Магия старинных фотографий. Часть 2.
Жозеф Ньепс всегда считал, что камера-обскура просто создана для применения в литографии. Он мечтал научиться переводить изображения на литографический камень. В 1816 году он в прямом смысле слова не отходил от этой идеи ни на секунду, но полученное светом изображение на основе нитрата серебра Ньепсу никак не удавалось закрепить, да и цвета казались ему неприменимыми (поскольку характер негатива в то время воспринимали как неудачу).
Жозеф стал искать варианты. Задачей было отыскать такое вещество, которое реагировало бы на свет бледнея. Многочисленные безуспешные эксперименты с различными подложками - стекло, цинковые, медные, серебряные пластинки, литографический камень, не приносили результата, пока в голову Ньепса не пришла мысль: «А почему бы не попробовать... асфальт?» Он покрыл стеклянную пластинку тонким слоем асфальтового раствора, скопировал на неё путём прямых солнечных лучей гравюру, подложку которой заранее промаслил для лучшей прозрачности. В итоге Ньепс вновь обнаружил лёгкое негативное изображение гравюры. Раздосадованный Жозеф швырнул «первую фотографию» на диван и буквально обомлел - на темном фоне обшивки дивана проявилось прекрасное для первой в мире «фотографии» позитивное изображение. А в 1826 г. камера-обскура и Ньепс впервые примерили на себя звание первого «фотоаппарата» и «фотографа». Только результат был не на привычной нам бумаге, а на оловянной пластине, покрытой тонким слоем чистейшего сирийского асфальта. В письме брату Клоду Жозеф пишет, что экспонировал в камере при съёмке из окна своего кабинета литографический камень со слоем асфальта и получил почти незаметное изображение, которое при касательном взгляде на травленный камень становилось отчётливым.
Первый снимок Ньепса из окна его мастерской
Как видно из снимка, чёткость изображения оставляла желать лучшего. Для исправления этого дефекта Ньепс изобрёл и применил впервые диафрагму. На сегодня сохранился целый ряд таких гелиогравюр Ньепса, являющихся гордостью мировых музеев и коллекций.
В 1827 году Ньепс знакомится с Луи Дагером, богатым и процветающим владельцем Парижской диорамы, который предложил ему сотрудничество. И 64-летний Ньепс, нуждающийся в средствах на дальнейшие исследования, подписывает 10-летний контракт с Дагером для совершенствования открытого Ньепсом метода «фиксирования изображений природы, не обращаясь к помощи художника», включив в него условие, по которому его сын Исидор станет наследником, если Ньепс умрет раньше истечения срока контракта. После того как Ньепс поделился с Дагером всеми секретами гелиографии и научил технике процессов, Дагер для Ньепса бесследно исчез. Оба стали работать самостоятельно.
Уже после смерти Ньепса Дагер решился на письмо его сыну, в котором сообщал, что ему удалось повысить скорость воздействия света в шестьдесят раз, но умолчал, как добился этого. Речь шла о проявлении скрытого изображения с помощью ртутных паров, о котором позже появилась легенда, повествовавшая о возникновении фотографии. Правда, Дагер нигде и никогда даже словом о ней не обмолвился. По этой легенде, в процессе одной из съемок вдруг неожиданно испортилась погода и Дагер положил слабо экспонированную пластинку в шкаф, чтобы потом отполировать её и использовать для нового снимка. Когда на другой день он вынул её из шкафа, то обнаружил на поверхности прекрасное изображение. Дагер испытывал это открытие снова и снова до тех пор, пока после постепенного устранения химикатов, оставшихся в шкафу, не убедился, что проявлению изображения способствовали пары небольшого количества ртути, сохранившиеся в открытом блюдце из разбитого термометра. В 1837 году, закрепив проявленное изображение с помощью горячего раствора поваренной соли, Дагер показал миру очень и очень неплохую «фотографию» и назвал ее дагеротип.
