных возгласов, то когда шагал широким шагом к нему генерал, это был настоящий взрыв негодования. Публика после посла была разогрета, охрана едва сдерживала порывавшихся ворваться на площадку заседаний. Сенатору Макуэллу пришлось много раз ударить молотком, призывая Сенат к порядку.
- Генарал Сэллингтон, кто отдал приказ использовать электрохимическое вооружение нашей авиации и артиллерии? - Спросил Макуэлл.
- Тому, что от нее осталось, Вы хотели сказать, сенатор? - Спросил в ответ генерал.
- Отвечайте прямо на вопрос.
- Я, сенатор.
Макуэлл удовлетворенно ухмыльнулся.
- Вы признаете свою полную ответственность за последствия его применения? - Спросил Макуэлл.
- Признаю ли я? Я, пожалуй, единственный, кто признаю ее, сенатор. Для всех остальных я виновник всех бед.
- Прекратите пререкаться с Сенатом, генерал! - Крикнул высокий сенатор из Уэльса с дальнего крыла.
Сэллингтон промолчал.
- Генерал Сэллингтон, были ли Вам известны побочные последствия от применения электрохимии, такие, как феномен, известный под названием Огней святого Януария? - Громко спросил Макуэлл.
Генерал Сэллингтон выдохнул и ответил:
- Нет, сенатор, не были.
У премьер-министра О’Коннора внутри все перевернулось. Он не имел права слова на чрезвычайных заседания Сената. То, что сказал генерал, было для него откровением.
В зале раздались громкие крики неодобрения, Макуэлл безуспешно несколько раз ударил молотком, но оставил это, и, стараясь перекричать зал спросил:
- Тогда признаете ли Вы себя виновным в последствиях для всей нашей многострадальной страны?!
***
«Безопасность»: «Диалог», стойте, у них нет технологий, вы не имеете никакого права!
«Диалог»: Все это лежит строго в рамках нашей юрисдикции согласно рамочному соглашению верхних и нижних структур.
Человек в черном костюме огрызнулся.
«Безопасность»: Это мы еще посмотрим.
Он протянул другому бумагу.
«Безопасность»: У нас есть полный мандат, подписан «Вечностью», требуем неукоснительно следовать ему.
***
- Необходимо, - генерал пытался перекричать зал, - необходимо провести дискуссию о последствиях…
Макуэлл грубо перебил генерала.
- Наш Сенат, - прокричал он ему, и вспышки камер осветили его почти разъяренное лицо, - это не место для дискуссий!
- Тогда что же это такое?! - Прокричал в ответ Сэллингтон, не обращая внимания на молоток председательствующего сенатора и вспышки камер.
***
«Безопасность»: Никакого права!
«Диалог»: Повторяем. Строго в рамках нашей юрисдикции.
Человек в костюме вынул из внутреннего кармана пиджака другой лист.
«Диалог»: Мандат. Подписан «Справедливостью».
«Безопасность»: Клевреты!
Одна фигура человека развернулась и удалилась в противоположную сторону.
«Диалог»: Могильщики.
***
Перед глазами Сэллингтона появился текст.
Это проекция. Ее никто больше не видит, кроме Вас. Электрохимия - это наше оружие, мы дали его Вам, не французы. Теперь читайте. Мы гарантируем Вам исполнение обещанного. Доверьтесь.
Генерал сделал глубокий вздох, и прочитал текст, появившийся у него перед глазами. Сначала он говорил тихо, что привлекло внимание репортеров. После того, как все внимание было сосредоточено на нем, он закончил громче.
Господа сенаторы, представители прессы и общественности, господин премьер-министр О’Коннор. В данный момент мы располагаем не подлежащими сомнению сведениями, что последствия применения электрохимического оружия, в том числе и Огни святого Януария, не представляют ни малейшей опасности для людей и живых существ на всем острове. Мы готовы поделиться этими данными в течение следующих семи календарных дней.
