Костюмчик Брюгге. Образ
Это еще одна минималистичная вещь в коллекции, как будто бы принципиально лишенная каких-либо сюжетных зацепок.
На самом деле есть две совершенно конкретных особых приметы, от которых я отталкивалась. Во-первых, это кирпичность, которую обеспечивают энтерлаковая фактура и цвет.
А, во-вторых, нижняя дуга моста.
Когда перемещаешься на лодке по узким брюггским каналам, постоянно проезжая под многочисленными мостами, эта дугообразная линия повторяется и повторяется рефреном, прямо-таки нанизываясь на зрительный нерв.
Вот именно эту дугу воспроизводят нижние контуры и юбки, и джемпера.
Разумеется, это не приметы исключительно Брюгге - на свете немало кирпичных городов, стоящих на каналах с мостами, и это повсюду выглядит примерно одинаково. Не случайно в комментариях к предыдущему посту было высказано предположение, что вещь посвящена Амстердаму!
[(Кстати, вещь про Амстердам - ...](Кстати, вещь про Амстердам - моя большая печаль, потому что на нее просто не хватило времени. Хотя в голове у меня она готова до мельчайших подробностей. Когда-нибудь я все равно ее обязательно сделаю!)
Но я ведь и не ставлю себе задачу сделать какой-то фоторобот города, чтобы вещь позволяла опознать его по приметам! Париж в этом смысле исключение.
Знаете, кажется, Ахматова однажды сказала, что нет ничего скучнее чужих снов. Даже если это была не Ахматова, а кто-то другой, неважно, я с этим глубочайшим образом согласна! В конце концов, всякая вещь делается для того, чтобы ее носил какой-то человек. И последнее, что этому человеку будет надо, это вот эти вот все мои аллюзии, ассоциации и рефлексии. Человеку надо, чтобы вещь его любила и украшала - вот это и есть главная задача. А рефлексии и аллюзии не имеют права за эти рамки выходить.
Здесь мои аллюзии, впрочем, были не столько визуальными, сколько идеологическими, поэтому выход за рамки им не особенно угрожал. Их, наверное, непросто будет объяснить, хотя внутренне они для меня очень ясны и понятны. Я думала о той специфике местного менталитета, которая служит идеологической основой таких круга художественных явлений, как фламандская школа и смежные с ней малые голландцы.
Это какое-то особенное умение увидеть красоту в малом и даже скудном. Умение возвести в принцип нечто близкое к тому, что мы называем бедненько, но чистенько. Для нас это определение означает нечто жалкое, сиротское, принимающее стесненность обстоятельств. У них становится настоящим гимном малому, умением возвыситься над стесненными обстоятельствами, обратить скудость в принцип; раскрыть, увидеть в простом бесконечную глубину смыслов.
Вот и я в этой вещи, оттолкнувшись от кирпичности и дуги моста, отказалась практически от всего, оставив себе одно-единственное по-настоящему выразительное средство - линию.
На самом деле есть две совершенно конкретных особых приметы, от которых я отталкивалась. Во-первых, это кирпичность, которую обеспечивают энтерлаковая фактура и цвет.
А, во-вторых, нижняя дуга моста.
Когда перемещаешься на лодке по узким брюггским каналам, постоянно проезжая под многочисленными мостами, эта дугообразная линия повторяется и повторяется рефреном, прямо-таки нанизываясь на зрительный нерв.
Вот именно эту дугу воспроизводят нижние контуры и юбки, и джемпера.
Click to viewРазумеется, это не приметы исключительно Брюгге - на свете немало кирпичных городов, стоящих на каналах с мостами, и это повсюду выглядит примерно одинаково. Не случайно в комментариях к предыдущему посту было высказано предположение, что вещь посвящена Амстердаму!
[(Кстати, вещь про Амстердам - ...](Кстати, вещь про Амстердам - моя большая печаль, потому что на нее просто не хватило времени. Хотя в голове у меня она готова до мельчайших подробностей. Когда-нибудь я все равно ее обязательно сделаю!)
Но я ведь и не ставлю себе задачу сделать какой-то фоторобот города, чтобы вещь позволяла опознать его по приметам! Париж в этом смысле исключение.
Знаете, кажется, Ахматова однажды сказала, что нет ничего скучнее чужих снов. Даже если это была не Ахматова, а кто-то другой, неважно, я с этим глубочайшим образом согласна! В конце концов, всякая вещь делается для того, чтобы ее носил какой-то человек. И последнее, что этому человеку будет надо, это вот эти вот все мои аллюзии, ассоциации и рефлексии. Человеку надо, чтобы вещь его любила и украшала - вот это и есть главная задача. А рефлексии и аллюзии не имеют права за эти рамки выходить.
Здесь мои аллюзии, впрочем, были не столько визуальными, сколько идеологическими, поэтому выход за рамки им не особенно угрожал. Их, наверное, непросто будет объяснить, хотя внутренне они для меня очень ясны и понятны. Я думала о той специфике местного менталитета, которая служит идеологической основой таких круга художественных явлений, как фламандская школа и смежные с ней малые голландцы.
Это какое-то особенное умение увидеть красоту в малом и даже скудном. Умение возвести в принцип нечто близкое к тому, что мы называем бедненько, но чистенько. Для нас это определение означает нечто жалкое, сиротское, принимающее стесненность обстоятельств. У них становится настоящим гимном малому, умением возвыситься над стесненными обстоятельствами, обратить скудость в принцип; раскрыть, увидеть в простом бесконечную глубину смыслов.
Вот и я в этой вещи, оттолкнувшись от кирпичности и дуги моста, отказалась практически от всего, оставив себе одно-единственное по-настоящему выразительное средство - линию.