ПАТРИОТИЗМ - УМНОЕ ЧУВСТВО
Интервью с Леонидом Поляковым опубликовано в ЛГ в марте 2002 г.
Но актуально и сегодня. Может, даже актуальней, чем тогда.
;)
Разговор о проблемах патриотизма в России, начатый на страницах “ЛГ” нашим обозревателем А. Ципко, продолжает профессор Академии народного хозяйства при правительстве РФ, доктор философских наук Леонид ПОЛЯКОВ.
Он определяет свою политическую позицию как либеральный консерватизм.
Либеральным консерватором он считает и президента Владимира Путина…
- Леонид Владимирович, в спорах о патриотизме сломано много копий. Начали с цитаты о нем как “последнем прибежище негодяев”. А в конце концов Чубайс, которого трудно заподозрить в патриотизме, заявил: СПС - это “Союз патриотических сил”.
Какие истинно русские ценности должен сберечь либерально-консервативный патриот?
- Спор о патриотизме в России давний, трудный и часто трагический. 300 лет европейскости России постоянно задают дилеммы: свое - чужое, европейское - русское. И вечный “проклятый вопрос” - что такое “русское”, чем мы отличаемся от других? В связи с этим тема патриотизма беспрерывно мучает думающих людей. Я бы сказал, даже превращает само мышление в муку.
Оттого и выходит, что у нас патриотизм - это умное чувство, а не просто эмоция. Понятие “Отечество”, если его брать широко (не в смысле места, где родился и вырос), требует умственных усилий, чтобы осмыслить, что оно значит, где его границы, какие люди в него входят…
Если ты относишься к своему Отечеству с любовью, симпатией, то нужно всегда понимать почему. Просто называть себя патриотом безотчетно, нерефлексивно, непродуманно - в этом есть самообман. Поэтому лучше не обманываться и сразу понять, что патриотизм требует серьезных умственных усилий, создания для себя каждым человеком, который хочет считаться патриотом, четкого образа своей привязанности.
Нужно конструирование для себя собственной уникальной Родины, которая “не дана”… В этом смысле то идеологическое течение, которое представляется мне наиболее близким и самым перспективным для России - либеральный консерватизм, - ставит эту проблему наиболее правильно сегодня.
Мы получили возможность не просто свободно говорить, а и свободно выбирать, действовать и приобрели ту сферу, которая была для России закрытой 70 лет - сферу политики. Поэтому вопрос о русских ценностях из разряда спекулятивно-умственного переводится в конкретную политическую плоскость и становится главным для всех российских политических и идеологических течений.
Либеральный консерватизм предполагает уважительное отношение к свершившемуся. Знаменитую фразу Достоевского “Бунтом жить нельзя!” надо понимать буквально.
История России последних 10 лет должна сегодня нас заставлять мыслить о ней не в категориях потери, трагической утраты, развала, распада, предательства, а в категориях свершившейся истории. О ней спор возможен и неизбежен, он будет вечным.
Для одних навсегда новая Россия будет представлять осколок Великой Державы, Империи. Или разгромленное социалистическое государство трудящихся. Или неудачу Великого Проекта освобождения от эксплуатации. Другими новая страна воспринимается положительно.
Чтобы иметь возможность продолжения спора о России, нужно согласиться, что все произошедшее было и все настоящее есть. Ничего вычеркнуть нельзя. Ничто не искоренимо из нашей жизни, из памяти, из мышления о России, о самих себе.
Даже на таких коротких отрезках, как первое десятилетие новой, другой России, мы, русские, мыслящие и ответственные люди, можем выработать то отношение к нашей истории, которое не удавалось выработать в течение нескольких веков.
- Какое же?
- Ответ достаточно очевиден (именно в рамках либерального консерватизма). Уважение к состоявшемуся, признание свершенного и постановка вопроса: если это было, то что в этом мы можем и обязаны сохранять?
Мы должны сохранять то, что составило самое ценное содержание этого тяжелейшего периода в нашей жизни: порыв к свободе, утверждение свободы как высшей ценности, которой в какой-то момент оказались подчинены все остальные ценности - материальные и даже духовные.
Мы увидели пирамиду, на вершине которой стояло только одно - СВОБОДА. Мы получили право свободно мыслить, право свободно выбирать себе веру или не верить - весь набор свобод, которые реализовались (пусть иногда трагически, подчас в уродливой форме) практически в жизни всех россиян.
Свобода - трудное дело. Остались инерция прошлой несвободы, ностальгия по ней. Свобода - это открытость к новому, к неизвестности, что означает серьезный вызов для каждого человека. В большинстве из нас есть склонность жить по-привычному. Новое пугает, неизвестное ставит проблемы, вызывает стресс, напряг, чего у нас и так в избытке. А каждому хочется определенности. Надо относиться к последним 10 годам как ко времени, когда обнаружилась наша способность жить свободно. И сделать эту способность (хоть это и звучит парадоксально) устоем нашего будущего. И мерилом, с которым можем подходить к оценке нашего прошлого.
Нам досталось тяжелое идеологическое наследство. Наша дореволюционная история целенаправленно и основательно вычернена. Большевики занимались воспитанием нового человека, условием которого было отрезание памяти. Превращали прошлое в тотальное зло. Была создана ситуация, когда человек, чтобы выжить, должен был полностью забыть все и стать новым. Российская история, преподававшаяся как история “освободительной борьбы” от Разина до Ленина, была лишь технологией забвения.