Кроме того, хотелось бы заметить, уважаемые господа, что я сделал все, чтобы выполнить план «Гнев Зевса» в соответствии с решением руководства, в том числе, и господина О’Коннора, присутствующего здесь. При этом, как заметили Вы, уважаемый сенатор Макуэлл, я и только я несу полную ответственность за все последствия.
За то, что спас вашу и мою страну.
***
- Говорят, тут было сегодня жарко, - Фэррил потянулся. Он уже устал очищать окна после заседания Сената, и небольшая растяжка его мышцам не помешала.
- Фэр, ты же знаешь, я не слежу за политикой, - сказал Оккэм.
- Ну и дурак ты, Окк, работаешь в таком месте, а политикой совсем не интересуешься, - осудил коллегу Фэррил.
Оккэм ничего не ответил. Он только улыбался и продолжал подметать пол. В месте, где он подметал в данный момент, была рассыпана кирпичная крошка, Оккэм с трудом собирал ее с пола.
- Окк, а ты чего такой счастливый? - спросил Фэррил.
Оккэм отвлекся от метелки, засунул руку в карман, и протянул Фэррилу пятерку.
- Смотри, - показал он ее из рук Фэррилу, - сегодня в столовой на сдачу дали.
- И что? Обычная пятерка, - сказал Фэр.
- Ты смотри внимательнее.
Фэррил пригляделся и увидел. На мятой пятерке, в том месте, где заканчивалось слово ЭКСЕЛЬСИОР было небольшое белое место. Около него, прямо посередине, аккуратно, ровно были проведены две жирные черные линии. Оккэм смотрел на Фэррила и улыбался. «Дурачок», - подумал Фэррил, но и ему на душе стало как-то хорошо и приятно. «Эксельсиор», - подумал он. Он не знал, что обозначает это слово.
- Оккэм, не знаешь, у уборщицы осталось еще средство для полировки камня?
- Не знаю, Фэр, сходи, посмотри, - на поднимая головы ответил Оккэм.
Фэррил взглянул на часы.
- Я не успею убраться, Оккэм, сходи ты, посмотри, ты уже почти закончил.
Оккэм встал, вынул наушники из ушей и недовольно взглянул на Фэррила.
- С чего это вдруг?
Фэррил еще раз посмотрел на часы.
- Окк, будь другом. В соседнее крыло сбегай, а?
Оккэм огляделся. Действительно, он увидел, что почти весь зал подмел, мраморный пол был как новый, блестел под светом люстр и софитов, которые устанавливали операторы телеканалов.
- Хорошо, - ответил он, - но с тебя десятка.
- Десятка? За то, что ты сбегаешь в соседнее крыло? - Фэррил был почти в гневе.
Оккэм демонстративно начал опять засовывать наушники в уши.
- Хорошо, хорошо, твои, - согласился Фэррил. Он вынул из кошелька десятку новых фунтов, смял в кулаке и кинул через президиум Оккэму.
Оккэм аккуратно развернул купюру, посмотрел на нее, достал из кармана комбинезона фломастер, и начертил на более-менее пустом месте две плавных линии.
- Эксельсиор, - сказал он.
- Что ты делаешь, Окк? Зачем испортил деньги?
- Я не порчу их, я помечаю. Эксельсиоры у нас всего несколько месяцев, печатают их не больше года. Как только они появились, у меня возникла идея посмотреть, когда они ко мне вернутся.
- Кто? - спросил Фэррил. - Эта десятка?
- Не только, я мечу каждую купюру. Вот уже восемь месяцев, плачу ими, и не одной еще не видел с моими знаками. Они там в правительстве печатают их и печатают. Не возвращаются мои эксельсиоры... Когда вернутся, это значит, что жизнь восстанавливаться начнет…
- Что-то я ничего не понимаю, - сказал Фэррил. Он взглянул еще раз на часы. - Мать, уже без десяти! Дуй за раствором, Окк, чтобы через пятнадцать минут был тут.
