простить и забыть невозможно, любить все равно не могу - и права на то не имею
«Крик кроншнепа» (Doa al karawan, 1959) Генри Бараката
Изгнанная из родной деревни в том числе своим родственником, ортодоксальным ханжой, семья - мать и две уже взрослые дочки - добирается на поезде до города: об их незнании цивилизации и бедности говорит тот факт, что девушки поначалу в ужасе от поезда бросаются в траву. Дочки идут наниматься на работу служанками в лучшие дома, одной - Амне - достается хорошая семья комиссара полиции, другой, Хенади - нехороший холостяк, который ее соблазняет и бросает. Все трое в ужасе, но это не оправдывает странного поступка матери, которая вызывает из деревни дядю-ортодокса, чтобы вернуться домой. Дядя на пол-пути домой убивает опозорившую его Хенади на глазах у Амны. Амна, взбешенная произошедшим, сбегает из дома, возвращается в город и решает отравить обесчестившего ее сестру инженера, нанимаясь к нему служанкой. Рука у нее убить, как у дяди, впрочем, не поднимается. Тогда она решается на более изощренную месть: влюбить в себя эту скотину, и бросить, быть может, даже заставив его покончить с собой. Уже по тональности первых кадров фильма, где она сбежав от любвеобильного хозяина в свою комнату, размышляет про себя, что ей делать, понятно, что никаких индийских финалов тут быть не может. Инженер в итоге оказывается не совсем уж подонком (не мы такие, мол, а жизнь такая), и Амна через некоторое время начинает испытывать к нему, о ужас, сочувствие и даже род симпатии.
Редкая птица в моей кинопросмотровой, потому решил рассказать о ней. Египетская лента снята в классическом стиле, режиссером с превосходной кинематографической культурой, по роману известного египетского же писателя Тахи Хуссейна. Это местами довольно наивное кино, но все-таки мелодрама с большой буквы, какие снимали Дуглас Сирк и Райнер Вернер Фассбиндер - балансируя между умной интеллектуальной прозой и бульварным дамским чтивом, горькое и сладкое кино, я бы даже сказал розовое в траурных тонах, но у Баракаты фильм черно-белый, и разбрасываться метафорами мы не станем. В первые минут 15 тебе сложно, конечно, избавиться от чувства, что смотришь этнографическое кино о том, как жили в исламском Египте, в деревне и в городе, мужчины и женщины. Потом, когда очаровательная история взросления героини спотыкается о гибель ее сестры из-за позора, навлеченного на семью - кажется, что фильм встает в ряд картин (и, по большому-то счету, довольно скучных и одномерных) о нелегкой доле женщины в исламском мире. Однако фильм оказывается довольно сомнительным паровозом, потому что в конце концов сходит с намеченного пути, устремляясь по степи к далекому еще от него жанру revenge-horror, но, что еще интереснее, не добирается до него.
Не добирается он и до полустанка феминизма - хотя бы потому, что история эта не носит ярко выраженного идеологического оттенка. И даже то, что она про арабский Египет, исламскую культуру, и традиционный мир - забываешь почти сразу же: вспоминаешь, напротив, эпизоды из Достоевского и сцены из античных трагедий. Но история, конечно, очень женская, про-женская, и почти весь фильм история, как и зритель, живет в голове и сердце героини по имени Амна, гениально сыгранной Фатен Хамама, величайшей, как говорят, египетской актрисой 20 века - во что веришь сразу же после просмотра только одного этого фильма. Как и другие умные истории про месть, «Крик» имеет и обратную сторону - возможное или невозможное прощение, опасно кренясь к тому же в сторону «всепрощающей любви к врагу», что, в нашем случае, могло бы не только обратиться самопародией, но и сделало бы ленту этически небезупречной: как горько шутил кое-кто, прощать убийцу вправе только убитые, но они, увы, не в состоянии.
Несмотря на определенную долю мелодраматизма, «Крик» очень горькое кино, а горечь (если она не подслащена) как раз жанру мелодрама свойственна довольно редко. В действительности, эта египетская лента экзистенциальным тупиком и этической безнадежностью, вызванной абсолютной нерешаемостью здешнего уравнения этики (простить и забыть невозможно, любить все равно не могу - и права на то не имею) больше напоминает своих тогдашних европейских сестер, в частности ленты Висконти и Антониони 1950-х. «Крик», конечно, не про историю Леонсио и рабыни Изауры, не про плохих богатых и свиноподобных мужиков или невыносимое положение небогатой женщины в традиционной среде (хотя и об этом тоже). Она скорее про то, что жизнь невозможно порой уложить в какие-то ровные как рельсы рамки, запихать в нужное количество правильных строк, и залить нужной дозой этики, морали, любви и прощения, сделав из нее микстуру, которую легко проглотить среднестатистическому человеку, тем более, зрителю: вот плохой человек - убей плохого человека, вот не совсем плохой человек - его можно простить. Иногда (и даже довольно часто), и плохой человек почему-то не убивается, и не совсем плохого невозможно простить. А самое страшное происходит тогда, когда и простить-то уже, может быть, хочется, но, увы, не получается. Амне - этой юной, наивной, необразованной, невежественной крестьянке в камерных декорациях богатого дома одинокого и несчастного человека приходится мучительно эту кривую и нехорошую истину принимать близко к сердцу, и поразительно быстро потому взрослеть. Что, разумеется, никак не может принести ей счастья (и никому не приносит). «Крик» - кино небезупречное, здесь есть, к чему придраться, но его стоит благодарить хотя бы за то, что оно обессмертило далекую от нас египетскую служанку, поставив ее в один ряд с женскими образами Достоевского (вспоминалась «Кроткая») и какой-нибудь Антигоной Софокла.