Дагерротип «Натюрморт в студии художника», 1837, Франция
Вести о Дагере и его чудесном «рисунке» моментально облетели всю Европу, и 19 августа 1839 года было организовано внеочередное заседание Парижской академии наук, на котором физик Доминик Франсуа Араго в своём докладе объединённому собранию Парижской академии наук и Академии изящных искусств высказался о колоссальной практической пользе от новой изобразительной техники, которую, прежде всего, видел в том, что она не требует особого умения. «Если точно придерживаться предписанных правил, каждый может достигнуть таких же результатов, как сам Дагер». Этим Араго разрушил «монополию» художника и способствовал демократизации и механизации изображения.
Араго посчитал фотографию новым инструментом для изучения природы и заявил, что её значение для науки не столько в ней самой, сколько в открытиях, связанных с её использованием. Он это доказал на примере телескопа и микроскопа: благодаря телескопу астрономы «открывают мириады новых миров» и «явления, превосходящие по своей красоте любые картины, созданные самой богатой фантазией; и микроскоп позволяет производить подобные наблюдения, ибо природа удивительна и многообразна как в методах, так и в своих огромных пространствах». Далее Араго отмечал, как благодаря использованию фотографии в естествознании ускорится развитие данной науки. Он предлагал, например, использовать её в фотометрии: «При помощи процесса Дагерра физик сможет определить абсолютную силу света путём сравнения его относительного действия». Араго предложил также изготовить фотокарты Луны, обратил внимание и на возможность применения фотографии в области топографии, метеорологии и т.п. Араго рассматривал фотографию в качестве аналитического инструмента, выявляющего новые аспекты мира. В этом толковании взгляд Араго на фотографию выходил за рамки традиционных художественных концепций и категорий, в которые эту новую и революционную технологию изображения ещё долго будут включать.
А спустя почти век, IX Международный конгресс научной и прикладной фотографии, проходивший в 1935 г., постановил считать 7 января 1839 г. юбилейной датой - днём изобретения фотографии.
Несмотря на то, что французское правительство сразу же купило изобретение Дагера для свободного общественного использования, потребовалось ещё три гениальных усовершенствования для того, чтобы процесс стал коммерчески пригодным и об этом уже в следующий раз...
Дагеротип Линкольна, 1864 год
Жозеф стал искать варианты. Задачей было отыскать такое вещество, которое реагировало бы на свет бледнея. Многочисленные безуспешные эксперименты с различными подложками - стекло, цинковые, медные, серебряные пластинки, литографический камень, не приносили результата, пока в голову Ньепса не пришла мысль: «А почему бы не попробовать... асфальт?» Он покрыл стеклянную пластинку тонким слоем асфальтового раствора, скопировал на неё путём прямых солнечных лучей гравюру, подложку которой заранее промаслил для лучшей прозрачности. В итоге Ньепс вновь обнаружил лёгкое негативное изображение гравюры. Раздосадованный Жозеф швырнул «первую фотографию» на диван и буквально обомлел - на темном фоне обшивки дивана проявилось прекрасное для первой в мире «фотографии» позитивное изображение. А в 1826 г. камера-обскура и Ньепс впервые примерили на себя звание первого «фотоаппарата» и «фотографа». Только результат был не на привычной нам бумаге, а на оловянной пластине, покрытой тонким слоем чистейшего сирийского асфальта. В письме брату Клоду Жозеф пишет, что экспонировал в камере при съёмке из окна своего кабинета литографический камень со слоем асфальта и получил почти незаметное изображение, которое при касательном взгляде на травленный камень становилось отчётливым.
Первый снимок Ньепса из окна его мастерской
Как видно из снимка, чёткость изображения оставляла желать лучшего. Для исправления этого дефекта Ньепс изобрёл и применил впервые диафрагму. На сегодня сохранился целый ряд таких гелиогравюр Ньепса, являющихся гордостью мировых музеев и коллекций.