Оккэм, как показалось Фэррилу, нарочито неторопливо, закончил подметание, сгреб весь мусор в совок и выкинул в мусорное ведро. После этого медленно, с достоинством зашагал в сторону двери и вышел из зала. Фэррил проводил его взглядом и еще раз вздохнул. Он посмотрел на тряпку, плюнул на нее и принялся оттирать пятно со стола председательствующего.
***
Введение серебряного фунта было оправданной мерой. Жестокой, но оправданной. Во второй половине Фантомной войны, уже после того, как стало ясно, что это может быть последняя война в истории Британии, все население Британского директората (от монархии к тому времени отказались, решение в пользу республики еще не было окончательным) пользовалось в качестве ходовой валюты дотационным долларом Содружества. Его ликвидность падала по мере того, как Британия теряла территорию за территорией, однако обеспечивало поддержание относительно приемлемого сальдо и хоть как-то способствовало расчету с иностранными государствами. «Диалог» очень заботило финансовое положение бывшей валютной столицы миры, однако он так и не получил мандата на оказание помощи. Осознание, что все протекает в этом отношении так, как и должно было бы протекать, присутствовало, но вся система финансов разрушалась. «Диалогу» это было очевидно.
После войны премьер-министр Новой Британии понимал, что страна лежит в руинах. Введение эквивалентного фунта, нового фунта стало последней каплей. Фунт был ликвиден, привязан к серебру, неожиданно ставшему залогом финансового возрождения из пепла государства, но обрушил дотационный доллар Содружества. Кроме того, вся банковская отрасль, едва перестроившаяся для стабильного обмена при помощи дотационного доллара Содружества оказалась в очень затруднительном положении. Несколько крупных финансовых конгломератов объявили себя банкротом, немногие богатые разорились. Это стало последней каплей для де-юре уже много лет несуществовашего Доминиона. «Время покинутой Британии». Если бы не серебряный фунт, валютно-финансовая система страны лежала бы еще в более страшных руинах, чем Лондон после атаки фантомов.
В народе новый серебряный фунт сразу прозвали Эксельсиор из-за слова, которой было серебряным оттиском напечатано на купюрах и отчеканено на монетах. Большинство населения даже не знали, что оно значит. Оно, как и многое непонятное, но красивое внушало надежду. Эксельсиор стал базой, основанием завтрашнего дня для многих миллионов выживших британцев, и люди полюбили новый фунт. Он светился для них серебряным светом во тьме руин и пепла.
***
«Вечность»: Сегодня у них слушания в Сенате по использованию электрохимии.
«Безопасность»: Мы будем там.
«Вечность»: Безусловно. И не только вы.
«Безопасность»: «Диалог»? Нет, спасибо, мы обойдемся.
«Вечность»: Это не вам решать, «Безопасность».
«Диалог»: Слушания. Стабильность государства в тяжелом положении.
«Система»: Не наше дело.
«Диалог»: Не требуется ваша помощь. Люди боятся синих всполохов, боятся последствий.
«Безопасность»: Мы действовали согласно мандату. Электрохимия была передана через Францию.
«Диалог»: Они не скажут, откуда у них оружие?
«Безопасность»: Мы не позволим вмешаться. Не ваше дело.
«Диалог»: Вы понимаете, что стабильность под угрозой?
«Безопасность»: Вы понимаете, что это не ваше дело?
***
Главные слушания по поводу использования странного оружия, оказавшегося в руках генштабистов проходили в очень суетной обстановке. Никогда до, и долгое время после Сенат Новой Британии не принимал в своих стенах стольких журналистов, корреспондентов, представителей общественности, не вызывал такой бурный интерес у общества.
То, что несколько дней назад благодаря одной из газет получило название Огней святого Януария людей пугало не меньше, чем взрывы атак фантомов. Все были уверены, что это один из побочных эффектов применения электрохимических зарядов. На заседание, наполненное людьми настолько, что рабочим было необходимо устанавливать дополнительные сидячие места, но и их не хватало, был приглашен и премьер-министр О’Коннор, и, в качестве заслушиваемых, глава генштаба и посол Франции, прекрасно знавший английский язык, но настоявший на переводчике.