Потому-то сегодня столь необходимо соединение себя (каждого, кто задается такими вопросами) с историей страны, как с родной - продление Отечества в прошлое, вписывание себя в эту историю, признание того, что это “наше”, “мое”, “судьба”. Иными словами, прочувствование своих глубоких корней. Каждый из нас, начав поиск родословной, может уйти вглубь лет на 500. Очень интересная и важная работа каждому предстоит - подключение себя к этому прошлому миру, который теперь не может представать как мир зла, как некий “кровавый режим” беспросветной тирании и всеобщего угнетения.
Переосмысление прежней мифологии и понимание, что это мифы (большевистский мир держался именно на грандиозном мифе: до революции мир тотального зла, после - “здесь будет город-сад”), включение себя в тот прошлый мир во всем его богатстве и в его человеческом содержании. Узнавание себя в прошлом.
Либеральный консерватизм, который пытается укрепиться как доминантная идеология в современной России, обязан эту традицию свободы, вольного отношения к жизни (эта традиция была в дореволюционной России) культивировать и, самое главное, понимать.
Возникает очень непростая для нас задача - сохранение прошлого в перспективе (точнее, в ретроспективе) прошедшего десятилетия. Если нам достанет силы не только проклинать это “десятилетие свободы”, но и принять его как дело наших рук, то появится надежда, что и всю предыдущую историю мы для себя наконец-то освоим. Включим в сегодняшнюю жизнь как фундамент, на котором можно строить нашу Россию. Это и есть тот синтез, который предлагает либеральный консерватизм.
- Вы красиво сформулировали и ситуацию, и задачи, которые надо решать. Но, оценивая действительность нашу объективно (как в шахматах) и сравнивая ее с вашим описанием, я бы сделал вывод, что вы создали модель некоей виртуальной реальности - так ХОЧЕТСЯ понимать происходящее.
Реально в российской политике нет ни либералов, ни демократов, ни консерваторов, ни коммунистов. И нет никакой идеологии, кроме одной, - меркантилизма: делай деньги. Как в старой немецкой передаче - делай с нами, делай, как мы, делай больше нас.
В России свобода превратилась не в высшую либеральную ценность, которой хочется поклоняться. Она стала свободой, о которой предупреждал Достоевский: “Все позволено”.
Наступило не торжество демократии и либерализма. Просятся иные слова: анархия, деградация, охлократия. Об этом говорят не только в оппозиции. Иностранцы называют нашу приватизацию “распродажей века”, переход от коммунизма к капитализму “сумасшедшим”.
Но есть и апологетическое видение происходящего. По каким параметрам судить о качестве оценок экспертов? КПСС учила партийным подходам к пониманию всего. Похоже, что и сегодня у нас разные партийные подходы к социологии, политологии, экономике. Но как же с адекватностью, объективностью?
- 70 лет советского периода заложили в нас представление о возможности получения объективной истины, объективного знания о социальной ситуации и принятия единственно правильного решения. Буквально как в шахматной партии.
С точки зрения либерального консерватизма общественная среда - это среда, открытая к изменениям, к непредсказуемым новациям. Да, диагностика обязательна, должны быть инструменты понимания нашего общества, и в этом смысле строгая экспертиза, точная констатация, серьезный объективный непартийный анализ обязательны.
Наше общество надо анализировать в разных аспектах. Но и это десятилетие, и еще ближайшие годы все-таки суть происходящего будет выражаться знаменитым клише “передел собственности” - это и есть глобальная экономическая трансформация. И понимать, что происходит здесь, - это очень трудная работа.
Не случайно в сегодняшнем политическом контексте экономические либералы пользуются авторитетом у власти. Не случайно их постоянное присутствие в правительстве на ключевых позициях. Именно потому, что эти люди владеют методикой и технологией анализа, управления и прогнозирования. Как угодно можно к этому относиться, но это объективный фактор. Все остальные партийные группы ничего здесь конкретно предложить не могут. Все они оказываются беспомощными, и получается, что 10 последних лет фактически нашими вожатыми были и остаются либералы, профессионалы экономического анализа.
Но понимание того, что происходит, помимо объективной оценки и трезвого анализа, включает в себя еще и волевой момент, то есть утверждение собственных ценностей и целей. Россия - не мифическая, а реально-историческая - и есть ценность, вот ядро нашего патриотизма. Эта реально-историческая Россия уже три века включена в европейское сообщество. Даже большевики не смогли абсолютно вывести Россию из европейской цивилизации. И тогда волевой выбор и оценка нашего сегодня и будущего будут состоять в следующем: отбросим фантазии о самобытности по принципу “мы совсем другие”, отбросим стратегию противостояния и признаем, что наши 300 лет европейства начиная с Петра - это наша собственная российская национальная идентичность.
