СУТТА НИПАТА-2 (Соперничество духа и тела) (Snp I.2)
.
Вторая сутта Сутта Нипаты это знаменитый диалог богатого скотовода Дхании и Будды на берегу реки Махи. Наивной прелестью чистой поэзии веет от этих строк сутты. Будда еще молод, очевидно диалог происходит вскоре после достижения им Ниббаны. На это указывает как непривычно смиренная, почти не учительная, я бы сказал, буколическая интонация этого диалога, в сравнении с мощным интеллектуальным напором более поздних грозных сутт Будды, - так и желание домохозяина Дхании и его жены принять духовное прибежище в Будде: каноническая формула принятия последователем-мирянином (упасакой) духовного прибежища в буддизме состоит из трех частей: Будды, Дхаммы (Учения) и Сангхи (Общины монахов). Кроме того, Будда здесь один, без сопровождающих его учеников, тогда как позднее Татхагата почти всегда странствовал с большой Сангхой бхиккху.
Это разговор о жизненных ценностях - житейской активности и покоя, мирского благополучия и свободы, погруженности в заботу и медитативного созерцания. Сутта построена как сверхплотный драматический диалог между мирянином и монахом, в конце которого появляется Мара, дьявол буддизма, чтобы поддержать своего адепта Дханию и не дать ему покинуть его территорию. А территория Мары - весь сансарический мир и его ценности, вся территория соблазна. Мара интерпретируется в буддизме и метафорически, и как реальное могущественное божество. Как бог, он правит одним из высших уровней небес камалоки (чувственного мира), как метафора - он аллегория различных страстей и загрязнений существ (подробно см. словарь). В этой сутте Мара возникает одновременно почти во всех своих ипостасях.
Центральый термин сутты - упадхи (приобретение), который я перевожу здесь более нейтрально как "привязанность". Упадхи - это всякое обретение в мире, как материальное, так и ментальное, или в еще более энергичном переводе, "присвоение" - и как процесс, и как результат. Приобретение сопровождается жаждой и ведет к зависимости и страданию. Упадхи теснейшим образом связана с чувством "я", личности, и эгоизмом. Не зря поэтому в продолжение всего диалога Дхания употребляет притяжательное местоимение "мой" - "мой дом", "моя жена", "мой огонь", "мои сыновья", "мои коровы". Дхания построил из них крепость, которой, как он думал, ничто не угрожает, но, как оказалось, надежды его были напрасны. Как же так получается - вот только что, в эту самую минуту, я был богат, здоров и славен, а в следующий миг все это уже унесено ветром непостоянства. И Мара ничем не может помочь человеку. Он появляется после катастрофы, в момент потери человеком всего, и его жалкий лепет уже ничем не может прельстить Дханию. Эта великолепная сутта может быть также прочитана как внутренний диалог человека с самим собой, между его мирскими и духовными интересами, искушением материей и стремлением к свободе. Мгновенная утрата всех приобретений и надежд человека в протяжение всего лишь небольшого разговора может показаться художественным преувеличением, но в жизни именно все так и бывает - внезапно, посреди счастья, посреди мечты, в ликовании чувств и разума, разражается беда и застает человека врасплох. Это тем более убедительно, что измерение сутты, как и измерение самого страдания, не временн’ое, а этическое и онтологическое.
Заключительный аргумент Будды: "Я не буду больше лежать в утробе матери снова" (то есть, "я вышел из круговорота перерождений") и последовавшая за этим природное бедствие, которое уносит все богатство Дхании, его быков и коров, и, возможно, его сыновей, метафизически противопоставлены друг другу. Ценность ("крепость") дома, семьи, достатка и ценность свободы встречаются лицом к лицу, и следующим аргументом уже выступает не человек, а стихия, весь порядок существования вещей. Дхания поставлен перед фактом и делает свой выбор. Разумеется, это последняя решительная капля в кармическом опыте именно Дхании и подобных ему продвинутых мирян, другим еще нужно будет пережить не одну катастрофу прежде чем они сделают свой выбор.
