«У них все закончилось замечательно, они так и не поженились»: как Хичкок пугал американцев в 1950-е
«Альфред Хичкок представляет» (Alfred Hitchcock Presents, 1955-1962)
Многосезонный черно-белый сериал, с огромным количеством 25-минутных серий, за штурвалом которого практически 10 лет стоял мастер саспенса, нетоумимый, с едким черным юмором, грузный, с тяжелой одышкой, и порой проглатывая слова Хич выходил перед каждой серией, представляя ее, и после каждой серии, резюмируя показанное. Ряд серий снимал и сам, выбирая для себя лучшие сценарии, и если вы думали, что закрыли всю его фильмографию, то ошибались, я уже посмотрел три хичкоковские серии, лучшие пока за первый сезон. И они, как и представляющий их Хичкок, конечно, выдают в нем автора, всякий раз провоцировавшего общество 1950-х, как известно, «эпохи Великого Американского Невроза», подарившего нам, помимо россыпи превосходных фильмов того времени, рефлексировавших на тему неоднозначности, казалось бы, самого благополучного времени «одноэтажной Америки богатых пригородов» - и кислотные цветы типа «Твин Пикса», «Красоты по-американски» и сериала «Безумцы», где жена главного героя уже с первой серии больна своим маленьким затяжным неврозом, вызывающим у нее ужас - «ведь все же хорошо, дом, дети, хорошая работа мужа» - а у супруга недоумение - «ведь все же хорошо, дом, дети, хорошая работа, чего ж тебе еще надо?». По фасаду 1950-х и не скажешь, что что-то было не так. Ну, ладно, маккартизм, «охота на ведьм», всеобщая ядерная и антикоммунистическая паранойя, но, в целом-то, жили неплохо же? Тем не менее, для лучших умов того времени, и тех, чье детство пришлось на него (Стивен Кинг, Дэвид Линч и проч.), почему-то не удовлетворялись красивыми фасадами незакрывающихся на ключ домов, очаровательными газонами, добродушными соседями по улице и пикниками, лакированными авто с неэкологичными моторами, пожирающими бензин в громадных объемах, верными и любящими женами-домохозяйками, мужчинами, работающими в деловых частях мегаполисов. Красивые фасады прямо-то излучали какие-то паранормальные, сюрреалистические ужасы, невротическое общество - в первую очередь, белое, средний класс - однако, не замечало ни собственного невроза, ни того странного, ускользающего от их внимания факта, «что что-то все же не так», ни институационального расизма и сегрегации, ни фактически бесправного положения женщин (даже белых и богатых).
Вот это общество Николас Рэй, например, Дуглас Сирк и сам Хичкок в то время пытались растормошить, разбудить, чуть ли не орали в уши: «Алё, гараж, есть, кто дома?!» На одну легкую эскапистскую комедию Хича приходилось примерно три драматических триллера, где опасность грозила законопослушному обывателю, а потенциально и зрителю, оттуда, откуда он ее и не ждал: от соседей («Окно во двор»), от государства («Не тот человек»), от самого себя («Головокружение» и «Незнакомцы в поезде»), от услужливого владельца мотеля («Психоз»). Но если в кино Хичкок еще как-то соблюдал конвенции, немного, постепенно, раз за разом, сдвигая опасную красную линию все дальше и дальше, то в сериале он мог пойти ва-банк, и первая же серия под названием «Месть» во-первых феноменально радикальная для того времени, и одновременно очень точно его рисующая. Она начинается фактически с изнасилования героини, о чем прямо не говорится, но безусловно подразумевается. В 1955 году! А ведь в классическом Голливуде, напомню, как и в СССР - секса вообще не было, люди размножались посредством монтажных ножниц: хоп, бракосочетание, хоп, затемнение, хоп, у пары уже дети, а что - удобно! О насилии же не было и речи. У Хичкока же зло врывается в ухоженный добропорядочный мирок практически с первых кадров, сминает цветы, нарушает уют и порядок в домишке, радвигает невинной Америке ноги - и жестоко насилует ее. Насильник сбежал, копы обещали его найти, но жена лежит в болезненной прострации (ее, кстати, играет Вера Майлз - потом она снимется у Хичкока в «Психозе»), уставив взгляд в никуда, муж решает посадить ее в машину и нарезать круги по городским улицам, пока она не опознает преступника. Зачем? Чтобы убить его собственными руками. Еще вчера он был законопослужным гражданином, он не персонаж нуара, не преступник, но волею рока оказывается вынужденным отомстить за честь жены. И когда она указывает на парня на тротуаре с сомнамбулическими словами «Вот он!», он не задумываясь идет за этим человеком и убивает его, после чего пытается удрать из города, и почти на выезде жена как сомнамбула вновь указывает уже на другого человека с теми же словами «Вот он!».