Либеральный консерватизм предлагает ретроспективу (пока я еще не говорю - перспективу). Давайте поймем, что мы такие же, как все остальные европейцы. И если поставить себя в ряд европейцев, то многое из того, что мы сегодня переживаем, должно выстраиваться в оптимистическую перспективу. Европа прошла этот путь первопроходцем - через все то, что мы проходим сейчас в сжатом, ускоренном режиме. В европейской литературе хорошо описаны все ужасы и страсти первоначального накопления капитала, того дикого капитализма…
- В чем вы видите оптимистический потенциал либерально-консервативного подхода к российской действительности?
- Консерватор не просто реалист и прагматик. Он еще и человек, абсолютно чуждый утопий по поводу позитивности человеческой природы. В ядре консервативного мировоззрения - подход к отсчету реальности даже не с нулевой отметки, а с минусовой.
Оптимизм в оценке сегодняшней России в следующем: мы находились в такой глубокой яме, настолько деградировали, что должны радоваться тому, как быстро, ловко и удивительно вышли из, в общем-то, смертельной ситуации.
Либералы в 92-м решали критическую жизненную задачу: как избежать голодного бунта, тотальной катастрофы, повторения, если угодно, 17-го года, только в еще более страшном варианте. На них часто обрушиваются упреки - они не объясняли, что делают; но как объяснить населению, что такое “кривая Филипса”, макрорегулирование, когда люди искали, где хоть что-то купить поесть?
Либералы сегодня в своем узком сегменте регулирования экономической эволюции делают все, что могут. Делают плохо? Согласен. Между ними разногласия? Да. Но подчеркну: сегмент ответственности либералов узок. Мы все должны им сказать “спасибо” за то, что Россия просто не погибла физиологически.
Представляя себе негативный потенциал, накопившийся в людях в течение многих десятилетий - от ГУЛАГа до повседневной тряски в страхе, я не перестаю удивляться тому колоссальному нравственному здоровью, которое свойственно россиянам. Что работает: подсознательные христианские ценности, семейные ли традиции, культурная ли доброкачественность страны - не знаю, но я не перестаю это ценить.
Катастрофизм в оценке современной России - это именно то, против чего выступает либеральный консерватизм.
Это политическая игра, потому что все остальные политические силы (по-моему, президент является либеральным консерватором, и стратегически его команда и силы, его поддерживающие, - это либеральные консерваторы) разыгрывают политическую карту катастрофизма.
Странная вещь: в принципе не должно либеральным консерваторам претендовать на статус объективистов. Но я дерзаю это делать. Именно потому, что в конечном счете патриотизм - это не только корень, не только взгляд в прошлое, принятие его в себя и вписывание себя в это прошлое, но и вектор в будущее.
Если поддаться этому чувству - все плохо, рушится, все разворовано, царит вакханалия безобразий; если впасть в грех уныния, тогда остается сложить руки и ждать гибели. Или метаться по всем лагерям, ибо все в чем-то правы, потому что представляют чьи-то ущемленные интересы.
В сегодняшней российской действительности, идеологической, партийной, политической, только либеральный консерватизм (говорю так не потому, что его исповедую, а потому, что убежден в этом как аналитик) обладает монополией на командную высоту в правильной социальной диагностике. Правильной в том смысле, что она волевая - патриотичная, а потому - страноспасающая.
- Вы говорите о социальной диагностике, но в ней важен не патриотизм, а адекватность диагноза. Но, похоже, в России неадекватно воспринимается социальная реальность. И делаются безумные выводы из этих неадекватных восприятий.
- С точки зрения либерального консерватизма оценка сегодняшнего положения должна исходить из максимально отрицательного исходного пункта, и дальше надо смотреть на ситуацию по факту - если жизнь продолжается, то это уже выход из того катастрофического минуса, в котором все было раньше. Медленным шагом от края бездны.
Теперь прогнозы. Да, мы открыты к любому изменению. Да, все возможно, в том числе и гибель России завтра.
Теоретически все возможно. Но вопрос: это можно решить усилиями ума? Заседанием экспертного совета, который скажет, что надо делать? Нет.
- Но почему? Мозговые центры могли бы при помощи различных методик найти эффективные решения для выхода из тупика…
- Совершенно верно. Но я задаю следующий вопрос: ситуация такова, что работа с ней, критерии ее оценки, инструменты анализа в принципе еще 10 лет назад отсутствовали. Знаете, в чем секрет успеха Запада?
- Как раз в адекватности…
- Да, но что такое адекватность? Это наука. Это правильная методика общественного анализа. Марксистско-ленинская идеология оказалась “затычкой” в наших мозгах. Она сыграла свою роль для совершения революции и установления определенного режима. А далее она блокировала все попытки анализировать реальность. Эти 70 лет - вот когда мы интеллектуально проиграли.
- Вы не думаете, что многим нынешним экспертам эти марксистско-ленинские науки сильно повредили мозги, лишив их способности к адекватному пониманию происходящего? Поэтому вопрос не в том, какая политическая сила, а кто те конкретные люди, способные создать модель реальности, ей наиболее соответствующую. Все мы знаем, как тяжело было пробраться в редколлегию журнала “Коммунист”, и если теперь этот человек начинает доказывать, что это была искусная “штирлицианская” маскировка…
- Тогда все были штирлицами… Откуда было взяться новым людям в России, с Марса, что ли? Из эмиграции вернулись единицы. Кстати, это еще один пункт, оптимистический для либерального консерватора. Он не верит в позитивность человеческой природы вообще.
