(no subject)
Есть ли у обезьян разум, сопоставимый с человеческим?
Вот какая статья была опубликована в журнале "Вокруг света" в 1979 году.
Горилла, которая любит говорить
Около семи лет назад сотрудница Стэнфордского университета (США) Пенни Паттерсон начала эксперимент, ко торый, как пишет французский журнал «Пари-матч», может изменить наши представления о животном мире и возможности контактов между человеком и теми, кого мы называем «нашими братьями меньшими».
Пенни Паттерсон - специалист в той области психологии, которая исследует механизм общения у человека и человекообразных обезьян. С 1971 года Пенни начала работать в зоопарке Сан-Франциско с маленькой самкой гориллы, которую звали Коко.
И до Пенни Паттерсон делались попытки обучить животных элементам человеческого языка. Однако итоги опытов оказывались более чем разочаровывающими. После нескольких лет терпеливых занятий обезьяны могли повторить лишь небольшое число одно- и двухсложных слов и воспринимали на слух около ста слов.
В начале 60-х годов доктор Ален Гарднер, профессор университета в Неваде, и его жена в поисках решения проблемы тщательно изучили кинопленки, на которых были запечатлены опыты предшественников. Их поразил один бесспорный факт: когда обезьяна пыталась что-то выразить - чрезвычайно примитивно и с огромными трудностями - при помощи человеческих слов, она сопровождала свои попытки непринужденными, очень естественными жестами. Гарднеры решили обучить обезьяну языку жестов (АСЛ), которым пользуются в США глухонемые. Опыт проводился с шимпанзе и оказался удачным (1 См.: М. Федоров. Начало великого диалога. - «Вокруг света», 1975, № 12.).
Однако никто из предшественников Пенни Паттерсон не ставил эксперимента с гориллой. Прежде всего потому, что это довольно опасно - гориллы сильные и агрессивные животные. Есть и другая причина - вывод профессора Роберта Йеркса, сделанный в 1925 году: гориллы гораздо менее развиты, чем шимпанзе. И все же
Пенни начала экспериментировать с Коко.
Обычно, занимаясь с глухонемыми детьми, учитель сам складывает их руки, пока они не научатся правильно применять определенный жест. Но с самого начала, несмотря на интерес, который маленькая ученица из зоопарка Сан-Франциско проявила к своей ежедневной гостье, возникла неожиданная сложность: Коко не позволяла прикасаться к себе.
Пришлось прибегнуть к способу имитации, более медленному и трудоемкому. Пенни показывала Коко предмет, воспроизводила жест, который ему соответствует, и повторяла эту операцию столько раз, сколько требовалось для того, чтобы горилла запомнила связь между предметом и жестом. Первым знаком АСЛ, усвоенным Коко таким образом, был жест, обозначающий чувство жажды: один палец поднесен к губам, остальные согнуты. Со временем отношения Коко и Пенни становились все более свободными, и Коко перестала быть недотрогой. Пенни уже могла, складывая пальцы гориллы, довольно быстро обучать ее новым знакам.
Через два года после начала занятий Коко удалось забрать из зоопарка и поселить в отдельном вагончике-лаборатории на территории Стэнфордского университета. Здесь горилла получила большую свободу: она имела доступ во все помещения лаборатории, в том числе и в комнату Пенни. У нее была и своя комната, где на всякий случай установили клетку. Впрочем, клетка оказалась излишней мерой предосторожности, так как между Коко и ее приемной матерью и учительницей установились отношения дружбы и послушания.
Когда Коко постигла азы АСЛ, ее успехи стали просто поразительными. Словарь гориллы пополнялся почти такими же темпами, как и словарь детей ее возраста. В три года Коко безошибочно пользовалась ста семьюдесятью словами.