Серии «Альфред Хичкок представляет», как уже видно по описанию первого эпизода, не являются в чистом виде хоррором, нуаром или триллером, это собрание, скажем так, странных, а не страшных историй, но эти странные истории излучают настоящий ужас, потому что они могли бы произойти с каждым, даже с тем, кто уверен в стабильности его мира, постриженного газона, верности жены, хорошей работе и будущего. Про то же самое говорили и лучшие фильмы-нуар, и сами ленты Хичкока, но в сериале странность историй затачивается уже до состояния ножа, который «может порезать сам», мир 1950-х в них становится каким-то зыбким, над ним парит неуловимая и как бы невозможная опасность (что-то вроде монстра за углом, до смерти пугающего персонажа «Малхолланд Драйв» Дэвида Линча), и зритель испытывает головокружение, легкую тошноту, когда пытается отделить кошмарный сон от нормальной реальности, а он не отделяется, этот сон и оказывается нормой, после чего Хичкок, как ни в чем не бывало, выходит под софиты и еще язвит над «нормой», своим чернушным юмором на грани.
История «Мести» могла бы произойти с каждым. Как и история седьмой серии, срежиссированной самим Хичкоком, под названием Breakdown, которую можно перевести как «Полный упалок сил», «Нервный срыв» или же «Авария». В ней богатый и самонадеянный представитель среднего класса (Джозеф Коттон) в грубой форме увольняет своего подчиненного, после чего на трассе неожиданно попадает в аварию, и его парализует. Две трети фильма мы не видим ничего, кроме фактически фотографии парализованного героя Коттона! Хич даже не заморачивался съемками крупных планов, а просто вставлял фото (техничный прием, между прочим - здорово передающий ощущение парализованного - сначала движется кино, а потом раз, и просто фотоснимок), остальное мы, как у Финчера в «Майндхантере», только видим краем глаза или слышим: уличный говор воров, реднеков или чернокожих, снимающих с богатого героя чуть ли не последние штаны, в то время как он пытается дать им понять, что еще жив, беседу патологоанатомов, считающих, что пациент уже на том свете, слышим, как закрываются и открываются двери морга и скорой помощи.
В кадре - лицо Джозефа Коттена или его двигающийся палец, которым он хочет дать понять остальным, что не умер, и, пожалуйста, не хороните меня живым. Смотря эту серию, сложно не вспомнить другие киноэпизоды про паралич и нервный срыв, в частности, про Бетти Дрейпер из сериала «Безумцы», у которой немеют пальцы, и она из-за этого попадает в аварию. И трудно отказаться от желания провести параллели между нервным срывом и параличом героя после аварии с собственно неврозом эпохи: Хичкок берет, в общем и целом, добропорядочного жителя пригорода, которому мы в продолжение серии все больше сочувствуем (хотя и отдаем себе отчет в том, что он - кусок говна), и заражает зрителя его собственными страхами, в духе страхов Эдгара По и Гоголя о «погребении заживо». Герой Коттена - такой как бы всесильный Атлант, который, по мысли Айн Рэнд (в 1957 году издавшую ту самую книгу) «расправил плечи», но внезапно оказывается совершенно бессилен перед неумолимым, и невидимым, Роком. Он не может ровным счетом ничего. Только…плакать, что его и спасает. В одной из серии в финальном выходе - возможно, именно в Breakdown - Хичкок в холодной жестокой манере высмеивает и возможность собственной смерти, когда встает с кресла режиссера после съемок, и сразу после на кресло падает софит.