В тексте сутты утрачено несколько стихов (что отмечается исследователями), это очевидно подразумевается стихом 4 (21), в котором Будда говорит о плоте и продолжает спор с доводами Дхании, которых нет в тексте. Возникает смысловой провал. Я попытался осторожно восстановить их (в тексте сутты это ненумерованные строфы), разумеется, опираясь на доктринальные положения Дхаммы. Так, следуя метафорике сутты, я ввожу аллегорию килес как оводов, слепней, - загрязнений, ослепляющих разум человека (см. подробно словарь). Килесапарилаха, лихорадка загрязнений (гордости, ненависти, вожделения, самомнения и др.), сопровождает всю телесную и ментальную жизнь человека. В этой лихорадке он теряет свою истинную цель. Вообще, я позволил себе в этой сутте достаточно вольный перевод, не только в связи с тем, что часть сутты испорчена, но и потому, что сам поэтический строй сутты требовал менее формального подхода к переводу. Я разворачиваю свой перевод в сторону более строгого метафорического параллелизма диалога между Дханией и его оппонентом, с тем чтобы придать ему большую смысловую. последовательность и ритмическую красоту.
В сутте впервые возникает тема плота, тема, которая повторяется не раз в Суттанте. Для Будды плот - это средство спасения, его Благородный Восьмеричный Путь и весь корпус его практических и теоретических учений, переправляющий на Тот Борег сансары. Он "крепко связан", превосходно "сбит", но после того, как цель достигнута, он больше не нужен, "пусть его унесет вода". Эта тема достигает своей кульминации в двойном метафоризме плота в Махапариниббана Сутте (Сутта № 16 Дигха Никаи), где Будда вместе с 500 Арахантами появляется на берегу разлившегося Ганга и в мгновение ока, применив свои паранормальные силы, все они оказываются на другом берегу реки. В заключение они говорят: "Пока другие суетятся в поисках переправы на этом берегу, мы уже стоим на Том". То есть, на твердом берегу Ниббаны.
СЛОВАРЬ БУДДИЙСКИХ ТЕРМИНОВ
I.2. ДХАНИЯ СУТТА
(СУТТА О ДОМОХОЗЯИНЕ ДХАНИИ)
1 (18). "Я сварил мой рис, подоил коров, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания. - Я живу счастливый с семьей на берегу [реки] Махи. Мой дом покрыт, мой огонь зажжен. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
2 (19). "Я свободен от гнева, свободен от бесплодности [сердца], - [так] сказал Благословенный. - У меня нет семьи, я остановился на ночь на берегу [реки] Махи. Мой дом не покрыт, мой огонь погас. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
3 (20). "Нет оводов [здесь] и москитов нет, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания. - Не беспокоят они моих коров, мирно пасутся они в моих лугах, где сочные травы растут буйно. Мои коровы останутся довольными даже под дождем, когда он придет. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
"Нет оводов [здесь] и москитов нет, - [так] сказал Благословенный. - Не беспокоят килесы (загрязнения разума) моего разума, мирно пасется он в моих лугах, где сочные травы не растут буйно. Мой разум останется довольным даже под дождем, когда он придет. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
"Крепко вервие, надежен плот - [так] сказал [богатый] пастух Дхания. - Я плаваю на нем по широкой [реке] Махе. Он крепко связан, его не унесет вода. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
4 (21). "Крепко вервие, надежен плот, - [так] сказал Благословенный. - Я перереправился на нем через бурный поток сансары. Достигшему Того Берега больше не нужен плот, пусть его унесет вода. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
5 (22). "Моя жена всегда послушна мне, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - она никогда не противоречит мне, совершенно обуздана, не распутна, любезна. Я никогда не слышал ничего дурного от нее: в ней нет ничего злого. Она привязана ко мне, я привязан к ней. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
6 (23). "Мой разум всегда послушен мне - [так] сказал Благословенный, - он никогда не противоречит мне, совершенно обуздан, не распутен, любезен. Я никогда не слышал ничего дурного от него: в нем нет ничего злого. Он не привязан ко мне, я не привязан к нему. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
7 (24). "Я поддерживаю себя и свою семью сам, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - я слуга и себе, и своим близким. Мои сыновья живут вместе со мной: я никогда не слышал от них ничего злого. Они привязаны ко мне, я привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
8 (25). "Я поддерживаю себя сам, у меня нет семьи, - [так] сказал Благословенный, - я ничей слуга, ни себе, ни своим близким. У меня нет сыновей, они не живут со мной: я не слышал от них ничего злого. Они не привязаны ко мне, я не привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
9 (26). "Молочные телята есть у меня, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - молодые бычки, стельные и плодородные коровы. Есть у меня также главный бык, вождь коров, могучий предводитель стада. Они привязаны ко мне, я привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
10 (27). "Нет у меня молочных телят, - [так] сказал Благословенный, - ни молодых бычков, ни стельных коров, ни плодородных коров также. У меня нет даже главного быка, вождя коров, могучего предводителя стада. Они не привязаны ко мне, я не привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
11 (28). "Глубоко вкопаны мои столбы, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - не сокрушит их ни ветер, ни наводнение. Новые поводья [есть] у меня, крепкие веревки, сделанные из травы мунджа. Даже молодые быки не смогут порвать их, если захотят. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
12 (29). "У меня нет столбов, вырыты они, - [так] сказал Благословенный, - не удержит Пробужденного веревка из травы мунджа. Новых поводьев также нет у меня, крепких веревок, сделанных из травы. Даже старые быки смогут порвать их, если захотят. Разорвав мои узы подобно могучему слону, я не буду лежать в лоне матери снова. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
13 (30). И тогда грянул гром, разразился дождь, затопляя мутной водой возвышенности и низины. И унес плоты, поглотил коров, не помогли быкам веревки, сделанные из травы мунджа. Услышав небесный гром, увидев гибель коров, [богатый] пастух Дхания сказал:
14 (31). "О, это, поистине, великое благо, для нас, Благословенный, видеть [и слышать] тебя. Мы идем к Благословенному как к прибежищу, как к тому, кто имеет [совершенное] в’идение. Будь нашим учителем, великий муни (мудрец).