- Подход к человеку как к грешнику, схожий с протестантским?
- Скажу так: такой подход укоренен в христианстве, в его оценке изначальной греховности человеческой природы. Но не только это.
“Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей”. Это сказано не учителем христианства. Скепсис по отношению к человечеству - это прежде всего суждение по фактам, реалистическая оценка. А противоположностью является постоянное ожидание чего-то хорошего и немедленно. Не ждите от людей прекрасного!
Но для либерального консерватора, как бы люди ни были плохи, даже с объективной точки зрения других людей нет. Да, многие из них неумные и неумелые, на этом делает бешеные деньги масса спекулянтов и негодяев. Мы заняты делом, которое Запад налаживал триста лет, - созданием рыночной экономики. Это порождает для многих колоссальную опасность. Но ведь у нас нет выбора. Мы не можем позвать какие-то команды, которые за нас сделают нам прекрасную страну.
- Сразу вспоминаешь сказку Андерсена. Во власти всех уровней слишком много “голых королей”. Но беда великая в том, что никак не находятся “мальчики”, которые авторитетно и аргументированно объяснят всем, что эти короли голые. Чтобы пропал гипноз…
- А разве есть гипноз? По-моему, нет никакого гипноза…
- Даже в политических играх должен быть принцип справедливой игры, за соблюдением которого должны следить судьи. Вообще стремление к справедливости как традиция просвещения сегодня отброшено. Задачу улучшения общества никто не ставит. В России никто не ставит проблему коррупции…
- Почему же? Как раз либералы и ставят.
- Не верю!
- Потому что эффект нулевой. Как ведь было-то? Проект либеральный - это не только введение в России экономики вместо народного хозяйства советского типа. Это был проект радикального разведения власти и экономики, бизнеса и политики.
Коррупция - это их неправомерное сращивание. Приватизация власти или ее проникновение в бизнес. Вот где питательная среда для раковых клеток. Либеральный проект - минимизация роли государства и постановка его в четко обозначенную позицию не игрока, а судьи, и не более того. Но этот проект, увы, не получается. Коррупция начинается снизу, с простого межличностного общения, традиция проплаты любому человеку с йотой власти…
- Но эту проплату требует власть. Если следовать социал-дарвинизму, самый сильный в социуме может требовать плату в виде дани, налогов, взяток…
- Поэтому положительная функция либералов во всех правительствах, где они были и есть, состоит в том, чтобы постепенно отсекать функции власти, которые мешают обществу работать без подкупа. Причем ведь это встречает грандиозное сопротивление в самой структуре власти.
В России весь последний
10-летний период не некая интегрированная властная команда проводила свой эксперимент - “шок без терапии”. Получается наоборот: “засланные либеральные штирлицы” внутри структур из бывших секретарей КПСС пытались и пытаются решить задачу минимизации государственных функций. Это и есть процесс десоветизации.
- Вам не кажется, что в 1991-м и демократии, и либерализма было намного больше, чем в 2002-м?
- Ну что вы! Кому сейчас запрещается что-то говорить? “Правда” и “Советская Россия” пишут все, что хотят.
- Но мало кто читает…
- Это другой вопрос. Тогда мы с вами изголодались по свободному слову.
- На сайте “compromat.ru” собрано гигантское количество буквально орущей информации о грязных делах крупных политиков и бизнесменов, но никому до этого нет дела. На их репутацию это мало влияет.
- Этот прискорбный факт лишь подтверждает основной тезис либерального консерватизма: не переоценивайте позитивный потенциал людей.
- Вернемся к патриотизму. Он пока, согласитесь, у российских правых проявляется слабо.
- Есть колоссальная проблема инерции общественного сознания. Те, кто причиняет боль, с трудом воспринимаются как спасители, как патриоты, как люди, действительно озабоченные судьбами Отечества и соотечественников. Чубайс заявляет: “Только с нами Россия прорвется в будущее”. И это правильно. Но это неубедительно. А убеждать может только жизнь.
- Если бы к либеральному консерватизму добавить как можно больше патриотизма, не есть ли это формула оптимальной идеологии?
- Да. И за нее нам надо бороться в общественном сознании. За утверждение себя именно в патриотическом качестве. Не в качестве западников, противостоящих славянофилам. И не как элитных интеллектуалов. Утверждаться как части общества, благодаря которой возможна эволюция России в будущее.
- На вопрос “что делать?” вы ответили. Но КТО это сделает?! Если оценивать людей ниже, как советуют либеральные консерваторы, по этой логике от них самих тоже нельзя ждать многого?
- Я вижу этих “кто” - люди, которым сегодня около 30 лет. У нашего с вами поколения слишком велик груз скептицизма. Но у поколения, которое прожило последние 10 лет в совершенно ином модусе - модусе свободы, у этой молодежи совершенно иная энергетика. И задача либеральных консерваторов - сберечь эту энергию, иначе и это поколение может точно так же растлиться, как предыдущие.
Но я верю в молодежь. Эти люди просто не позволят России упасть. С ними я связываю основательно и глубоко свои надежды патриотические. Они не отдадут Россию просто так. В конце концов, ведь это же наши с вами дети.
Одна из главных ценностей либерального консерватизма - связь поколений.
