своевременные мысли

[velski]

O приоритете знаний литературы о себе самой перед зачастую беспомощными или даже вредными книжными («академическими») теориями.

Речь в до­кла­де шла о том, что ме­то­до­ло­гия на­уч­ных те­о­рий (ко­то­рые, как ис­то­ри­че­с­ки сло­жи­лось, сле­ду­ют преж­де все­го прин­ци­пам ес­те­ст­вен­ных на­ук) к на­сто­я­ще­му мо­мен­ту до­шла до кри­ти­че­с­кой сте­пе­ни не­со­от­вет­ст­вия сво­е­му пред­ме­ту, ког­да этим пред­ме­том яв­ля­ет­ся ху­до­же­ст­вен­ная ли­те­ра­ту­ра (или во­об­ще ис­кус­ст­во).

Как ни стран­но, «ху­до­же­ст­во, - по сло­вам Льва Тол­сто­го (то есть, по сло­вам са­мо­го «ху­дож­ни­ка»), на ко­то­рые опи­ра­ет­ся Па­ли­ев­ский, - тре­бу­ет го­раз­до боль­шей точ­но­с­ти, чем на­ука». Но, как рас­суж­да­ет да­лее учё­ный, здесь име­ет­ся в ви­ду, ко­неч­но, со­вер­шен­но ино­го ро­да точ­ность. Для ес­те­ст­вен­ных на­ук (и во­об­ще для соб­ст­вен­но на­уч­но­го объ­яс­не­ния пред­ме­та) точ­ность есть со­от­вет­ст­вие еди­ни­цы рас­смо­т­ре­ния не­кой уже от­кры­той ра­нее за­ко­но­мер­но­с­ти, при ко­то­рой на­ука, имея те­о­ре­ти­че­с­кое пред­став­ле­ние о том, как по­ст­ро­ен пред­мет, мо­жет его по­вто­рить за­но­во, по­ст­ро­ить опять со­об­раз­но этой те­о­рии. В ис­кус­ст­ве же (и в ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ре) точ­ность есть со­от­вет­ст­вие мыс­ли и сло­ва ис­клю­чи­тель­но дан­но­му, од­но­му, не­по­вто­ри­мо­му мо­мен­ту, по ко­то­ро­му раз­ви­ва­ет­ся жизнь, са­мо ис­кус­ст­во, об­раз. Та­кая точ­ность («ху­до­же­ст­вен­ная»), с од­ной сто­ро­ны, со­вер­шен­но сов­па­да­ет с кон­крет­ным мо­мен­том, а, с дру­гой сто­ро­ны, че­рез этот мо­мент, че­рез это уни­каль­ное, еди­нич­ное сов­па­де­ние вы­ра­жа­ет глу­бо­кое про­яв­ле­ние объ­ек­тив­ной ис­ти­ны и ме­ры. И эту ху­до­же­ст­вен­ную точ­ность на­уч­ная точ­ность пой­мать ни­как не мо­жет, по­то­му что в жиз­ни и в ис­кус­ст­ве дви­же­ние смыс­ла про­ис­хо­дит по дру­гим за­ко­нам, не­же­ли те за­ко­но­мер­но­с­ти, ко­то­ры­ми опе­ри­ру­ет на­ука. Не по за­ко­нам не­об­хо­ди­мо­с­ти, но по за­ко­нам сво­бо­ды (боль­шую роль здесь, го­во­ря сло­ва­ми Пуш­ки­на, иг­ра­ет слу­чай - «мощ­ное мгно­вен­ное ору­дие про­ви­де­ния»). Та­ким об­ра­зом, ког­да не­кие кон­цеп­ции, ко­то­рые ос­но­ва­ны на той или иной уже су­ще­ст­ву­ю­щей, сло­жив­шей­ся те­о­рии, на­чи­на­ют при­ме­нять­ся к ли­те­ра­ту­ре, то в луч­шем слу­чае про­ис­хо­дит их са­мо­подт­верж­де­ние. Они са­ми се­бя ут­верж­да­ют, но при этом со­вер­шен­но не объ­яс­ня­ют са­му ли­те­ра­ту­ру, и суть по­эзии, суть то­го, что хо­тел ска­зать ав­тор ху­до­же­ст­вен­но­го про­из­ве­де­ния, со­вер­шен­но ис­че­за­ет, уте­ка­ет сквозь паль­цы, сквозь ре­ше­то те­о­рии. По­то­му что прав­да и мысль вы­ра­жа­ет­ся не сов­па­де­ни­ем аб­ст­ракт­но­го за­ко­на с еди­ни­цей, а каж­дый раз ин­ди­ви­ду­аль­ным, не­по­вто­ри­мым дви­же­ни­ем жиз­ни, име­ю­щей своё соб­ст­вен­ное дви­же­ние и свою соб­ст­вен­ную глу­би­ну. А ме­то­до­ло­гия ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ния, ко­то­рая, опи­ра­ясь в пер­вую оче­редь на вся­кие «то­по­сы», «но­мо­сы», «транс­план­та­ции», «тек­с­ты» (са­мо по­ня­тие «текст» за­ча­с­тую раз­мы­ва­ет пред­став­ле­ние о ху­до­же­ст­вен­ном про­из­ве­де­нии) и «ин­тер­тек­с­ты», ка­за­лось бы, да­ёт объ­яс­не­ния ли­те­ра­ту­ры, на са­мом же де­ле да­ёт объ­яс­не­ния толь­ко для «сла­бых моз­гов», не же­ла­ю­щих по­нять са­му ли­те­ра­ту­ру, а толь­ко ис­поль­зу­ю­щих «го­то­вую ма­шин­ку» для яко­бы вскры­тия пред­ме­та. Та­ко­го ро­да те­о­рии, по об­раз­но­му вы­ра­же­нию Па­ли­ев­ско­го, как не­то­пы­ри, ле­та­ют над по­эзи­ей, ища све­жей кро­ви и пре­вра­щая эту све­жую кровь в си­с­те­му тер­ми­но­ло­гии.

Статья Евгения Богачкова с изложением доклада и подчёркиваниями ключевых положений здесь (мне нековды коды проставлять): http://www.litrossia.ru/2010/13/05123.html

Как всё у Палиевского, при некотором усилии ума, написанное можно экстраполировать на другие сферы культуры, искусства и самой современной жизни.