(no subject)
Сиюминутное тенит свет. Пусть чуть-чуть, пусть самую капельку, но капелька эта размером аккурат с человеческий кругозор. Весь обзор в плотном смоге, а сияющий свет там за спиной остается пульсацией « хорошо, где нас нет».
Судорожно выкашливая недопроглоченное недовольство собой. Прямоходящие мы. Так прямо, что теряем способность поклониться за это прямохождение.
Вся радость испытанная мной за жизнь оказывается никуда не девается. Когда она искрится и горланит почти неприличные частушки в каждой клетке тела, все горе, испытанное мной за жизнь, выползает шипя из покалеченных им частей тела и скрывается в углах, загороженных от света сиюминутным. То, чем ты боишься быть или стать принять сложней всего. Унижая кого-то, ты пытаешься уничтожить то, чем боишься быть. Но почему-то весь твой порыв уходит вовне, а не внутрь себя. И твой личный униженный забивается еще глубже в тьму твоего обзора. Все дальше от света.
И не морали я тут читаю себе любимой, а бинты разматываю и костями сросшимися пружиню. Озорничаю, одним словом.
История моей жизни сводится к одному единственному воспоминанию. Но учитывая фоновый маразм - пикантных подробностей у этой истории хоть океан пруди. Чем глубже я ухожу, чем очевидней для меня бесконечность этой глубины, тем сочувственней вокруг люди, тем больше любви в сужающихся сводах колодца.