Беседовал Владимир ПОЛЯКОВ. 13 февраля 2002 г.
© "Литературная газета", 2002
Но актуально и сегодня. Может, даже актуальней, чем тогда.
;)
Разговор о проблемах патриотизма в России, начатый на страницах “ЛГ” нашим обозревателем А. Ципко, продолжает профессор Академии народного хозяйства при правительстве РФ, доктор философских наук Леонид ПОЛЯКОВ.
Он определяет свою политическую позицию как либеральный консерватизм.
Либеральным консерватором он считает и президента Владимира Путина…
- Леонид Владимирович, в спорах о патриотизме сломано много копий. Начали с цитаты о нем как “последнем прибежище негодяев”. А в конце концов Чубайс, которого трудно заподозрить в патриотизме, заявил: СПС - это “Союз патриотических сил”.
Какие истинно русские ценности должен сберечь либерально-консервативный патриот?
- Спор о патриотизме в России давний, трудный и часто трагический. 300 лет европейскости России постоянно задают дилеммы: свое - чужое, европейское - русское. И вечный “проклятый вопрос” - что такое “русское”, чем мы отличаемся от других? В связи с этим тема патриотизма беспрерывно мучает думающих людей. Я бы сказал, даже превращает само мышление в муку.
Оттого и выходит, что у нас патриотизм - это умное чувство, а не просто эмоция. Понятие “Отечество”, если его брать широко (не в смысле места, где родился и вырос), требует умственных усилий, чтобы осмыслить, что оно значит, где его границы, какие люди в него входят…
Если ты относишься к своему Отечеству с любовью, симпатией, то нужно всегда понимать почему. Просто называть себя патриотом безотчетно, нерефлексивно, непродуманно - в этом есть самообман. Поэтому лучше не обманываться и сразу понять, что патриотизм требует серьезных умственных усилий, создания для себя каждым человеком, который хочет считаться патриотом, четкого образа своей привязанности.
Нужно конструирование для себя собственной уникальной Родины, которая “не дана”… В этом смысле то идеологическое течение, которое представляется мне наиболее близким и самым перспективным для России - либеральный консерватизм, - ставит эту проблему наиболее правильно сегодня.
Мы получили возможность не просто свободно говорить, а и свободно выбирать, действовать и приобрели ту сферу, которая была для России закрытой 70 лет - сферу политики. Поэтому вопрос о русских ценностях из разряда спекулятивно-умственного переводится в конкретную политическую плоскость и становится главным для всех российских политических и идеологических течений.
Либеральный консерватизм предполагает уважительное отношение к свершившемуся. Знаменитую фразу Достоевского “Бунтом жить нельзя!” надо понимать буквально.
История России последних 10 лет должна сегодня нас заставлять мыслить о ней не в категориях потери, трагической утраты, развала, распада, предательства, а в категориях свершившейся истории. О ней спор возможен и неизбежен, он будет вечным.
Для одних навсегда новая Россия будет представлять осколок Великой Державы, Империи. Или разгромленное социалистическое государство трудящихся. Или неудачу Великого Проекта освобождения от эксплуатации. Другими новая страна воспринимается положительно.
Чтобы иметь возможность продолжения спора о России, нужно согласиться, что все произошедшее было и все настоящее есть. Ничего вычеркнуть нельзя. Ничто не искоренимо из нашей жизни, из памяти, из мышления о России, о самих себе.
Даже на таких коротких отрезках, как первое десятилетие новой, другой России, мы, русские, мыслящие и ответственные люди, можем выработать то отношение к нашей истории, которое не удавалось выработать в течение нескольких веков.
- Какое же?
- Ответ достаточно очевиден (именно в рамках либерального консерватизма). Уважение к состоявшемуся, признание свершенного и постановка вопроса: если это было, то что в этом мы можем и обязаны сохранять?
Мы должны сохранять то, что составило самое ценное содержание этого тяжелейшего периода в нашей жизни: порыв к свободе, утверждение свободы как высшей ценности, которой в какой-то момент оказались подчинены все остальные ценности - материальные и даже духовные.
Мы увидели пирамиду, на вершине которой стояло только одно - СВОБОДА. Мы получили право свободно мыслить, право свободно выбирать себе веру или не верить - весь набор свобод, которые реализовались (пусть иногда трагически, подчас в уродливой форме) практически в жизни всех россиян.
Свобода - трудное дело. Остались инерция прошлой несвободы, ностальгия по ней. Свобода - это открытость к новому, к неизвестности, что означает серьезный вызов для каждого человека. В большинстве из нас есть склонность жить по-привычному. Новое пугает, неизвестное ставит проблемы, вызывает стресс, напряг, чего у нас и так в избытке. А каждому хочется определенности. Надо относиться к последним 10 годам как ко времени, когда обнаружилась наша способность жить свободно. И сделать эту способность (хоть это и звучит парадоксально) устоем нашего будущего. И мерилом, с которым можем подходить к оценке нашего прошлого.
Нам досталось тяжелое идеологическое наследство. Наша дореволюционная история целенаправленно и основательно вычернена. Большевики занимались воспитанием нового человека, условием которого было отрезание памяти. Превращали прошлое в тотальное зло. Была создана ситуация, когда человек, чтобы выжить, должен был полностью забыть все и стать новым. Российская история, преподававшаяся как история “освободительной борьбы” от Разина до Ленина, была лишь технологией забвения.