Наконец, 10-я серия, поставленная тоже Альфредом Хичкоком - The Case of Mr. Pelham, «Дело мистера Пелхема», развивает тему еще одного страха, возможно, самого большого страха из всех, побеждающего даже страх, что твою любимую изнасилуют, а тебя парализует до смерти после аварии. Это страх безумия, тот самый, про который сказано «не дай мне Бог сойти с ума». При чем развивается эта тема в традиционном ключе, в гротескной манере Гоголя, По, Достоевского и Оскара Уайльда - это тема двойничества. Мистер Пелхэм - тоже добропорядочный гражданин, у него хорошая работа, богатый особняк, приятные знакомые в клубе. И вот он в тревожном настроении встречается со своим психиатром, рассказывая о том, что его регулярно видят в тех местах, которые он не посещал, будучи в это время дома или на работе. Друзья уверяют, что только что видели его или очень похожего на него человека буквально только что, за углом. Дворецкий уверяет его, что только что он, мистер Пелхэм,
пришел домой, поужинал и снова вышел. Это какой-то заговор? Может быть, все сговорились надо мной подшутить? Герой в ужасе, и у него начинают дрожать пальцы, когда он с работы (секретарши, встретив его, уверенно заявили, что он уже был на работе утром!) звонит домой, и там поднимает трубку… он сам! Этот эпизод вовсе не носит мистического или сверхъестественного характера (как избегают налета мистики и почти все фильмы Хичкока), зато, как мы быстро понимаем, он пугает чисто больничными запахами, белыми простынями палаты, стерильной чистотой шприцев, всей этой медицинской жутью. Потому что мистер Пелхэм на самом деле сходит с ума, медленно и окончательно, в какой-то момент почва уходит из под его и наших ног, когда случается уже совершенно невозможное, невероятное, страшное, немыслимое. Страх собственного безумия потому сильнее других, что ты не сможешь и осознавать, что безумен, ты будешь уверен, что здоров, а безумны другие. Если против насилия или аварии на дорогах можно перестраховаться, можно избежать внезапного Рока, скажем, уединившись где-то в горах, то против безумия никто бороться не в силах.
Ужас и великолепие The Case of Mr. Pelham, как и двух других хичкоковских серий, надо еще правильно себе представлять. Это был сериал для домашнего вечернего просмотра в милые, уютные, эйзенхауровские годы стабильности и благополучия. И вот садятся такие американцы в своих пригородах за новенький телевизор, купленный за повышенную в прошлом месяце за хорошие показатели зарплату мужа, и смотрят: про то, как у тебя насилуют жену, а ты убиваешь другого; про то, как ты - да-да, именно ты! - попадаешь в аварию, и тебя принимают за мертвого; про то, наконец, как ты неожиданно сходишь с ума, и даже этого не понимаешь. А потом в финале выходит Хичкок… В финале The Case of Mr. Pelham мы видим, как настоящего Хичкока забирают медбратья в белых халатах, испуганный другой настоящий Хичкок, поворачиваясь в камеру, кивает на своего двойника со словами «Бедный парень! Он отлично скопировал меня, ошибка только в одном: жвачка в его кармане! У Альфреда Хичкока никогда в жизни не будет жвачки в кармане!» И у тебя, и у американского зрителя того времени после фразы про жевательную резинку что-то ёкает в груди: «Господи, а не безумен ли был сам Хич?» Что это за странная фраза про настоящего Хичкока, который никогда не держит в своем
кармане жевательной резинки? При чем тут жвачка? Зачем он это сказал? Ведь от этой фразы до знаменитой реплики гоголевского безумца «А знаете ли, что у Алжирского бея под самым носом шишка?» небольшая дистанция. И приходишь к выводу, что либо Хичкок был в какой-то степени ненормальным (как и Гоголь), либо был абсолютно гениален в своих ядовитых и острых как лезвие хорошо заточенного охотничьего ножа попытках растормошить зрителя благополучной эпохи, вызывая у него тошноту и головокружение, выбивая почву из-под ног, и разбивая в прах эту самонадеенную уверенность все распланировавшего в своей жизни человека, жителя богатого пригорода.
Если суммировать всю жестокую иронию Хичкока над людьми с их любовью к семейным ценностям и хэппи-эндам (коих в его сериале практически нет!), можно передать ее одной, хичкоковской же, фразой. После серии, где герой и героиня влюбляются друг в друга, помимо прочего, выходит Хич, в черном костюме, тучный, со своей одышкой, и скрытой усмешкой в холодных глазах, и говорит: «Не волнуйтесь, у них все закончилось замечательно… - они так и не поженились!»
