Четырнадцатая, завершающая
(c)holrich_holl
первоисточник
Доброй ночи тебе, Тиа-Лека.
Выскальзывая из южных тел, несутся сквозь тёмный янтарь золотые рыбы, и тихий смех тлеет в пасти чудовища-солнцеглотателя… Смотри, как прямо у тебя под ногами течёт по асфальту талый драконий хвост, и в каждой ночной капле отражаются чьи-то крылья. Прости, Тиа-Лека, но Март увязался за мной, и теперь мы оба - твои гости. Ты удивишься, встретив меня в этом городе в тот самый единственный час, когда здесь нет никого, кроме тебя… Хотя, скорее всего, ты даже не заметишь своего удивления… Хорошо хоть, если заметишь, что я с тобой разговариваю… И всё же я возьму тебя за руку и отведу в одно из мест, память о которых ещё не просочилась сквозь наши мысли…
У тебя тёплые руки… как у Карвелла. Я расскажу тебе о нём чуть позже, когда мы согреемся и просохнем… Если пройти весь город насквозь, то на исходе ночи покажется небольшое строение из древних камней, привезённых с острова Сицилии. Может, они когда-то были людьми ? Ты знаешь о нём? Разумеется, нет.
В любом из известных мне городов кофейни появляются точно так же, как сорняк в огороде. Подуют ветра, поплюют на чёрствую землю - и уже через час на этом месте прорастает уютный подвальчик с мягкими диванами и дремлющим в углу светлячком.
Ну вот, мы и пришли. Постоим немного у дверей. В Мюре есть такой обычай, “от посошка”- постоять немного, прежде чем войти.
Присаживайся, Тиа-Лека. Мне нравится произосносить твоё имя вслух, поэтому не удивляйся, если когда-нибудь услышишь его среди переборов старинных волн, по чёрной воде прошедших через тысячи беспробудных морей и ревущих снов. Не удивляйся, если обнаружишь в своём имени крупицы золотого песка или обломки таинственных кораблей… Значит, Вельт знает твоё имя и возвращает тебе его.
Что будешь пить? Рекомендую "Лисье Вино", из тех самых ягод; или, подожди, возьми лучше "Слёзы Иньиго". Как-нибудь я расскажу тебе и о нём, а пока мы проверим, настоящие ли тут у них "Слёзы". В истинных "Слезах Иньиго" есть неповторимая горечь, она не печалит и не повергает в уныние, а лишь слегка прижигает язык, отчего он становится более острым и даже живым… Сам же я, извини, выпью немного горячей крови. Не чьей-нибудь, а просто крови… Я люблю кровь и никогда не пролью ни капли. Пусть это будет нашей тайной, я бы не хотел, чтобы меня называли здесь кровожадным - это не всегда так. Может, потом, я поведаю тебе о драконе, который выпил море, а может, это ты поведаешь мне о нём… Но не сейчас. А сейчас дай руку. Я хочу сделать тебе подарок. Держи. Не гадай, что это. Всё равно никогда не угадаешь, а когда разожмёшь кулак, там уже ничего не будет. Пока могу лишь сказать, что так рождаются ржавые драконы, умнейшие твари среди прочих, несмотря на то, что молва говорит о них, как о диких зверях…
Да, Тиа-Лека, у тебя тёплые руки. Как у Карвелла… Ах да, Карвелл… Собственно, я и привёл тебя сюда, чтобы рассказать о нём. О нём и о маркизе Дальмар, хозяйке Южных Ромашек, и о Максе, Тёмном Шутнике, у него ещё рыжая тень, и одна из его ресниц всегда из чистого серебра. И, конечно, о Мадженте Тринадцатой, которую боготворят кошки с планеты Куаоар и считают её священной. Может, расскажу и о Харлауте, но, имей ввиду, я не знаю о ним ни полслова правды… Так вот. Пожалуй, ещё стаканчик…
Однажды в душную августовскую ночь брат Карвелл рассказал нам историю, которая, будучи уже рассказанной, никак не хотела заканчиваться, и, представь себе, Тиа-Лека, в этой истории поселился ангел. Ангел грустил и требовал продолжения.. Но однажды дерзкая Эль, маркиза Дальмар, решилась заговорить с ангелом и даже угостила его ряженкой…
То ли от ряженки, то ли от запаха ромашек, ангел, что называется, воспрял духом и в благодарность подарил маркизе ожерелье из самых изысканных и драгоценных цветов, какие только есть на свете. Кроме того, ангел умудрился сделать так, что цветы в ожерелье были живыми и расцветали каждое утро, радуя других и радуясь сами… Дальмар писала свои колдовские письма, а цветы играли лакомым светом. А где-то, куда не смотрят Норны, где сказки не прячутся в Красных Книгах, уже качался на колыбельных волнах чей-то венок… и всякий, кто мог приманить его к берегу, вплетал в него свой цветок…
А потом сэр Макс привёл Незнакомца, очень похожего на тебя, Тиа-Лека и наступил декабрь. Не скрою, я воспользовался Незнакомцем как дверью, обычная история, но долго ещё прятался за пурпурной портьерой, не желая мешать удовольствие с любопытством. Затаив дыхание, я следил за миграцией Куфи. И (как только не задохнулся) до сих пор, стоит мне вдохуть полной грудью, как я чувствую, что там, внутри, плывут по невыразимому кольцу рыбы Куфи. Извини, тут самое время пропустить ещё стаканчик.
