«Сережа, привет, тяжело об этом говорить. Знаешь, а меня изнасиловал папа…».
«Прощай, моя красотка» (Farewell, My Lovely, 1975) Дика Ричардса
Летом смотрел ретроспективу нео-нуаров на Criterion Channel, спасаясь от мерзостей сегодняшнего дня и бестолковых современных фильмов. Так и пересмотрел "Прощай, моя красотка", второй фильм по лучшему роману Рэймонда Чандлера, который я нежно люблю, и как раз недавно прочитал в оригинале на английском. Там, в этом фильме "новой нуаровой волны" 1970-х (Уотергейтский скандал, Вьетнамская война, бедность - американцы очень расстроились, или, как пишут умники, были "фрустрированы"), в роли доброго и хорошего частного детектива Филиппа Марлоу - снялся сам Роберт Митчем (или Митчум), легенда нуарового кино, но уже усталый к тому времени, старый, покоцанный. А в роли "сучки" и фам фаталь знаете кто? Юная Шарлотта Рэмплинг! Ну, и она даёт в этом кино такую мразь и гадину, ни дай боже кому с подобной встретиться. По первому просмотру лет 10 назад поставил 7 баллов на имдб, а теперь 10. Это очень грустный, печальный нео-нуар про нашу жизнь, напиться после него хочется, вот что (привет, как говорится, Балабанову). И фильм, конечно, очень старомодный для ультрасовременных 1970-х (Скорсезе, Коппола и так далее), но именно это мне в нем и нравится теперь. Герой Митчума офигевает от грязи и подлости, как прямо я. Как моя знакомая девушка (точнее - девушки) ненавидит мужиков. "Ну и мирок!", - как процедил сквозь зубы Марлоу в финале. И потом пошел в бар напиваться. Выпьем, что ли, и мы за Митчума и Марлоу. Прекрасное кино.
Почему хорошие люди еще встречаются в нео-нуарах 1970-х, а не в реальном мире - думаю, риторический вопрос. На каждый мир, время и реальность не напасешься таких героев как Митчем или Клинт Иствуд. Их просто не хватает на всех!
Но ведь и я, увы, не герой. Читаю еще потрясающую "Золотую легенду" Якоба Ворагинского, самую популярную книгу Средневековья, про святых, и понимаю, как я от них отстал. Но лучшее, что я прочел за лето - это «Житие Алексия, человека Божия», причем канонический вариант, одобренный Папой Римским в каком-то там году, мне понравился даже больше православного (а это житие было хитом как на Руси, так и в Западной Европе), там есть поразительная фраза про умершего Алексия, тело которого «светилось как светильник». Одновременно читаю на английском роман Квентина Тарантино "Однажды в Голливуде" (вы не поверите, но даже круче фильма), но и он о доброте в итоге. И очень злой, кстати, по отношению к мужской, маскулинной культуре, и мужикам вообще. Написала бы такой роман женщина - сказали бы «повесточка» и «опять феминизм», но тут аж целый Тарантино, и мужики, конечно, застыдились и промолчали.
«Прощай, моя красотка» - идеальная экранизация нашей жизни, как я понял только сейчас, еще и потому, что этим летом я пытался спасти 19-летнюю зумерку от отчима, который ее в итоге изнасиловал, но не понёс наказания, а она его, представляете, всегда считала папой, ведь «он меня вырастил», он был папой для нее, когда ей было всего где-то два года. Пытался честно помочь, деньгами, любой другой помощью, но не смог. Всё, что я могу сказать в свою защиту - меня никто не учил помогать людям, и я делать этого не умею, и делаю это наощупь, набивая шишки. Тем более меня никто не учил тому, как помогать изнасилованным отчимами зумеркам (а вас учили?) - а многонедельную истерику девочки в развинченном эмоциональном состоянии я тоже терпеть не в состоянии, потому что тупо не психолог. Иствуд или Митчум просто пристрелили бы подонков. В прекрасном мире кино. В реальности всё, что ты можешь, это в бессилии сжимать зубы и кулаки. Ну, и испытывать бесконечный и всё же бессмысленный стыд за то, что уродился мужчиной, вот же, мол, угораздило-то. Но Митчум, Марлоу, Иствуд - тоже мужики, и вроде нормальные же. Только это уходящая натура, и таких больше нет.
Хуже всего вовсе не то, что зовут неблагодарностью, в конце концов мы все воспитаны на русской классической литературе и в итоге на христианстве, где учат не ждать добра от человека, которому ты решил помочь (про это, на мой взгляд, примерно весь Достоевский). Это уже тяжело, но к этому можно привыкнуть. Хуже всего, когда ты решаешь помочь, но сделать этого не в состоянии. Либо поздно уже, либо не в твоих силах. Либо делаешь только хуже. А жить только для себя, забив на остальных, ты уже не можешь, потому что это индивидуализм, то есть - сатанизм как он есть (это фантастическое открытие я сделал на 40-м году жизни, а вроде не тупой).