15 (32). Моя жена и я сам внимательны и послушны. Мы [ревностно] будем вести святую жизнь (брахмачарья) под началом Сугаты [Счастливого]. Переправившись на тот берег рождения и смерти, да положим мы конец страданию!"
16 (33). Тогда внезапно возник [между ними] Мара Злой (Дьявол) и стал приступать к ним [с увещаниями]. "Тот, кто имеет сыновей, радуется сыновьям, - [так] сказал Злой Мара. - Также, имеющий коров радуется коровам. Ибо привязанности (упадхи) - радость для людей. Кто не имеет привязанностей, тот не радуется".
17 (34). "Тот, кто имеет сыновей, печалится о сыновьях, - [так] сказал Благословенный. - Также имеющий коров печалится о коровах. Ибо привязанности (упадхи) - печаль для людей. Кто не имеет привязанностей, тот не печалится".
Дхания Сутта закончена
Вторая сутта Сутта Нипаты это знаменитый диалог богатого скотовода Дхании и Будды на берегу реки Махи. Наивной прелестью чистой поэзии веет от этих строк сутты. Будда еще молод, очевидно диалог происходит вскоре после достижения им Ниббаны. На это указывает как непривычно смиренная, почти не учительная, я бы сказал, буколическая интонация этого диалога, в сравнении с мощным интеллектуальным напором более поздних грозных сутт Будды, - так и желание домохозяина Дхании и его жены принять духовное прибежище в Будде: каноническая формула принятия последователем-мирянином (упасакой) духовного прибежища в буддизме состоит из трех частей: Будды, Дхаммы (Учения) и Сангхи (Общины монахов). Кроме того, Будда здесь один, без сопровождающих его учеников, тогда как позднее Татхагата почти всегда странствовал с большой Сангхой бхиккху.
Это разговор о жизненных ценностях - житейской активности и покоя, мирского благополучия и свободы, погруженности в заботу и медитативного созерцания. Сутта построена как сверхплотный драматический диалог между мирянином и монахом, в конце которого появляется Мара, дьявол буддизма, чтобы поддержать своего адепта Дханию и не дать ему покинуть его территорию. А территория Мары - весь сансарический мир и его ценности, вся территория соблазна. Мара интерпретируется в буддизме и метафорически, и как реальное могущественное божество. Как бог, он правит одним из высших уровней небес камалоки (чувственного мира), как метафора - он аллегория различных страстей и загрязнений существ (подробно см. словарь). В этой сутте Мара возникает одновременно почти во всех своих ипостасях.