А потом… потом госпожа Тринадцатая стала Пятой и вернула обиженным Норнам, что им причитается…
А потом пришёл Хьярни, и Свенельд притащился за ним следом - скоротать ледяную ночку… Будто случайно, на огонёк… эхо их голосов обогнуло холодную землю и застыло надменным айсбергом где-то у берегов Гринланда. Мне показалось тогда, что в тишине образовалась тонкая трещина, и я подумал, что тишина - это просто такой лёд. Лёд номер десять…
Надо согреться… Эй, ещё пару стаканов!
А потом была Марта. Она всегда появляется в разгар событий. Их две сестры - Марта и Мэри Энн. Но, впрочем, я отвлекаюсь. Была весна, и весна принесла с собой море. Тут уж и я не выдержал и построил с детьми на побережье несколько песчаных башен, чтобы чудеса, которые бродят по окрестным мирам, могли вернуться обратно. А потом, конечно, когда дело близилось к четвергу, хлынул дождь. И мир ножей накрыл эту землю, как благодать - Святого Антония. Маджента вызвала из непролазных глубин далёкие голоса - и послушай, Тиа-Лека… Они и сейчас здесь…
А потом в колыбельку пробралась Мантикора и свесила свой игрушечный хвост с ядовитой кисточкой. У каждого своя Мантикора, Тиа-Лека, ты-то уж должен знать такие вещи… А потом Макс стал Мастером. Я даже запутался, кто он - тёмный шут или светлый охотник. Поэтому я и отправил к нему Королеву Мечей, но она миновала расклад и сама превратилась в меч… прости, Мастер…
А потом снова вернулась осень, и заботливая Дальмар укрыла нас одеялом… смешные лоскутки… смешное тепло… Потом мы вроде бы встречались где-то… Ох, Тиа-Лека, да ведь я уже пьян, не слушай меня! Ты иди, иди к своей Лин, в свой мерцающий город. А я, пожалуй, усну прямо здесь и проснусь уже где-нибудь на родном побережье, среди разноцветных песков Вельта… Может, даже под стенами монастыря, который с недавних пор неожиданно появляется то тут, то там… Прощай, Тиа-Лека…
Постой, чуть не забыл… Твой город волшебен ночью…
первоисточник
Доброй ночи тебе, Тиа-Лека.
Выскальзывая из южных тел, несутся сквозь тёмный янтарь золотые рыбы, и тихий смех тлеет в пасти чудовища-солнцеглотателя… Смотри, как прямо у тебя под ногами течёт по асфальту талый драконий хвост, и в каждой ночной капле отражаются чьи-то крылья. Прости, Тиа-Лека, но Март увязался за мной, и теперь мы оба - твои гости. Ты удивишься, встретив меня в этом городе в тот самый единственный час, когда здесь нет никого, кроме тебя… Хотя, скорее всего, ты даже не заметишь своего удивления… Хорошо хоть, если заметишь, что я с тобой разговариваю… И всё же я возьму тебя за руку и отведу в одно из мест, память о которых ещё не просочилась сквозь наши мысли…
У тебя тёплые руки… как у Карвелла. Я расскажу тебе о нём чуть позже, когда мы согреемся и просохнем… Если пройти весь город насквозь, то на исходе ночи покажется небольшое строение из древних камней, привезённых с острова Сицилии. Может, они когда-то были людьми ? Ты знаешь о нём? Разумеется, нет.
В любом из известных мне городов кофейни появляются точно так же, как сорняк в огороде. Подуют ветра, поплюют на чёрствую землю - и уже через час на этом месте прорастает уютный подвальчик с мягкими диванами и дремлющим в углу светлячком.
Ну вот, мы и пришли. Постоим немного у дверей. В Мюре есть такой обычай, “от посошка”- постоять немного, прежде чем войти.
Присаживайся, Тиа-Лека. Мне нравится произосносить твоё имя вслух, поэтому не удивляйся, если когда-нибудь услышишь его среди переборов старинных волн, по чёрной воде прошедших через тысячи беспробудных морей и ревущих снов. Не удивляйся, если обнаружишь в своём имени крупицы золотого песка или обломки таинственных кораблей… Значит, Вельт знает твоё имя и возвращает тебе его.