Вот поэтому сыщик Филипп Марлоу, который нашёл-таки в финале любимую девушку Велму для бандита-бугая, думая, что тем самым помог ему - а Велма взяла и застрелила влюблённого в неё бугая, потому что он был ей больше не нужен (вот и вся благодарность её за его помощь и защиту в юные годы) - Марлоу идет в бар. Потому что больше некуда и незачем. Потому что таков мир. И его мы не изменим. И помочь больше мы никому уже не в состоянии, в самом мире какой-то изъян, или «вывих», как говорил Гамлет. Никто ничего не исправит. Ни Митчум, ни Хэмфри Богарт, ни Иствуд, ни их герои. Состояние статус кво - вечный блюз. Который такой же идеальный саундтрек к нашей жизни как нео-нуар очень точная ему иллюстрация.
П.С. Еще я посмотрел удивительное кино Where the Boys Are (1960), кажется, первое нормальное голливудское кино, которое заговорило не только о теме секса, но и об изнасиловании (а кодекс Хейса еще никто не отменял!), и о том поразительном факте, что «все мужики - козлы». Может, напишу как-нибудь потом про него подробно, сейчас сил нет. Это первое настоящее кино в жанре «школьное кино», очень популярное сегодня, см. хотя бы «Нетфликс». Там несколько девушек из провинции, студентки колледжа, едут на весенние каникулы на побережье Флориды, мечтая о романтичных парнях. Особенно они хотели бы познакомиться с ребятами из «Лиги Плюща», из Гарварда, Йеля, ю ноу? Примерно час там всем весело, как и зрителю. Но уже проскальзывают где-то нотки Сэлинджера. А потом случается страшное. Настроение в чем-то напомнило мне Джона Чивера, малоизвестного у нас автора, но гения короткого и очень всегда грустного рассказа. И воспоминание Дэвида Линча, который в то время был ребенком, о голой женщине в крови, которая шла пошатываясь по шоссе, что потрясло воображение подростка, воспитанного в благопристойном американском пригороде. В Where the Boys Are одну девушку прямо буквально изнасиловали, и она пошатываясь идет по шумному шоссе, ее чуть не сбивают машины, она даже не плачет, она точно сомнамбула идет куда глаза глядят, а глаза глядят в никуда, в пропасть, в бездну, в бесконечную печаль. Потом ее подруга сидит у ее постели в госпитале (кстати, мужику ничего не было - таково се ля ви), и изнасилованная девушка, уже засыпая, заплаканная, на таблетках, всхлипывает: «А ведь он даже не был из Йеля…». У меня комок в горле был, я просто раз десять эту сцену пересмотрел, и не могу передать всех нахлынувшых на меня, так сказать, «чувств». И потом в самом финале подруга эта сидит со своим хлыщом (он-то как раз «из Йеля»), тот извиняется, что не понял ее, что ему очень жаль ту девушку и так далее. Она в ответ: «Как мы девушки можем выбирать нормальных мужиков, если вы большинство такие мерзавцы?!» (точной цитаты не помню, но за смысл ручаюсь). 1960 год! Он в ответ виновато потупился. Она спрашивает его: «Как сам-то думаешь, ты меня вообще любишь?». Он: «Ну…думаю, да». «А я тебя, как думаешь, люблю?» - «Надеюсь на это». Перед встречей с хлыщом девушка, в начале фильма наивно демонстрирующая свою фривольность и нагло заявляющая преподше, что девушка перед свадьбой должна уже потрахаться пару раз (а она, конечно, девственница), рисует на песке знак вопроса. Думается, она, как и старенький Марлоу, еще толком не повзрослев, тоже могла бы пробормотать «Ну и мирок!» (what a world) и пойти напиваться в бар, только она же несовершеннолетняя, и ей вискаря не нальют. С ужасом представляешь, зная «шестидесятые», хиппи, сексуальную раскрепощенность, наркоманию, что ее ждет через несколько лет. И не попадет ли она в итоге в лапы какому-нибудь мужику, мужику вообще, мужику per se, мужику по преимуществу, мужику концентрированному, типа Чарльза Мэнсона или Тэда Банди? И надеешься только, что не попадет. Надеешься, что она поняла, что такое мужчины, и что ее ждет. Просто-напросто позврослела, может, за пару недель на побережье Флориды. Но помочь ты ей, понятное дело, уже не в состоянии.
Вот три фразы, три только фразы крутятся у меня в памяти до сих пор:
«Ну, и мирок…»
«А ведь он даже не был из Йеля…»
«Сережа, привет, тяжело об этом говорить. Знаешь, а меня изнасиловал папа…».