Потому-то сегодня столь необходимо соединение себя (каждого, кто задается такими вопросами) с историей страны, как с родной - продление Отечества в прошлое, вписывание себя в эту историю, признание того, что это “наше”, “мое”, “судьба”. Иными словами, прочувствование своих глубоких корней. Каждый из нас, начав поиск родословной, может уйти вглубь лет на 500. Очень интересная и важная работа каждому предстоит - подключение себя к этому прошлому миру, который теперь не может представать как мир зла, как некий “кровавый режим” беспросветной тирании и всеобщего угнетения.
Переосмысление прежней мифологии и понимание, что это мифы (большевистский мир держался именно на грандиозном мифе: до революции мир тотального зла, после - “здесь будет город-сад”), включение себя в тот прошлый мир во всем его богатстве и в его человеческом содержании. Узнавание себя в прошлом.
Либеральный консерватизм, который пытается укрепиться как доминантная идеология в современной России, обязан эту традицию свободы, вольного отношения к жизни (эта традиция была в дореволюционной России) культивировать и, самое главное, понимать.
Возникает очень непростая для нас задача - сохранение прошлого в перспективе (точнее, в ретроспективе) прошедшего десятилетия. Если нам достанет силы не только проклинать это “десятилетие свободы”, но и принять его как дело наших рук, то появится надежда, что и всю предыдущую историю мы для себя наконец-то освоим. Включим в сегодняшнюю жизнь как фундамент, на котором можно строить нашу Россию. Это и есть тот синтез, который предлагает либеральный консерватизм.
- Вы красиво сформулировали и ситуацию, и задачи, которые надо решать. Но, оценивая действительность нашу объективно (как в шахматах) и сравнивая ее с вашим описанием, я бы сделал вывод, что вы создали модель некоей виртуальной реальности - так ХОЧЕТСЯ понимать происходящее.
Реально в российской политике нет ни либералов, ни демократов, ни консерваторов, ни коммунистов. И нет никакой идеологии, кроме одной, - меркантилизма: делай деньги. Как в старой немецкой передаче - делай с нами, делай, как мы, делай больше нас.
В России свобода превратилась не в высшую либеральную ценность, которой хочется поклоняться. Она стала свободой, о которой предупреждал Достоевский: “Все позволено”.
Наступило не торжество демократии и либерализма. Просятся иные слова: анархия, деградация, охлократия. Об этом говорят не только в оппозиции. Иностранцы называют нашу приватизацию “распродажей века”, переход от коммунизма к капитализму “сумасшедшим”.
Но есть и апологетическое видение происходящего. По каким параметрам судить о качестве оценок экспертов? КПСС учила партийным подходам к пониманию всего. Похоже, что и сегодня у нас разные партийные подходы к социологии, политологии, экономике. Но как же с адекватностью, объективностью?
- 70 лет советского периода заложили в нас представление о возможности получения объективной истины, объективного знания о социальной ситуации и принятия единственно правильного решения. Буквально как в шахматной партии.
С точки зрения либерального консерватизма общественная среда - это среда, открытая к изменениям, к непредсказуемым новациям. Да, диагностика обязательна, должны быть инструменты понимания нашего общества, и в этом смысле строгая экспертиза, точная констатация, серьезный объективный непартийный анализ обязательны.
Наше общество надо анализировать в разных аспектах. Но и это десятилетие, и еще ближайшие годы все-таки суть происходящего будет выражаться знаменитым клише “передел собственности” - это и есть глобальная экономическая трансформация. И понимать, что происходит здесь, - это очень трудная работа.
Не случайно в сегодняшнем политическом контексте экономические либералы пользуются авторитетом у власти. Не случайно их постоянное присутствие в правительстве на ключевых позициях. Именно потому, что эти люди владеют методикой и технологией анализа, управления и прогнозирования. Как угодно можно к этому относиться, но это объективный фактор. Все остальные партийные группы ничего здесь конкретно предложить не могут. Все они оказываются беспомощными, и получается, что 10 последних лет фактически нашими вожатыми были и остаются либералы, профессионалы экономического анализа.
Но понимание того, что происходит, помимо объективной оценки и трезвого анализа, включает в себя еще и волевой момент, то есть утверждение собственных ценностей и целей. Россия - не мифическая, а реально-историческая - и есть ценность, вот ядро нашего патриотизма. Эта реально-историческая Россия уже три века включена в европейское сообщество. Даже большевики не смогли абсолютно вывести Россию из европейской цивилизации. И тогда волевой выбор и оценка нашего сегодня и будущего будут состоять в следующем: отбросим фантазии о самобытности по принципу “мы совсем другие”, отбросим стратегию противостояния и признаем, что наши 300 лет европейства начиная с Петра - это наша собственная российская национальная идентичность.
Либеральный консерватизм предлагает ретроспективу (пока я еще не говорю - перспективу). Давайте поймем, что мы такие же, как все остальные европейцы. И если поставить себя в ряд европейцев, то многое из того, что мы сегодня переживаем, должно выстраиваться в оптимистическую перспективу. Европа прошла этот путь первопроходцем - через все то, что мы проходим сейчас в сжатом, ускоренном режиме. В европейской литературе хорошо описаны все ужасы и страсти первоначального накопления капитала, того дикого капитализма…
- В чем вы видите оптимистический потенциал либерально-консервативного подхода к российской действительности?