Сейчас Коко правильно употребляет примерно 350 знаков АСЛ - такого «словарного» запаса ей вполне хватает для того, чтобы выразить все свои желания. А понимает она около 600 знаков. Коко правильно воспринимает также большое количество человеческих слов на слух, которые сама, понятно, воспроизвести не может. С прошлого года экспериментаторы начали применять электронный прибор, помогающий как бы исправить такое положение вещей. Определенным словам соответствуют клавиши прибора - нажимая их, обезьяна приводит в действие синтезатор, который воспроизводит звучание желаемого слова. Благодаря этой «электронной гортани» Коко имеет возможность «произносить» и узнавать слова, которыми она уже овладела при помощи языка АСЛ.
Еще в самом начале эксперимента скептики говорили, что выводы его могут относиться лишь к проблемам дрессировки. Такие суждения естественны - люди привыкли к мысли, что язык является исключительным достоянием человеческого рода. Но есть факты совершенно удивительные, подтверждающие, что «говорящая горилла» пользуется языком отнюдь не механически.
Коко не удовлетворяется тем, что повторяет заученные жесты, «обезьянничает», копируя своего учителя. Если она просит «Коко хочет банан Пенни», но та подает ей апельсин, ответ, выраженный жестами, следует незамедлительно: «Нет. Пенни дать Коко банан, быстро, быстро». Если для ежедневной прогулки ей предлагают желтый пуловер (гориллы очень чувствительны к холоду), Коко требует свитер красного, ее любимого, цвета.
Она может выразить свою печаль или радость. И даже угрызения совести после сделанных ею шалостей: «Коко злая. Сейчас Коко умная. Пенни щекотать Коко». Коко любит ласку. Ей нравится брать Пенни на руки, обнимать ее, она радуется, когда Пенни дружески щекочет ее. В этой ситуации она выказывает хорошие знания простейших грамматических правил, проводя различие между прямо противоположными действиями: «Ты щекотать меня» и «Я щекотать тебя».
Другой показатель развития и правильного пользования языком: Коко прибегает к хитрости, когда это требуется, - например, для того, чтобы избежать наказания. Ее маленькие обманы не огорчают, а, напротив, радуют учительницу, так как она видит в них признак развития своей ученицы.
Когда Коко не знает названия какого-либо предмета, она изобретает его сама, соединяя два уже знакомых ей слова. Так мексиканские сладости, которые было трудно раскусить, стали «пирожным-камнем», а новый перстень Пенни подучил название «ожерельепалец». Коко употребляла эти обозначения до тех пор, пока не выучила точные знаки, соответствующие этим предметам.
Коко и Пенни работают по нескольку часов в сутки. Пополнение словаря, проверка полученных знаний, тесты на сообразительность... Но, как и всех маленьких учеников, уроки быстро утомляют Коко, она теряет интерес к учебе и требует развлечений. И часто чисто «человеческих»: катание на трехколесном велосипеде или поездку на автомобиле по окрестностям университета. Любит она и обезьяньи игры, во время которых ее вагончик ходит ходуном. Коко часто ломает свои игрушки, в чем мало отличается от своих человеческих сверстников.
Но ее отдых бывает и более спокойным. Коко нравятся книжки с картинками. Она проводит много времени, рассматривая цветные изображения ее любимых кушаний. Коко любит животных. Пенни часто водит ее посмотреть собак и кошек в университетской лаборатории.
Первое время Коко пыталась общаться с четвероногими посредством языка глухонемых, но вскоре, не получая ответа, оставила эти попытки. Она даже дружила с котом, которого очень любила баюкать на руках, но после слишком резвых игр, в которых ей трудно было рассчитать свою силу, кот стал избегать встреч.
Когда Коко в одиночестве, она играет со своими куклами - куклами-людьми и куклами-обезьянками. Ее любимая кукла - со светлыми волосами (как у Пенни), к которой она часто обращается на языке АСЛ. И здесь, как и в отношении к картинкам, проявляется ее удивительная способность к воображению. Если она быстро прекращает «разговаривать» с животными и людьми, которые, не владея языком АСЛ, не могут ответить ей, то с куклой она ведет длинные беседы-монологи.
Эти успехи позволили Пенни Паттерсон начать новую, еще более захватывающую фазу эксперимента. Коко познакомили с гориллой-самцом по кличке Михаэль, который на три года моложе ее. Сначала Коко повела себя ревниво и боязливо.