Летом смотрел ретроспективу нео-нуаров на Criterion Channel, спасаясь от мерзостей сегодняшнего дня и бестолковых современных фильмов. Так и пересмотрел "Прощай, моя красотка", второй фильм по лучшему роману Рэймонда Чандлера, который я нежно люблю, и как раз недавно прочитал в оригинале на английском. Там, в этом фильме "новой нуаровой волны" 1970-х (Уотергейтский скандал, Вьетнамская война, бедность - американцы очень расстроились, или, как пишут умники, были "фрустрированы"), в роли доброго и хорошего частного детектива Филиппа Марлоу - снялся сам Роберт Митчем (или Митчум), легенда нуарового кино, но уже усталый к тому времени, старый, покоцанный. А в роли "сучки" и фам фаталь знаете кто? Юная Шарлотта Рэмплинг! Ну, и она даёт в этом кино такую мразь и гадину, ни дай боже кому с подобной встретиться. По первому просмотру лет 10 назад поставил 7 баллов на имдб, а теперь 10. Это очень грустный, печальный нео-нуар про нашу жизнь, напиться после него хочется, вот что (привет, как говорится, Балабанову). И фильм, конечно, очень старомодный для ультрасовременных 1970-х (Скорсезе, Коппола и так далее), но именно это мне в нем и нравится теперь. Герой Митчума офигевает от грязи и подлости, как прямо я. Как моя знакомая девушка (точнее - девушки) ненавидит мужиков. "Ну и мирок!", - как процедил сквозь зубы Марлоу в финале. И потом пошел в бар напиваться. Выпьем, что ли, и мы за Митчума и Марлоу. Прекрасное кино.
Почему хорошие люди еще встречаются в нео-нуарах 1970-х, а не в реальном мире - думаю, риторический вопрос. На каждый мир, время и реальность не напасешься таких героев как Митчем или Клинт Иствуд. Их просто не хватает на всех!
Но ведь и я, увы, не герой. Читаю еще потрясающую "Золотую легенду" Якоба Ворагинского, самую популярную книгу Средневековья, про святых, и понимаю, как я от них отстал. Но лучшее, что я прочел за лето - это «Житие Алексия, человека Божия», причем канонический вариант, одобренный Папой Римским в каком-то там году, мне понравился даже больше православного (а это житие было хитом как на Руси, так и в Западной Европе), там есть поразительная фраза про умершего Алексия, тело которого «светилось как светильник». Одновременно читаю на английском роман Квентина Тарантино "Однажды в Голливуде" (вы не поверите, но даже круче фильма), но и он о доброте в итоге. И очень злой, кстати, по отношению к мужской, маскулинной культуре, и мужикам вообще. Написала бы такой роман женщина - сказали бы «повесточка» и «опять феминизм», но тут аж целый Тарантино, и мужики, конечно, застыдились и промолчали.
«Прощай, моя красотка» - идеальная экранизация нашей жизни, как я понял только сейчас, еще и потому, что этим летом я пытался спасти 19-летнюю зумерку от отчима, который ее в итоге изнасиловал, но не понёс наказания, а она его, представляете, всегда считала папой, ведь «он меня вырастил», он был папой для нее, когда ей было всего где-то два года. Пытался честно помочь, деньгами, любой другой помощью, но не смог. Всё, что я могу сказать в свою защиту - меня никто не учил помогать людям, и я делать этого не умею, и делаю это наощупь, набивая шишки. Тем более меня никто не учил тому, как помогать изнасилованным отчимами зумеркам (а вас учили?) - а многонедельную истерику девочки в развинченном эмоциональном состоянии я тоже терпеть не в состоянии, потому что тупо не психолог. Иствуд или Митчум просто пристрелили бы подонков. В прекрасном мире кино. В реальности всё, что ты можешь, это в бессилии сжимать зубы и кулаки. Ну, и испытывать бесконечный и всё же бессмысленный стыд за то, что уродился мужчиной, вот же, мол, угораздило-то. Но Митчум, Марлоу, Иствуд - тоже мужики, и вроде нормальные же. Только это уходящая натура, и таких больше нет.
Хуже всего вовсе не то, что зовут неблагодарностью, в конце концов мы все воспитаны на русской классической литературе и в итоге на христианстве, где учат не ждать добра от человека, которому ты решил помочь (про это, на мой взгляд, примерно весь Достоевский). Это уже тяжело, но к этому можно привыкнуть. Хуже всего, когда ты решаешь помочь, но сделать этого не в состоянии. Либо поздно уже, либо не в твоих силах. Либо делаешь только хуже. А жить только для себя, забив на остальных, ты уже не можешь, потому что это индивидуализм, то есть - сатанизм как он есть (это фантастическое открытие я сделал на 40-м году жизни, а вроде не тупой).