Многосезонный черно-белый сериал, с огромным количеством 25-минутных серий, за штурвалом которого практически 10 лет стоял мастер саспенса, нетоумимый, с едким черным юмором, грузный, с тяжелой одышкой, и порой проглатывая слова Хич выходил перед каждой серией, представляя ее, и после каждой серии, резюмируя показанное. Ряд серий снимал и сам, выбирая для себя лучшие сценарии, и если вы думали, что закрыли всю его фильмографию, то ошибались, я уже посмотрел три хичкоковские серии, лучшие пока за первый сезон. И они, как и представляющий их Хичкок, конечно, выдают в нем автора, всякий раз провоцировавшего общество 1950-х, как известно, «эпохи Великого Американского Невроза», подарившего нам, помимо россыпи превосходных фильмов того времени, рефлексировавших на тему неоднозначности, казалось бы, самого благополучного времени «одноэтажной Америки богатых пригородов» - и кислотные цветы типа «Твин Пикса», «Красоты по-американски» и сериала «Безумцы», где жена главного героя уже с первой серии больна своим маленьким затяжным неврозом, вызывающим у нее ужас - «ведь все же хорошо, дом, дети, хорошая работа мужа» - а у супруга недоумение - «ведь все же хорошо, дом, дети, хорошая работа, чего ж тебе еще надо?». По фасаду 1950-х и не скажешь, что что-то было не так. Ну, ладно, маккартизм, «охота на ведьм», всеобщая ядерная и антикоммунистическая паранойя, но, в целом-то, жили неплохо же? Тем не менее, для лучших умов того времени, и тех, чье детство пришлось на него (Стивен Кинг, Дэвид Линч и проч.), почему-то не удовлетворялись красивыми фасадами незакрывающихся на ключ домов, очаровательными газонами, добродушными соседями по улице и пикниками, лакированными авто с неэкологичными моторами, пожирающими бензин в громадных объемах, верными и любящими женами-домохозяйками, мужчинами, работающими в деловых частях мегаполисов. Красивые фасады прямо-то излучали какие-то паранормальные, сюрреалистические ужасы, невротическое общество - в первую очередь, белое, средний класс - однако, не замечало ни собственного невроза, ни того странного, ускользающего от их внимания факта, «что что-то все же не так», ни институационального расизма и сегрегации, ни фактически бесправного положения женщин (даже белых и богатых).
Вот это общество Николас Рэй, например, Дуглас Сирк и сам Хичкок в то время пытались растормошить, разбудить, чуть ли не орали в уши: «Алё, гараж, есть, кто дома?!» На одну легкую эскапистскую комедию Хича приходилось примерно три драматических триллера, где опасность грозила законопослушному обывателю, а потенциально и зрителю, оттуда, откуда он ее и не ждал: от соседей («Окно во двор»), от государства («Не тот человек»), от самого себя («Головокружение» и «Незнакомцы в поезде»), от услужливого владельца мотеля («Психоз»). Но если в кино Хичкок еще как-то соблюдал конвенции, немного, постепенно, раз за разом, сдвигая опасную красную линию все дальше и дальше, то в сериале он мог пойти ва-банк, и первая же серия под названием «Месть» во-первых феноменально радикальная для того времени, и одновременно очень точно его рисующая. Она начинается фактически с изнасилования героини, о чем прямо не говорится, но безусловно подразумевается. В 1955 году! А ведь в классическом Голливуде, напомню, как и в СССР - секса вообще не было, люди размножались посредством монтажных ножниц: хоп, бракосочетание, хоп, затемнение, хоп, у пары уже дети, а что - удобно! О насилии же не было и речи. У Хичкока же зло врывается в ухоженный добропорядочный мирок практически с первых кадров, сминает цветы, нарушает уют и порядок в домишке, радвигает невинной Америке ноги - и жестоко насилует ее. Насильник сбежал, копы обещали его найти, но жена лежит в болезненной прострации (ее, кстати, играет Вера Майлз - потом она снимется у Хичкока в «Психозе»), уставив взгляд в никуда, муж решает посадить ее в машину и нарезать круги по городским улицам, пока она не опознает преступника. Зачем? Чтобы убить его собственными руками. Еще вчера он был законопослужным гражданином, он не персонаж нуара, не преступник, но волею рока оказывается вынужденным отомстить за честь жены. И когда она указывает на парня на тротуаре с сомнамбулическими словами «Вот он!», он не задумываясь идет за этим человеком и убивает его, после чего пытается удрать из города, и почти на выезде жена как сомнамбула вновь указывает уже на другого человека с теми же словами «Вот он!».