Однако после того, как Пенни объяснила ей, что это «хорошая горилла», Коко смирилась с присутствием Михаэля, а позже и сама стала довольно часто, пользуясь языком глухонемых, просить о встрече с ним.
Между тем Пенни и ее помощники уже начали обучение Михаэля, и через некоторое время он должен освоить словарный запас, сравнимый с запасом Коко. Когда Михаэль достигнет взрослого возраста, он и Коко составят первую в мире пару животных, в достаточной степени владеющих человеческими средствами общения. Пенни и ее коллеги ждут этого момента с нетерпением.
Будут ли две гориллы способны вести диалог между собой? Что произойдет, если у Коко и Михаэля появятся детеныши - смогут ли они сами обучить своих малышей языку АСЛ? Не будет ли поведение этой колонии горилл, владеющих языком, полностью отличаться от поведения им подобных? Ответы на эти вопросы Пенни Паттерсон надеется получить в недалеком будущем.
Вот еще немного текста и фото на русском языке.
http://anastgal.livejournal.com/1760759.html
Несомненно, общаться обезьяна может. Но вот вопрос. Насколько близко она к человеку.
Вот статья на эту тему.
К 1981 году Паттерсон и Линден сообщили, что активный запас знаков у Коко составляет около шестисот слов (правда, она быстро забывала выученное, и приходилось постоянно напоминать ей знакомые слова). Говорили, что она умеет шутить, ругаться, спорить с учителями. Утверждали, что она курит понарошку, используя палочку, обманывает, когда ее спрашивают, кто проткнул дырки в ширме трейлера, играет в чаепитие, с удовольствием слушает детские стихи типа «Потеряли котятки перчатки» и реагирует на шутки. Паттерсон утверждала, что Коко умеет пользоваться словами, обозначающими категории времени, и способна рассуждать, что раньше считали сугубо человеческой привилегией.
Практически никто не сомневался, что хорошо обученная горилла или шимпанзе имеет достаточные умственные способности, чтобы запомнить поразительно большое количество ассоциаций между реальными предметными ситуациями и тем, что можно назвать «знаковыми жетонами» (в случае с Сарой это были действительно жетоны, прикрепляемые к доске) или видимыми знаками - как у обезьян, обучаемых языку глухонемых, или в случае с клавиатурой. Например, Лану учили использовать клавиатуру, а Коко вообще стала «билингвом», то есть сначала ее учили языку жестов, а потом -работе с клавиатурой. Что могли сделать обезьяны, так это связать несколько сотен реальных ситуаций с видимыми жестами (знаками), жетонами или ударами по клавишам клавиатуры. Этот факт явно свидетельствует, что обезьяны - сообразительные и способные существа.
Но важно отметить и то, чего обезьяны делать не могут. Выяснилось, что некоторые аспекты речевого поведения нормального ребенка однозначно недоступны для обезьян. Вскоре мы убедимся, что каждый из этих аспектов включает в себя использование совершенно абстрактных понятий (то есть пересечение пропасти Эйнштейна). Обезьяны абсолютно не способны вступить в мир абстрактных суждений. Они не могут отделить образы, символы от ситуаций, к которым те относятся. Таким образом, им не достичь свободы выбора, которая приходит со способностью иметь дело с воображаемыми абстрактными ситуациями (как в примере с чашкой - если я уроню чашку на пол, она разобьется, так что я не буду этого делать). От абстрактного мышления зависят и свобода воли, и моральная ответственность, как понимает их человек.
В псевдоречевом поведении обученных обезьян полностью отсутствует такой элемент, как вопросы. Они, кажется, просто не способны понять, что такое вопрос. Это странно, потому что сами по себе обезьяны - существа необычайно любопытные и никогда не упустят возможности исследовать все вокруг и испытать новые способы обращения с предметами. Но обученные обезьяны никогда не задают вопросов. Когда супругов Премак спросили, почему так происходит, они ответили категорично: «Нам легче было научить Сару отвечать на вопросы». Уошо тоже никогда ни о чем не спрашивала; то же можно сказать о Коко, Ниме или Лане.