- Консерватор не просто реалист и прагматик. Он еще и человек, абсолютно чуждый утопий по поводу позитивности человеческой природы. В ядре консервативного мировоззрения - подход к отсчету реальности даже не с нулевой отметки, а с минусовой.
Оптимизм в оценке сегодняшней России в следующем: мы находились в такой глубокой яме, настолько деградировали, что должны радоваться тому, как быстро, ловко и удивительно вышли из, в общем-то, смертельной ситуации.
Либералы в 92-м решали критическую жизненную задачу: как избежать голодного бунта, тотальной катастрофы, повторения, если угодно, 17-го года, только в еще более страшном варианте. На них часто обрушиваются упреки - они не объясняли, что делают; но как объяснить населению, что такое “кривая Филипса”, макрорегулирование, когда люди искали, где хоть что-то купить поесть?
Либералы сегодня в своем узком сегменте регулирования экономической эволюции делают все, что могут. Делают плохо? Согласен. Между ними разногласия? Да. Но подчеркну: сегмент ответственности либералов узок. Мы все должны им сказать “спасибо” за то, что Россия просто не погибла физиологически.
Представляя себе негативный потенциал, накопившийся в людях в течение многих десятилетий - от ГУЛАГа до повседневной тряски в страхе, я не перестаю удивляться тому колоссальному нравственному здоровью, которое свойственно россиянам. Что работает: подсознательные христианские ценности, семейные ли традиции, культурная ли доброкачественность страны - не знаю, но я не перестаю это ценить.
Катастрофизм в оценке современной России - это именно то, против чего выступает либеральный консерватизм.
Это политическая игра, потому что все остальные политические силы (по-моему, президент является либеральным консерватором, и стратегически его команда и силы, его поддерживающие, - это либеральные консерваторы) разыгрывают политическую карту катастрофизма.
Странная вещь: в принципе не должно либеральным консерваторам претендовать на статус объективистов. Но я дерзаю это делать. Именно потому, что в конечном счете патриотизм - это не только корень, не только взгляд в прошлое, принятие его в себя и вписывание себя в это прошлое, но и вектор в будущее.
Если поддаться этому чувству - все плохо, рушится, все разворовано, царит вакханалия безобразий; если впасть в грех уныния, тогда остается сложить руки и ждать гибели. Или метаться по всем лагерям, ибо все в чем-то правы, потому что представляют чьи-то ущемленные интересы.
В сегодняшней российской действительности, идеологической, партийной, политической, только либеральный консерватизм (говорю так не потому, что его исповедую, а потому, что убежден в этом как аналитик) обладает монополией на командную высоту в правильной социальной диагностике. Правильной в том смысле, что она волевая - патриотичная, а потому - страноспасающая.
- Вы говорите о социальной диагностике, но в ней важен не патриотизм, а адекватность диагноза. Но, похоже, в России неадекватно воспринимается социальная реальность. И делаются безумные выводы из этих неадекватных восприятий.
- С точки зрения либерального консерватизма оценка сегодняшнего положения должна исходить из максимально отрицательного исходного пункта, и дальше надо смотреть на ситуацию по факту - если жизнь продолжается, то это уже выход из того катастрофического минуса, в котором все было раньше. Медленным шагом от края бездны.
Теперь прогнозы. Да, мы открыты к любому изменению. Да, все возможно, в том числе и гибель России завтра.
Теоретически все возможно. Но вопрос: это можно решить усилиями ума? Заседанием экспертного совета, который скажет, что надо делать? Нет.
- Но почему? Мозговые центры могли бы при помощи различных методик найти эффективные решения для выхода из тупика…
- Совершенно верно. Но я задаю следующий вопрос: ситуация такова, что работа с ней, критерии ее оценки, инструменты анализа в принципе еще 10 лет назад отсутствовали. Знаете, в чем секрет успеха Запада?
- Как раз в адекватности…
- Да, но что такое адекватность? Это наука. Это правильная методика общественного анализа. Марксистско-ленинская идеология оказалась “затычкой” в наших мозгах. Она сыграла свою роль для совершения революции и установления определенного режима. А далее она блокировала все попытки анализировать реальность. Эти 70 лет - вот когда мы интеллектуально проиграли.
- Вы не думаете, что многим нынешним экспертам эти марксистско-ленинские науки сильно повредили мозги, лишив их способности к адекватному пониманию происходящего? Поэтому вопрос не в том, какая политическая сила, а кто те конкретные люди, способные создать модель реальности, ей наиболее соответствующую. Все мы знаем, как тяжело было пробраться в редколлегию журнала “Коммунист”, и если теперь этот человек начинает доказывать, что это была искусная “штирлицианская” маскировка…
- Тогда все были штирлицами… Откуда было взяться новым людям в России, с Марса, что ли? Из эмиграции вернулись единицы. Кстати, это еще один пункт, оптимистический для либерального консерватора. Он не верит в позитивность человеческой природы вообще.
- Подход к человеку как к грешнику, схожий с протестантским?