Серии «Альфред Хичкок представляет», как уже видно по описанию первого эпизода, не являются в чистом виде хоррором, нуаром или триллером, это собрание, скажем так, странных, а не страшных историй, но эти странные истории излучают настоящий ужас, потому что они могли бы произойти с каждым, даже с тем, кто уверен в стабильности его мира, постриженного газона, верности жены, хорошей работе и будущего. Про то же самое говорили и лучшие фильмы-нуар, и сами ленты Хичкока, но в сериале странность историй затачивается уже до состояния ножа, который «может порезать сам», мир 1950-х в них становится каким-то зыбким, над ним парит неуловимая и как бы невозможная опасность (что-то вроде монстра за углом, до смерти пугающего персонажа «Малхолланд Драйв» Дэвида Линча), и зритель испытывает головокружение, легкую тошноту, когда пытается отделить кошмарный сон от нормальной реальности, а он не отделяется, этот сон и оказывается нормой, после чего Хичкок, как ни в чем не бывало, выходит под софиты и еще язвит над «нормой», своим чернушным юмором на грани.
История «Мести» могла бы произойти с каждым. Как и история седьмой серии, срежиссированной самим Хичкоком, под названием Breakdown, которую можно перевести как «Полный упалок сил», «Нервный срыв» или же «Авария». В ней богатый и самонадеянный представитель среднего класса (Джозеф Коттон) в грубой форме увольняет своего подчиненного, после чего на трассе неожиданно попадает в аварию, и его парализует. Две трети фильма мы не видим ничего, кроме фактически фотографии парализованного героя Коттона! Хич даже не заморачивался съемками крупных планов, а просто вставлял фото (техничный прием, между прочим - здорово передающий ощущение парализованного - сначала движется кино, а потом раз, и просто фотоснимок), остальное мы, как у Финчера в «Майндхантере», только видим краем глаза или слышим: уличный говор воров, реднеков или чернокожих, снимающих с богатого героя чуть ли не последние штаны, в то время как он пытается дать им понять, что еще жив, беседу патологоанатомов, считающих, что пациент уже на том свете, слышим, как закрываются и открываются двери морга и скорой помощи.
В кадре - лицо Джозефа Коттена или его двигающийся палец, которым он хочет дать понять остальным, что не умер, и, пожалуйста, не хороните меня живым. Смотря эту серию, сложно не вспомнить другие киноэпизоды про паралич и нервный срыв, в частности, про Бетти Дрейпер из сериала «Безумцы», у которой немеют пальцы, и она из-за этого попадает в аварию. И трудно отказаться от желания провести параллели между нервным срывом и параличом героя после аварии с собственно неврозом эпохи: Хичкок берет, в общем и целом, добропорядочного жителя пригорода, которому мы в продолжение серии все больше сочувствуем (хотя и отдаем себе отчет в том, что он - кусок говна), и заражает зрителя его собственными страхами, в духе страхов Эдгара По и Гоголя о «погребении заживо». Герой Коттена - такой как бы всесильный Атлант, который, по мысли Айн Рэнд (в 1957 году издавшую ту самую книгу) «расправил плечи», но внезапно оказывается совершенно бессилен перед неумолимым, и невидимым, Роком. Он не может ровным счетом ничего. Только…плакать, что его и спасает. В одной из серии в финальном выходе - возможно, именно в Breakdown - Хичкок в холодной жестокой манере высмеивает и возможность собственной смерти, когда встает с кресла режиссера после съемок, и сразу после на кресло падает софит.