Посол Франции, мсье Шардже, никогда еще не испытывал большего стресса в свой жизни. Он знал, что в Новой Британии была введена смертная казнь, но успокаивал себя, что на дипломатических работников она не распространяется. Правда, дипломатические отношения у Новой Британии были установлены только с Францией, Канадой и Швейцарией, все остальные страны медлили возвращаться в истощённую Республику, и Шардже переживал, не будет ли он первым за долгое время расстрелянным послом. Тем более, что именно его правительство снабдило штаб Новой Британии технологией электрохимического вооружения. На все запросы Шардже, как это произошло, каковы обстоятельства применения, обмена, кто присутствовал при передаче технологии, Париж неизменно отвечал, что это закрытая информация. Шардже нервничал, он был в панике. Министр иностранных дел Франции, которому он безуспешно пытался дозвониться, не стал с ним говорить, а его заместитель только успокаивал, уверял, что Шардже не виноват ни в чем, и что его винить не будут.
- Мсье Терри, я видел огни Жанвьера, и видел улицы Лондона! Народ жаждет крови! - Кричал в трубку Шардже, но заместитель министра иностранных дел его родной, и теперь казавшейся ему такой далекой Франции как не слышал его. Шардже пытался созвониться с ним накануне заседания, но даже он не ответил ему в этот раз. Посол выпил рюмку коньяка и постарался быть сдержанным. Ему это почти удавалось.
Генерал Сэллингтон был полной противоположностью послу. Он был одним из тех, кто присутствовал при согласовании плана «Гнев Зевса», ставшей началом массового применения электрохимии. Он знал, что он спас страну от неминуемой гибели, но был уверен, что озлобленный, обделенный народ не зачтет это ему в заслугу. Сэллингтон прошел все войны последнего времени, от Ирака и Афганистана, до последней - Фантомной. Он мог умереть на каждой из них, но по великому для Британии счастью, выжил. Он надел парадное обмундирование и также был готов к слушанию.
Вел слушания пожилой сенатор Макуэлл, бывший тори в восьмом поколении, ныне глава крыла традиционалистов Сената Новой Британской Республики. Грузный и седой, он взошел на свое несколько поднятое над остальным залом кресло председателя и сел за стол. Он улыбнулся своему отражению в отполированной до блеска поверхности стола, как будто нехотя взял молоток и приступил к слушаниям.
- Уважаемые члены Сената, господин премьер-министр. Слушание сегодня ожидается не совсем обычное. Согласно регламенту мы обязаны рассмотреть поступивший запрос о природе и причинах последствий применения так называемого электрохимического вооружения. Думаю, все вы знаете, что это такое. Ни у кого нет возражений, если мы опустим технические детали и перейдем сразу к рассмотрению дела по существу?
Он оглядел зал, почти успокоившийся, не нашел возражений и стукнул молотком в знак начала слушаний. Первым был допрошен посол Франции.
Когда Шардже, сильно нервничающий, подошел к раме слушаний, в зале послышались неодобрительные крики и улюлюканье. Охрана сразу выгнала нарушителей порядка из зала. В это же время две фигуры в темных фигурах незаметно появились за спинами репортеров. Их никто не видел.
Когда Макуэлл говорил с послом, тот ждал довольно долго прежде, чем его переводчик переведет ему вопрос, долго рассуждал, отвечал по-французски, и опять же ждал, когда его переводчик, по-видимому, говоривший по-английски не очень хорошо, с сильным акцентом отвечал Сенату. Это очень затягивало процесс и раздражало сенаторов. Молодой сенатор из крыла реформистов поднял руку, Макуэлл дал ему слово.
- Уважаемый Сенат, позвольте заменить господину послу переводчика, это становится невыносимо, - с негодование почти прокричал он.
- Non! C’est une affaire diplomatique! - Прокричал посол в ответ, не дождавшись перевода. Он понял, какую ошибку допустил и вытер платком пот со лба. В зале сразу стало тише и все посмотрели на посла. Если бы кто-нибудь в этот момент видел его руки, он бы заметил, как сильно они тряслись. Два человека видели это.