- Скажу так: такой подход укоренен в христианстве, в его оценке изначальной греховности человеческой природы. Но не только это.
“Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей”. Это сказано не учителем христианства. Скепсис по отношению к человечеству - это прежде всего суждение по фактам, реалистическая оценка. А противоположностью является постоянное ожидание чего-то хорошего и немедленно. Не ждите от людей прекрасного!
Но для либерального консерватора, как бы люди ни были плохи, даже с объективной точки зрения других людей нет. Да, многие из них неумные и неумелые, на этом делает бешеные деньги масса спекулянтов и негодяев. Мы заняты делом, которое Запад налаживал триста лет, - созданием рыночной экономики. Это порождает для многих колоссальную опасность. Но ведь у нас нет выбора. Мы не можем позвать какие-то команды, которые за нас сделают нам прекрасную страну.
- Сразу вспоминаешь сказку Андерсена. Во власти всех уровней слишком много “голых королей”. Но беда великая в том, что никак не находятся “мальчики”, которые авторитетно и аргументированно объяснят всем, что эти короли голые. Чтобы пропал гипноз…
- А разве есть гипноз? По-моему, нет никакого гипноза…
- Даже в политических играх должен быть принцип справедливой игры, за соблюдением которого должны следить судьи. Вообще стремление к справедливости как традиция просвещения сегодня отброшено. Задачу улучшения общества никто не ставит. В России никто не ставит проблему коррупции…
- Почему же? Как раз либералы и ставят.
- Не верю!
- Потому что эффект нулевой. Как ведь было-то? Проект либеральный - это не только введение в России экономики вместо народного хозяйства советского типа. Это был проект радикального разведения власти и экономики, бизнеса и политики.
Коррупция - это их неправомерное сращивание. Приватизация власти или ее проникновение в бизнес. Вот где питательная среда для раковых клеток. Либеральный проект - минимизация роли государства и постановка его в четко обозначенную позицию не игрока, а судьи, и не более того. Но этот проект, увы, не получается. Коррупция начинается снизу, с простого межличностного общения, традиция проплаты любому человеку с йотой власти…
- Но эту проплату требует власть. Если следовать социал-дарвинизму, самый сильный в социуме может требовать плату в виде дани, налогов, взяток…
- Поэтому положительная функция либералов во всех правительствах, где они были и есть, состоит в том, чтобы постепенно отсекать функции власти, которые мешают обществу работать без подкупа. Причем ведь это встречает грандиозное сопротивление в самой структуре власти.
В России весь последний
10-летний период не некая интегрированная властная команда проводила свой эксперимент - “шок без терапии”. Получается наоборот: “засланные либеральные штирлицы” внутри структур из бывших секретарей КПСС пытались и пытаются решить задачу минимизации государственных функций. Это и есть процесс десоветизации.
- Вам не кажется, что в 1991-м и демократии, и либерализма было намного больше, чем в 2002-м?
- Ну что вы! Кому сейчас запрещается что-то говорить? “Правда” и “Советская Россия” пишут все, что хотят.
- Но мало кто читает…
- Это другой вопрос. Тогда мы с вами изголодались по свободному слову.
- На сайте “compromat.ru” собрано гигантское количество буквально орущей информации о грязных делах крупных политиков и бизнесменов, но никому до этого нет дела. На их репутацию это мало влияет.
- Этот прискорбный факт лишь подтверждает основной тезис либерального консерватизма: не переоценивайте позитивный потенциал людей.
- Вернемся к патриотизму. Он пока, согласитесь, у российских правых проявляется слабо.
- Есть колоссальная проблема инерции общественного сознания. Те, кто причиняет боль, с трудом воспринимаются как спасители, как патриоты, как люди, действительно озабоченные судьбами Отечества и соотечественников. Чубайс заявляет: “Только с нами Россия прорвется в будущее”. И это правильно. Но это неубедительно. А убеждать может только жизнь.
- Если бы к либеральному консерватизму добавить как можно больше патриотизма, не есть ли это формула оптимальной идеологии?
- Да. И за нее нам надо бороться в общественном сознании. За утверждение себя именно в патриотическом качестве. Не в качестве западников, противостоящих славянофилам. И не как элитных интеллектуалов. Утверждаться как части общества, благодаря которой возможна эволюция России в будущее.
- На вопрос “что делать?” вы ответили. Но КТО это сделает?! Если оценивать людей ниже, как советуют либеральные консерваторы, по этой логике от них самих тоже нельзя ждать многого?
- Я вижу этих “кто” - люди, которым сегодня около 30 лет. У нашего с вами поколения слишком велик груз скептицизма. Но у поколения, которое прожило последние 10 лет в совершенно ином модусе - модусе свободы, у этой молодежи совершенно иная энергетика. И задача либеральных консерваторов - сберечь эту энергию, иначе и это поколение может точно так же растлиться, как предыдущие.
Но я верю в молодежь. Эти люди просто не позволят России упасть. С ними я связываю основательно и глубоко свои надежды патриотические. Они не отдадут Россию просто так. В конце концов, ведь это же наши с вами дети.
Одна из главных ценностей либерального консерватизма - связь поколений.
Беседовал Владимир ПОЛЯКОВ. 13 февраля 2002 г.
© "Литературная газета", 2002