Наконец, 10-я серия, поставленная тоже Альфредом Хичкоком - The Case of Mr. Pelham, «Дело мистера Пелхема», развивает тему еще одного страха, возможно, самого большого страха из всех, побеждающего даже страх, что твою любимую изнасилуют, а тебя парализует до смерти после аварии. Это страх безумия, тот самый, про который сказано «не дай мне Бог сойти с ума». При чем развивается эта тема в традиционном ключе, в гротескной манере Гоголя, По, Достоевского и Оскара Уайльда - это тема двойничества. Мистер Пелхэм - тоже добропорядочный гражданин, у него хорошая работа, богатый особняк, приятные знакомые в клубе. И вот он в тревожном настроении встречается со своим психиатром, рассказывая о том, что его регулярно видят в тех местах, которые он не посещал, будучи в это время дома или на работе. Друзья уверяют, что только что видели его или очень похожего на него человека буквально только что, за углом. Дворецкий уверяет его, что только что он, мистер Пелхэм,
пришел домой, поужинал и снова вышел. Это какой-то заговор? Может быть, все сговорились надо мной подшутить? Герой в ужасе, и у него начинают дрожать пальцы, когда он с работы (секретарши, встретив его, уверенно заявили, что он уже был на работе утром!) звонит домой, и там поднимает трубку… он сам! Этот эпизод вовсе не носит мистического или сверхъестественного характера (как избегают налета мистики и почти все фильмы Хичкока), зато, как мы быстро понимаем, он пугает чисто больничными запахами, белыми простынями палаты, стерильной чистотой шприцев, всей этой медицинской жутью. Потому что мистер Пелхэм на самом деле сходит с ума, медленно и окончательно, в какой-то момент почва уходит из под его и наших ног, когда случается уже совершенно невозможное, невероятное, страшное, немыслимое. Страх собственного безумия потому сильнее других, что ты не сможешь и осознавать, что безумен, ты будешь уверен, что здоров, а безумны другие. Если против насилия или аварии на дорогах можно перестраховаться, можно избежать внезапного Рока, скажем, уединившись где-то в горах, то против безумия никто бороться не в силах.
Ужас и великолепие The Case of Mr. Pelham, как и двух других хичкоковских серий, надо еще правильно себе представлять. Это был сериал для домашнего вечернего просмотра в милые, уютные, эйзенхауровские годы стабильности и благополучия. И вот садятся такие американцы в своих пригородах за новенький телевизор, купленный за повышенную в прошлом месяце за хорошие показатели зарплату мужа, и смотрят: про то, как у тебя насилуют жену, а ты убиваешь другого; про то, как ты - да-да, именно ты! - попадаешь в аварию, и тебя принимают за мертвого; про то, наконец, как ты неожиданно сходишь с ума, и даже этого не понимаешь. А потом в финале выходит Хичкок… В финале The Case of Mr. Pelham мы видим, как настоящего Хичкока забирают медбратья в белых халатах, испуганный другой настоящий Хичкок, поворачиваясь в камеру, кивает на своего двойника со словами «Бедный парень! Он отлично скопировал меня, ошибка только в одном: жвачка в его кармане! У Альфреда Хичкока никогда в жизни не будет жвачки в кармане!» И у тебя, и у американского зрителя того времени после фразы про жевательную резинку что-то ёкает в груди: «Господи, а не безумен ли был сам Хич?» Что это за странная фраза про настоящего Хичкока, который никогда не держит в своем
кармане жевательной резинки? При чем тут жвачка? Зачем он это сказал? Ведь от этой фразы до знаменитой реплики гоголевского безумца «А знаете ли, что у Алжирского бея под самым носом шишка?» небольшая дистанция. И приходишь к выводу, что либо Хичкок был в какой-то степени ненормальным (как и Гоголь), либо был абсолютно гениален в своих ядовитых и острых как лезвие хорошо заточенного охотничьего ножа попытках растормошить зрителя благополучной эпохи, вызывая у него тошноту и головокружение, выбивая почву из-под ног, и разбивая в прах эту самонадеенную уверенность все распланировавшего в своей жизни человека, жителя богатого пригорода.
Если суммировать всю жестокую иронию Хичкока над людьми с их любовью к семейным ценностям и хэппи-эндам (коих в его сериале практически нет!), можно передать ее одной, хичкоковской же, фразой. После серии, где герой и героиня влюбляются друг в друга, помимо прочего, выходит Хич, в черном костюме, тучный, со своей одышкой, и скрытой усмешкой в холодных глазах, и говорит: «Не волнуйтесь, у них все закончилось замечательно… - они так и не поженились!»