- Так Вы признаете, что Ваше правительство, господин Шардже, передало эту опасную и неизученную технологию генеральному штабу Новой Британии? - Спросил сурово Макуэлл.
Прошла долгая процедура перевода и переводчик, послушав посла, ответил:
- Мы не имели возможности связываться с руководство нашей страны и правительство по этому очень вопросу. Мы просим не стоит задавать вопросы такого плана ввиду отсутствия компетентности нашей страны.
«Что это за бред?» - послышалось в зале. Определить, откуда, из какого места зала появился этот возглас было невозможно. Макуэлл ударил молотком по столу.
- Господин посол, а кто, если не Вы компетентны в этом вопросе?! - Тон его голоса повысился.
Опять последовала долгая процедура перевода, Макуэлл хмурил брови и смотрел, но его заместитель, сидящий справа от него, но ниже, чем он, крикнул:
- Не ждите, когда Вам переведут, посол, отвечайте! - Камеры поймали сенатора в объективы, вспышки фотоаппаратов почти ослепили его, а посол, у которого тряслись и губы, что-то сбивчиво шептал переводчику на ухо.
- Отвечайте, Шардже! - Еще громче крикнул сенатор.
***
- Мы вмешаемся, - сказал один человек в черном костюме другому.
- Нет.
- Они казнят его.
- Возможно.
- Мы не можем этого допустить.
- Можем, «Диалог», заткнитесь и слушайте, раз попали сюда. Но даже не думайте о том, чтобы вмешиваться.
«Безопасность» постоянно вела процедуру согласования мандата с «Вечностью».
***
Когда Шардже уходил с места для допросов кто-то из общественных деятелей кинул в него сверток. Он не попал в фигуру посла, но посол поднял то, чем в него кинули. Это был кирпич, обернутый в купюру в 5 франков, на котором по-французски, но почерком иностранца было написано слово «расплата». Шардже сглотнул слюну, выронил купюру из рук и ушел в зал для свидетелей, надеясь, что находится под надежной защитой охранявших его.
Макуэлл хотел сделать перерыв, но сенаторы запротестовали. В зале уже было невозможно установить тишину, все желали услышать главу генштаба генерала Сэллингтона.
Если когда на место для слушаний поднимался посол, то было слышно лишь несколько недовольных возгласов, то когда шагал широким шагом к нему генерал, это был настоящий взрыв негодования. Публика после посла была разогрета, охрана едва сдерживала порывавшихся ворваться на площадку заседаний. Сенатору Макуэллу пришлось много раз ударить молотком, призывая Сенат к порядку.
- Генарал Сэллингтон, кто отдал приказ использовать электрохимическое вооружение нашей авиации и артиллерии? - Спросил Макуэлл.
- Тому, что от нее осталось, Вы хотели сказать, сенатор? - Спросил в ответ генерал.
- Отвечайте прямо на вопрос.
- Я, сенатор.
Макуэлл удовлетворенно ухмыльнулся.
- Вы признаете свою полную ответственность за последствия его применения? - Спросил Макуэлл.
- Признаю ли я? Я, пожалуй, единственный, кто признаю ее, сенатор. Для всех остальных я виновник всех бед.
- Прекратите пререкаться с Сенатом, генерал! - Крикнул высокий сенатор из Уэльса с дальнего крыла.
Сэллингтон промолчал.
- Генерал Сэллингтон, были ли Вам известны побочные последствия от применения электрохимии, такие, как феномен, известный под названием Огней святого Януария? - Громко спросил Макуэлл.
Генерал Сэллингтон выдохнул и ответил:
- Нет, сенатор, не были.
У премьер-министра О’Коннора внутри все перевернулось. Он не имел права слова на чрезвычайных заседания Сената. То, что сказал генерал, было для него откровением.
В зале раздались громкие крики неодобрения, Макуэлл безуспешно несколько раз ударил молотком, но оставил это, и, стараясь перекричать зал спросил:
- Тогда признаете ли Вы себя виновным в последствиях для всей нашей многострадальной страны?!