Кроме вопросов, отсутствует и зависимость от синтаксических структур (упорядочивание знаков по определенным правилам), универсальная для всех без исключения языков, - зависимость, на которую полагаются все нормальные дети, овладевая своим первым языком.
Принцип прагматической рекурсии близок к принципу структурной зависимости. Этот принцип можно объяснить так: способность разговаривать о разговоре о разговоре. Любой ребенок это делает запросто. Дети в возрасте пяти-шести лет очень любят обсуждать, кто что кому сказал, и что он имел при этом в виду. Даже дети помладше понимают шутки вроде: «Мы собрались вечером у костра, и кто-то сказал: «Давайте рассказывать истории!», а кто-то другой начал рассказывать такую историю: «Мы собрались вечером у костра, и кто-то сказал...» и так далее. Возможность использования лингвистических форм, которые относятся к другим лингвистическим формам, которые, в свою очередь, относятся к другим лингвистическим формам, и так до бесконечности, - это то, что понятно и близко любому ребенку.
Но ни одна обезьяна не способна рассказать о рассказанном. Не говорит же Коко: «Пенни, почему ты так говоришь? Ты сказала, что это называется «дерево», но ведь на самом деле это дом!»
Коко никогда не спорит о значении знаков и жестов или их применении, а ребенок делает это постоянно. Ребенок с удовольствием согласился бы, чтобы «история вокруг костра» продолжалась до бесконечности. Откуда берется такое знание? Оно не может происходить из опыта, потому что никто никогда не слышал или не рассказывал историю, которая бы длилась вечно. Такое понимание должно быть врожденным; его невозможно выучить посредством повторений, сколько бы их ни было. И все же любой пяти-шестилетний ребёнок прекрасно понимает стандартную концовку сказки: «И жили они долго и счастливо целую вечность».
Между языковыми возможностями человека и обезьяны есть много и других различий, но мы рассмотрим ещё только одно. Ребенок быстро набирает богатый и разнообразный запас слов, который постоянно расширяется, в том числе и за счет разных комбинаций слов, словообразования. Словарный состав языка ребенка может охватить не только все возможные понятийные обстоятельства, но и такие понятия, которые и представить-то достаточно сложно: квадратный круг, бесконечная песня, волшебная мысль с голубыми железными крылышками и т. д. Более того, в случае с обученными обезьянами точность использования знаков - 80%, тогда как ребенок, даже если он совершенно захвачен игрой, очень редко неправильно, не к месту применяет знак. Лингвистическая деятельность ребенка чрезвычайно тонка и намного точнее соответствует ситуации, чем «вербальное поведение» обученных обезьян, неспособных воспринять даже общие понятия о размерах, чтобы можно было сравнивать величины предметов. Действия ребёнка и обезьян отличаются друг от друга, как кукареканье петуха на рассвете от серьезного разговора мужчины и женщины, обсуждающих планы на день. Сказать, что примитивный крик некоего животного был первым шагом к зарождению языка - все равно, что сказать: первое животное, вскарабкавшееся на дерево, сделало решающий шаг к освоению космоса.
Джон У. Оллер-мл., Джон Л. Омдал, СПОСОБНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА К РЕЧИ: ПО ЧЬЕМУ ОБРАЗУ?
И, судя по сайту, где продаются картины нарисованные Майком и Коко (http://www.koko.org/friends/kokomart_art.html) - это обычная мазня, ничего не имеющая общего с рисованием, в нашем понимании этого слова. Правда, я и людей таких знаю, и их картины успешно продаются, хохмить по этому поводу не будем). Ведь всегда можно сделать шаг назад "в развитии", но очень трудно сделать шаг вперед. Пример - пропасть от абака до компьютера, но всегда можно оторваться от компа и посчитать на абаке или счетах).
Когда я увижу картину, на которой изображен хоть какой-нибудь силуэт или сюжет, я первый подойду и скажу - здравствуй, собрат по разуму. А пока - это всего лишь очень умное домашнее животное. Да, Это уже не свинья на мясоферме, но и совсем не сосед по столику в кафе.