Что будешь пить? Рекомендую "Лисье Вино", из тех самых ягод; или, подожди, возьми лучше "Слёзы Иньиго". Как-нибудь я расскажу тебе и о нём, а пока мы проверим, настоящие ли тут у них "Слёзы". В истинных "Слезах Иньиго" есть неповторимая горечь, она не печалит и не повергает в уныние, а лишь слегка прижигает язык, отчего он становится более острым и даже живым… Сам же я, извини, выпью немного горячей крови. Не чьей-нибудь, а просто крови… Я люблю кровь и никогда не пролью ни капли. Пусть это будет нашей тайной, я бы не хотел, чтобы меня называли здесь кровожадным - это не всегда так. Может, потом, я поведаю тебе о драконе, который выпил море, а может, это ты поведаешь мне о нём… Но не сейчас. А сейчас дай руку. Я хочу сделать тебе подарок. Держи. Не гадай, что это. Всё равно никогда не угадаешь, а когда разожмёшь кулак, там уже ничего не будет. Пока могу лишь сказать, что так рождаются ржавые драконы, умнейшие твари среди прочих, несмотря на то, что молва говорит о них, как о диких зверях…
Да, Тиа-Лека, у тебя тёплые руки. Как у Карвелла… Ах да, Карвелл… Собственно, я и привёл тебя сюда, чтобы рассказать о нём. О нём и о маркизе Дальмар, хозяйке Южных Ромашек, и о Максе, Тёмном Шутнике, у него ещё рыжая тень, и одна из его ресниц всегда из чистого серебра. И, конечно, о Мадженте Тринадцатой, которую боготворят кошки с планеты Куаоар и считают её священной. Может, расскажу и о Харлауте, но, имей ввиду, я не знаю о ним ни полслова правды… Так вот. Пожалуй, ещё стаканчик…
Однажды в душную августовскую ночь брат Карвелл рассказал нам историю, которая, будучи уже рассказанной, никак не хотела заканчиваться, и, представь себе, Тиа-Лека, в этой истории поселился ангел. Ангел грустил и требовал продолжения.. Но однажды дерзкая Эль, маркиза Дальмар, решилась заговорить с ангелом и даже угостила его ряженкой…
То ли от ряженки, то ли от запаха ромашек, ангел, что называется, воспрял духом и в благодарность подарил маркизе ожерелье из самых изысканных и драгоценных цветов, какие только есть на свете. Кроме того, ангел умудрился сделать так, что цветы в ожерелье были живыми и расцветали каждое утро, радуя других и радуясь сами… Дальмар писала свои колдовские письма, а цветы играли лакомым светом. А где-то, куда не смотрят Норны, где сказки не прячутся в Красных Книгах, уже качался на колыбельных волнах чей-то венок… и всякий, кто мог приманить его к берегу, вплетал в него свой цветок…
А потом сэр Макс привёл Незнакомца, очень похожего на тебя, Тиа-Лека и наступил декабрь. Не скрою, я воспользовался Незнакомцем как дверью, обычная история, но долго ещё прятался за пурпурной портьерой, не желая мешать удовольствие с любопытством. Затаив дыхание, я следил за миграцией Куфи. И (как только не задохнулся) до сих пор, стоит мне вдохуть полной грудью, как я чувствую, что там, внутри, плывут по невыразимому кольцу рыбы Куфи. Извини, тут самое время пропустить ещё стаканчик.
А потом… потом госпожа Тринадцатая стала Пятой и вернула обиженным Норнам, что им причитается…
А потом пришёл Хьярни, и Свенельд притащился за ним следом - скоротать ледяную ночку… Будто случайно, на огонёк… эхо их голосов обогнуло холодную землю и застыло надменным айсбергом где-то у берегов Гринланда. Мне показалось тогда, что в тишине образовалась тонкая трещина, и я подумал, что тишина - это просто такой лёд. Лёд номер десять…
Надо согреться… Эй, ещё пару стаканов!
А потом была Марта. Она всегда появляется в разгар событий. Их две сестры - Марта и Мэри Энн. Но, впрочем, я отвлекаюсь. Была весна, и весна принесла с собой море. Тут уж и я не выдержал и построил с детьми на побережье несколько песчаных башен, чтобы чудеса, которые бродят по окрестным мирам, могли вернуться обратно. А потом, конечно, когда дело близилось к четвергу, хлынул дождь. И мир ножей накрыл эту землю, как благодать - Святого Антония. Маджента вызвала из непролазных глубин далёкие голоса - и послушай, Тиа-Лека… Они и сейчас здесь…
А потом в колыбельку пробралась Мантикора и свесила свой игрушечный хвост с ядовитой кисточкой. У каждого своя Мантикора, Тиа-Лека, ты-то уж должен знать такие вещи… А потом Макс стал Мастером. Я даже запутался, кто он - тёмный шут или светлый охотник. Поэтому я и отправил к нему Королеву Мечей, но она миновала расклад и сама превратилась в меч… прости, Мастер…
А потом снова вернулась осень, и заботливая Дальмар укрыла нас одеялом… смешные лоскутки… смешное тепло… Потом мы вроде бы встречались где-то… Ох, Тиа-Лека, да ведь я уже пьян, не слушай меня! Ты иди, иди к своей Лин, в свой мерцающий город. А я, пожалуй, усну прямо здесь и проснусь уже где-нибудь на родном побережье, среди разноцветных песков Вельта… Может, даже под стенами монастыря, который с недавних пор неожиданно появляется то тут, то там… Прощай, Тиа-Лека…
Постой, чуть не забыл… Твой город волшебен ночью…