***
«Безопасность»: «Диалог», стойте, у них нет технологий, вы не имеете никакого права!
«Диалог»: Все это лежит строго в рамках нашей юрисдикции согласно рамочному соглашению верхних и нижних структур.
Человек в черном костюме огрызнулся.
«Безопасность»: Это мы еще посмотрим.
Он протянул другому бумагу.
«Безопасность»: У нас есть полный мандат, подписан «Вечностью», требуем неукоснительно следовать ему.
***
- Необходимо, - генерал пытался перекричать зал, - необходимо провести дискуссию о последствиях…
Макуэлл грубо перебил генерала.
- Наш Сенат, - прокричал он ему, и вспышки камер осветили его почти разъяренное лицо, - это не место для дискуссий!
- Тогда что же это такое?! - Прокричал в ответ Сэллингтон, не обращая внимания на молоток председательствующего сенатора и вспышки камер.
***
«Безопасность»: Никакого права!
«Диалог»: Повторяем. Строго в рамках нашей юрисдикции.
Человек в костюме вынул из внутреннего кармана пиджака другой лист.
«Диалог»: Мандат. Подписан «Справедливостью».
«Безопасность»: Клевреты!
Одна фигура человека развернулась и удалилась в противоположную сторону.
«Диалог»: Могильщики.
***
Перед глазами Сэллингтона появился текст.
Это проекция. Ее никто больше не видит, кроме Вас. Электрохимия - это наше оружие, мы дали его Вам, не французы. Теперь читайте. Мы гарантируем Вам исполнение обещанного. Доверьтесь.
Генерал сделал глубокий вздох, и прочитал текст, появившийся у него перед глазами. Сначала он говорил тихо, что привлекло внимание репортеров. После того, как все внимание было сосредоточено на нем, он закончил громче.
Господа сенаторы, представители прессы и общественности, господин премьер-министр О’Коннор. В данный момент мы располагаем не подлежащими сомнению сведениями, что последствия применения электрохимического оружия, в том числе и Огни святого Януария, не представляют ни малейшей опасности для людей и живых существ на всем острове. Мы готовы поделиться этими данными в течение следующих семи календарных дней.
Кроме того, хотелось бы заметить, уважаемые господа, что я сделал все, чтобы выполнить план «Гнев Зевса» в соответствии с решением руководства, в том числе, и господина О’Коннора, присутствующего здесь. При этом, как заметили Вы, уважаемый сенатор Макуэлл, я и только я несу полную ответственность за все последствия.
За то, что спас вашу и мою страну.
***
- Говорят, тут было сегодня жарко, - Фэррил потянулся. Он уже устал очищать окна после заседания Сената, и небольшая растяжка его мышцам не помешала.
- Фэр, ты же знаешь, я не слежу за политикой, - сказал Оккэм.
- Ну и дурак ты, Окк, работаешь в таком месте, а политикой совсем не интересуешься, - осудил коллегу Фэррил.
Оккэм ничего не ответил. Он только улыбался и продолжал подметать пол. В месте, где он подметал в данный момент, была рассыпана кирпичная крошка, Оккэм с трудом собирал ее с пола.
- Окк, а ты чего такой счастливый? - спросил Фэррил.
Оккэм отвлекся от метелки, засунул руку в карман, и протянул Фэррилу пятерку.
- Смотри, - показал он ее из рук Фэррилу, - сегодня в столовой на сдачу дали.
- И что? Обычная пятерка, - сказал Фэр.
- Ты смотри внимательнее.
Фэррил пригляделся и увидел. На мятой пятерке, в том месте, где заканчивалось слово ЭКСЕЛЬСИОР было небольшое белое место. Около него, прямо посередине, аккуратно, ровно были проведены две жирные черные линии. Оккэм смотрел на Фэррила и улыбался. «Дурачок», - подумал Фэррил, но и ему на душе стало как-то хорошо и приятно. «Эксельсиор», - подумал он. Он не знал, что обозначает это слово.