Центральый термин сутты - упадхи (приобретение), который я перевожу здесь более нейтрально как "привязанность". Упадхи - это всякое обретение в мире, как материальное, так и ментальное, или в еще более энергичном переводе, "присвоение" - и как процесс, и как результат. Приобретение сопровождается жаждой и ведет к зависимости и страданию. Упадхи теснейшим образом связана с чувством "я", личности, и эгоизмом. Не зря поэтому в продолжение всего диалога Дхания употребляет притяжательное местоимение "мой" - "мой дом", "моя жена", "мой огонь", "мои сыновья", "мои коровы". Дхания построил из них крепость, которой, как он думал, ничто не угрожает, но, как оказалось, надежды его были напрасны. Как же так получается - вот только что, в эту самую минуту, я был богат, здоров и славен, а в следующий миг все это уже унесено ветром непостоянства. И Мара ничем не может помочь человеку. Он появляется после катастрофы, в момент потери человеком всего, и его жалкий лепет уже ничем не может прельстить Дханию. Эта великолепная сутта может быть также прочитана как внутренний диалог человека с самим собой, между его мирскими и духовными интересами, искушением материей и стремлением к свободе. Мгновенная утрата всех приобретений и надежд человека в протяжение всего лишь небольшого разговора может показаться художественным преувеличением, но в жизни именно все так и бывает - внезапно, посреди счастья, посреди мечты, в ликовании чувств и разума, разражается беда и застает человека врасплох. Это тем более убедительно, что измерение сутты, как и измерение самого страдания, не временн’ое, а этическое и онтологическое.
Заключительный аргумент Будды: "Я не буду больше лежать в утробе матери снова" (то есть, "я вышел из круговорота перерождений") и последовавшая за этим природное бедствие, которое уносит все богатство Дхании, его быков и коров, и, возможно, его сыновей, метафизически противопоставлены друг другу. Ценность ("крепость") дома, семьи, достатка и ценность свободы встречаются лицом к лицу, и следующим аргументом уже выступает не человек, а стихия, весь порядок существования вещей. Дхания поставлен перед фактом и делает свой выбор. Разумеется, это последняя решительная капля в кармическом опыте именно Дхании и подобных ему продвинутых мирян, другим еще нужно будет пережить не одну катастрофу прежде чем они сделают свой выбор.
В тексте сутты утрачено несколько стихов (что отмечается исследователями), это очевидно подразумевается стихом 4 (21), в котором Будда говорит о плоте и продолжает спор с доводами Дхании, которых нет в тексте. Возникает смысловой провал. Я попытался осторожно восстановить их (в тексте сутты это ненумерованные строфы), разумеется, опираясь на доктринальные положения Дхаммы. Так, следуя метафорике сутты, я ввожу аллегорию килес как оводов, слепней, - загрязнений, ослепляющих разум человека (см. подробно словарь). Килесапарилаха, лихорадка загрязнений (гордости, ненависти, вожделения, самомнения и др.), сопровождает всю телесную и ментальную жизнь человека. В этой лихорадке он теряет свою истинную цель. Вообще, я позволил себе в этой сутте достаточно вольный перевод, не только в связи с тем, что часть сутты испорчена, но и потому, что сам поэтический строй сутты требовал менее формального подхода к переводу. Я разворачиваю свой перевод в сторону более строгого метафорического параллелизма диалога между Дханией и его оппонентом, с тем чтобы придать ему большую смысловую. последовательность и ритмическую красоту.
В сутте впервые возникает тема плота, тема, которая повторяется не раз в Суттанте. Для Будды плот - это средство спасения, его Благородный Восьмеричный Путь и весь корпус его практических и теоретических учений, переправляющий на Тот Борег сансары. Он "крепко связан", превосходно "сбит", но после того, как цель достигнута, он больше не нужен, "пусть его унесет вода". Эта тема достигает своей кульминации в двойном метафоризме плота в Махапариниббана Сутте (Сутта № 16 Дигха Никаи), где Будда вместе с 500 Арахантами появляется на берегу разлившегося Ганга и в мгновение ока, применив свои паранормальные силы, все они оказываются на другом берегу реки. В заключение они говорят: "Пока другие суетятся в поисках переправы на этом берегу, мы уже стоим на Том". То есть, на твердом берегу Ниббаны.