Вот поэтому сыщик Филипп Марлоу, который нашёл-таки в финале любимую девушку Велму для бандита-бугая, думая, что тем самым помог ему - а Велма взяла и застрелила влюблённого в неё бугая, потому что он был ей больше не нужен (вот и вся благодарность её за его помощь и защиту в юные годы) - Марлоу идет в бар. Потому что больше некуда и незачем. Потому что таков мир. И его мы не изменим. И помочь больше мы никому уже не в состоянии, в самом мире какой-то изъян, или «вывих», как говорил Гамлет. Никто ничего не исправит. Ни Митчум, ни Хэмфри Богарт, ни Иствуд, ни их герои. Состояние статус кво - вечный блюз. Который такой же идеальный саундтрек к нашей жизни как нео-нуар очень точная ему иллюстрация.
П.С. Еще я посмотрел удивительное кино Where the Boys Are (1960), кажется, первое нормальное голливудское кино, которое заговорило не только о теме секса, но и об изнасиловании (а кодекс Хейса еще никто не отменял!), и о том поразительном факте, что «все мужики - козлы». Может, напишу как-нибудь потом про него подробно, сейчас сил нет. Это первое настоящее кино в жанре «школьное кино», очень популярное сегодня, см. хотя бы «Нетфликс». Там несколько девушек из провинции, студентки колледжа, едут на весенние каникулы на побережье Флориды, мечтая о романтичных парнях. Особенно они хотели бы познакомиться с ребятами из «Лиги Плюща», из Гарварда, Йеля, ю ноу? Примерно час там всем весело, как и зрителю. Но уже проскальзывают где-то нотки Сэлинджера. А потом случается страшное. Настроение в чем-то напомнило мне Джона Чивера, малоизвестного у нас автора, но гения короткого и очень всегда грустного рассказа. И воспоминание Дэвида Линча, который в то время был ребенком, о голой женщине в крови, которая шла пошатываясь по шоссе, что потрясло воображение подростка, воспитанного в благопристойном американском пригороде. В Where the Boys Are одну девушку прямо буквально изнасиловали, и она пошатываясь идет по шумному шоссе, ее чуть не сбивают машины, она даже не плачет, она точно сомнамбула идет куда глаза глядят, а глаза глядят в никуда, в пропасть, в бездну, в бесконечную печаль. Потом ее подруга сидит у ее постели в госпитале (кстати, мужику ничего не было - таково се ля ви), и изнасилованная девушка, уже засыпая, заплаканная, на таблетках, всхлипывает: «А ведь он даже не был из Йеля…». У меня комок в горле был, я просто раз десять эту сцену пересмотрел, и не могу передать всех нахлынувшых на меня, так сказать, «чувств». И потом в самом финале подруга эта сидит со своим хлыщом (он-то как раз «из Йеля»), тот извиняется, что не понял ее, что ему очень жаль ту девушку и так далее. Она в ответ: «Как мы девушки можем выбирать нормальных мужиков, если вы большинство такие мерзавцы?!» (точной цитаты не помню, но за смысл ручаюсь). 1960 год! Он в ответ виновато потупился. Она спрашивает его: «Как сам-то думаешь, ты меня вообще любишь?». Он: «Ну…думаю, да». «А я тебя, как думаешь, люблю?» - «Надеюсь на это». Перед встречей с хлыщом девушка, в начале фильма наивно демонстрирующая свою фривольность и нагло заявляющая преподше, что девушка перед свадьбой должна уже потрахаться пару раз (а она, конечно, девственница), рисует на песке знак вопроса. Думается, она, как и старенький Марлоу, еще толком не повзрослев, тоже могла бы пробормотать «Ну и мирок!» (what a world) и пойти напиваться в бар, только она же несовершеннолетняя, и ей вискаря не нальют. С ужасом представляешь, зная «шестидесятые», хиппи, сексуальную раскрепощенность, наркоманию, что ее ждет через несколько лет. И не попадет ли она в итоге в лапы какому-нибудь мужику, мужику вообще, мужику per se, мужику по преимуществу, мужику концентрированному, типа Чарльза Мэнсона или Тэда Банди? И надеешься только, что не попадет. Надеешься, что она поняла, что такое мужчины, и что ее ждет. Просто-напросто позврослела, может, за пару недель на побережье Флориды. Но помочь ты ей, понятное дело, уже не в состоянии.
Вот три фразы, три только фразы крутятся у меня в памяти до сих пор:
«Ну, и мирок…»
«А ведь он даже не был из Йеля…»
«Сережа, привет, тяжело об этом говорить. Знаешь, а меня изнасиловал папа…».