В 1827 году Ньепс знакомится с Луи Дагером, богатым и процветающим владельцем Парижской диорамы, который предложил ему сотрудничество. И 64-летний Ньепс, нуждающийся в средствах на дальнейшие исследования, подписывает 10-летний контракт с Дагером для совершенствования открытого Ньепсом метода «фиксирования изображений природы, не обращаясь к помощи художника», включив в него условие, по которому его сын Исидор станет наследником, если Ньепс умрет раньше истечения срока контракта. После того как Ньепс поделился с Дагером всеми секретами гелиографии и научил технике процессов, Дагер для Ньепса бесследно исчез. Оба стали работать самостоятельно.
Уже после смерти Ньепса Дагер решился на письмо его сыну, в котором сообщал, что ему удалось повысить скорость воздействия света в шестьдесят раз, но умолчал, как добился этого. Речь шла о проявлении скрытого изображения с помощью ртутных паров, о котором позже появилась легенда, повествовавшая о возникновении фотографии. Правда, Дагер нигде и никогда даже словом о ней не обмолвился. По этой легенде, в процессе одной из съемок вдруг неожиданно испортилась погода и Дагер положил слабо экспонированную пластинку в шкаф, чтобы потом отполировать её и использовать для нового снимка. Когда на другой день он вынул её из шкафа, то обнаружил на поверхности прекрасное изображение. Дагер испытывал это открытие снова и снова до тех пор, пока после постепенного устранения химикатов, оставшихся в шкафу, не убедился, что проявлению изображения способствовали пары небольшого количества ртути, сохранившиеся в открытом блюдце из разбитого термометра. В 1837 году, закрепив проявленное изображение с помощью горячего раствора поваренной соли, Дагер показал миру очень и очень неплохую «фотографию» и назвал ее дагеротип.
Дагерротип «Натюрморт в студии художника», 1837, Франция
Вести о Дагере и его чудесном «рисунке» моментально облетели всю Европу, и 19 августа 1839 года было организовано внеочередное заседание Парижской академии наук, на котором физик Доминик Франсуа Араго в своём докладе объединённому собранию Парижской академии наук и Академии изящных искусств высказался о колоссальной практической пользе от новой изобразительной техники, которую, прежде всего, видел в том, что она не требует особого умения. «Если точно придерживаться предписанных правил, каждый может достигнуть таких же результатов, как сам Дагер». Этим Араго разрушил «монополию» художника и способствовал демократизации и механизации изображения.
Араго посчитал фотографию новым инструментом для изучения природы и заявил, что её значение для науки не столько в ней самой, сколько в открытиях, связанных с её использованием. Он это доказал на примере телескопа и микроскопа: благодаря телескопу астрономы «открывают мириады новых миров» и «явления, превосходящие по своей красоте любые картины, созданные самой богатой фантазией; и микроскоп позволяет производить подобные наблюдения, ибо природа удивительна и многообразна как в методах, так и в своих огромных пространствах». Далее Араго отмечал, как благодаря использованию фотографии в естествознании ускорится развитие данной науки. Он предлагал, например, использовать её в фотометрии: «При помощи процесса Дагерра физик сможет определить абсолютную силу света путём сравнения его относительного действия». Араго предложил также изготовить фотокарты Луны, обратил внимание и на возможность применения фотографии в области топографии, метеорологии и т.п. Араго рассматривал фотографию в качестве аналитического инструмента, выявляющего новые аспекты мира. В этом толковании взгляд Араго на фотографию выходил за рамки традиционных художественных концепций и категорий, в которые эту новую и революционную технологию изображения ещё долго будут включать.
А спустя почти век, IX Международный конгресс научной и прикладной фотографии, проходивший в 1935 г., постановил считать 7 января 1839 г. юбилейной датой - днём изобретения фотографии.
Несмотря на то, что французское правительство сразу же купило изобретение Дагера для свободного общественного использования, потребовалось ещё три гениальных усовершенствования для того, чтобы процесс стал коммерчески пригодным и об этом уже в следующий раз...
Дагеротип Линкольна, 1864 год