СЛОВАРЬ БУДДИЙСКИХ ТЕРМИНОВ
I.2. ДХАНИЯ СУТТА
(СУТТА О ДОМОХОЗЯИНЕ ДХАНИИ)
1 (18). "Я сварил мой рис, подоил коров, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания. - Я живу счастливый с семьей на берегу [реки] Махи. Мой дом покрыт, мой огонь зажжен. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
2 (19). "Я свободен от гнева, свободен от бесплодности [сердца], - [так] сказал Благословенный. - У меня нет семьи, я остановился на ночь на берегу [реки] Махи. Мой дом не покрыт, мой огонь погас. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
3 (20). "Нет оводов [здесь] и москитов нет, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания. - Не беспокоят они моих коров, мирно пасутся они в моих лугах, где сочные травы растут буйно. Мои коровы останутся довольными даже под дождем, когда он придет. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
"Нет оводов [здесь] и москитов нет, - [так] сказал Благословенный. - Не беспокоят килесы (загрязнения разума) моего разума, мирно пасется он в моих лугах, где сочные травы не растут буйно. Мой разум останется довольным даже под дождем, когда он придет. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
"Крепко вервие, надежен плот - [так] сказал [богатый] пастух Дхания. - Я плаваю на нем по широкой [реке] Махе. Он крепко связан, его не унесет вода. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
4 (21). "Крепко вервие, надежен плот, - [так] сказал Благословенный. - Я перереправился на нем через бурный поток сансары. Достигшему Того Берега больше не нужен плот, пусть его унесет вода. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
5 (22). "Моя жена всегда послушна мне, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - она никогда не противоречит мне, совершенно обуздана, не распутна, любезна. Я никогда не слышал ничего дурного от нее: в ней нет ничего злого. Она привязана ко мне, я привязан к ней. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
6 (23). "Мой разум всегда послушен мне - [так] сказал Благословенный, - он никогда не противоречит мне, совершенно обуздан, не распутен, любезен. Я никогда не слышал ничего дурного от него: в нем нет ничего злого. Он не привязан ко мне, я не привязан к нему. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
7 (24). "Я поддерживаю себя и свою семью сам, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - я слуга и себе, и своим близким. Мои сыновья живут вместе со мной: я никогда не слышал от них ничего злого. Они привязаны ко мне, я привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
8 (25). "Я поддерживаю себя сам, у меня нет семьи, - [так] сказал Благословенный, - я ничей слуга, ни себе, ни своим близким. У меня нет сыновей, они не живут со мной: я не слышал от них ничего злого. Они не привязаны ко мне, я не привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
9 (26). "Молочные телята есть у меня, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - молодые бычки, стельные и плодородные коровы. Есть у меня также главный бык, вождь коров, могучий предводитель стада. Они привязаны ко мне, я привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
10 (27). "Нет у меня молочных телят, - [так] сказал Благословенный, - ни молодых бычков, ни стельных коров, ни плодородных коров также. У меня нет даже главного быка, вождя коров, могучего предводителя стада. Они не привязаны ко мне, я не привязан к ним. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
11 (28). "Глубоко вкопаны мои столбы, - [так] сказал [богатый] пастух Дхания, - не сокрушит их ни ветер, ни наводнение. Новые поводья [есть] у меня, крепкие веревки, сделанные из травы мунджа. Даже молодые быки не смогут порвать их, если захотят. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
12 (29). "У меня нет столбов, вырыты они, - [так] сказал Благословенный, - не удержит Пробужденного веревка из травы мунджа. Новых поводьев также нет у меня, крепких веревок, сделанных из травы. Даже старые быки смогут порвать их, если захотят. Разорвав мои узы подобно могучему слону, я не буду лежать в лоне матери снова. Поэтому, если хочешь, иди, о дождь, [пролейся, небо!]"
13 (30). И тогда грянул гром, разразился дождь, затопляя мутной водой возвышенности и низины. И унес плоты, поглотил коров, не помогли быкам веревки, сделанные из травы мунджа. Услышав небесный гром, увидев гибель коров, [богатый] пастух Дхания сказал:
14 (31). "О, это, поистине, великое благо, для нас, Благословенный, видеть [и слышать] тебя. Мы идем к Благословенному как к прибежищу, как к тому, кто имеет [совершенное] в’идение. Будь нашим учителем, великий муни (мудрец).
15 (32). Моя жена и я сам внимательны и послушны. Мы [ревностно] будем вести святую жизнь (брахмачарья) под началом Сугаты [Счастливого]. Переправившись на тот берег рождения и смерти, да положим мы конец страданию!"
16 (33). Тогда внезапно возник [между ними] Мара Злой (Дьявол) и стал приступать к ним [с увещаниями]. "Тот, кто имеет сыновей, радуется сыновьям, - [так] сказал Злой Мара. - Также, имеющий коров радуется коровам. Ибо привязанности (упадхи) - радость для людей. Кто не имеет привязанностей, тот не радуется".
17 (34). "Тот, кто имеет сыновей, печалится о сыновьях, - [так] сказал Благословенный. - Также имеющий коров печалится о коровах. Ибо привязанности (упадхи) - печаль для людей. Кто не имеет привязанностей, тот не печалится".
Дхания Сутта закончена