Внезапно фик.
Название: Weight of the wind
Фэндом: основано на «Мио, мой Мио» - книге Астрид Линдгрен и фильме Грамматикова.
Жанр: психология, POV, элемент детектива.
Персонажи: каноничные (отчасти)
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: завершён
Аннотация: Сегодня 15 октября, тот самый день, когда он исчез. Странно, шестнадцать лет прошло, а я до сих пор помню точную дату. Я узнал не сразу: когда Бо не пришёл утром в школу, я решил, что он заболел. А на другой день о его пропаже уже сообщали по радио.
Предупреждения: это не сказка. И не про детей.
Комментарии автора:
Автор совсем не уверен, что кто-то будет это читать, но I had to get this out of my system.
Все возникшие у вас параллели и ассоциации не случайны.
Стиг Ларссон передаёт привет.
В роли Бенке, он же Бенгт Дальберг - Кристиан Бейл, и это канон по фильму.
В роли Боссе, он же Бо Ульссон - Гарри Ллойд, и это ни разу не канон, но оправдано (если вообще нужно оправдывать присутствие где-либо Гарри Ллойда).
Действие происходит с начала 90-х до наших дней.
Сегодня 15 октября, тот самый день, когда он исчез. Странно, шестнадцать лет прошло, а я до сих пор помню точную дату. Я узнал не сразу: когда Бо не пришёл утром в школу, я решил, что он заболел. А на другой день о его пропаже уже сообщали по радио. Папа специально звонил в полицию несколько раз, потому что я не мог успокоиться, доставал его каждый день и, как потом мне рассказывала мама, не мог есть. Сам я помню эти дни отрывочно, наверное, из-за шока. Кажется, я был уверен, что его похитили некие абстрактные «преступники» и будут просить за него деньги. Но это глупо, потому что приёмные родители Бо не дали бы за него ни эре, скорее бы сами доплатили, чтобы кто-то забрал его у них. Я объяснил это папе и сказал, если за Боссе потребуют деньги, мы должны заплатить. Можно будет продать мой велик и плеер, сказал я. Папа только грустно посмотрел на меня. Я не понимал, почему он так смотрит и молчит. Не понимал я, и почему через неделю после бесследного исчезновения Бо наша учительница плакала на перемене, хотя нельзя сказать, что он был её любимцем: слишком уж он был молчалив и нерешителен на занятиях. Теперь мне, разумеется, ясно, что она плакала, потому что знала, что значит, если ребёнок пропадает вот так. За шесть лет работы в полиции я успел насмотреться на подобные дела. Иногда этих детей находят живыми, запертыми в подвале у какого-нибудь подонка и извращенца. Иногда обнаруживают только их тела, расчленённые или аккуратно упакованные в мешок для мусора, зарытые в том самом очаровательном леске, в котором вы так любите прогуливаться с детьми или собакой по воскресеньям. Но чаще всего не находят ничего.
С Бо был как раз третий вариант. Несколько лет я ещё на что-то надеялся; потом, конечно, осознал, что мой друг детства пропал навсегда, и никаких шансов узнать что-то о его судьбе уже нет. И всё-таки, даже когда я это понял, мысли о нём не покинули меня окончательно. Бо всегда был рядом со мной. Иногда мне снилось, что я нахожу его, или что он вовсе не исчезал. «Бенке!» - ускоряя шаг, он шёл ко мне навстречу через школьный двор и махал рукой. Облегчение и радость были такими острыми, что, проснувшись, я ещё несколько минут не мог привыкнуть к мысли, что это был лишь сон.
Позже эти сны исчезли. Но я думал о нём: когда вышли новые «Звёздные войны», я сидел с ребятами в кино и невольно подумал, ему бы это понравилось. Когда нам было по девять, мы с Бо смотрели классическую трилогию у меня дома на видео (у приёмных родителей Бо видака не было, да они и вовсе не подпускали его к телевизору, даже мультики посмотреть). Нас захватило на целый месяц, и мы дрались во дворе на палках, усердно изображая звуки световых мечей: вжжж, жжж... Я думал о нём. Каждый раз, когда мне попадалась в учебнике или в газете фамилия Ульссон, я невольно вспоминал о Боссе. Когда в пятнадцать я считал себя крутым парнем, потому что с нашей «бандой» разукрашивал стены в переходах и рольставни закрытых магазинов закорючками, которые мы гордо именовали граффити, я воображал иногда, что он рядом со мной. Так же поспешно достаёт баллон с краской из рюкзака и выводит на штукатурке свой тег. Я был почти уверен, что у него была бы кликуха - Босс. А вот его лица в своих мыслях я не видел. Разумеется, я не мог представить его себе подросшим, а его детские черты к тому времени уже давно стали расплывчатыми в моей памяти, почти ничего не разобрать, как на старом полароидном снимке. Фотографий Бо у меня не осталось, а вырезанная из местной газеты заметка о его исчезновении давно куда-то пропала из моего стола. Наверное, родители выбросили её потихоньку от меня, чтобы помочь мне поскорее забыть. Не знаю, будь я отцом, может, сам бы сделал так же. Но, как видите, это ничего не дало. Я так и не забыл его.
Конечно, чем больше лет проходит, тем реже я вспоминаю о нём. Но когда я бываю у родителей в нашем старом районе, поднимаюсь вверх по Дроннинг-гатан и у сада поворачиваю налево, мне порой становится так невыносимо тоскливо, словно я потерял самое важное в своей жизни и не могу найти. Разумеется, это бред: у меня достаточно людей, которые для меня гораздо важнее моего товарища из детства, и много друзей, с которыми мы, разумеется, узнали друг друга куда лучше. Но что есть, то есть. Эмма точно нашла бы этому научное объяснение, она у меня дипломированный психолог со своей частной практикой. Но я не рассказывал ей про Бо. Я вообще ни с кем не говорил о нём с того самого года, когда он сбежал из квартиры через окно погулять и больше не вернулся. Несколько закрытых записей, которые я сделал в старом блоге года три-четыре назад, не в счёт.
А сегодня 15 октября, и на душе у меня опять неспокойно. Так и тянет стрельнуть у кого-нибудь сигарету, хотя я железно решил, что бросаю. Спасибо, что с самого утра нас вызвали - попытка взлома охранной системы банка недалеко от нашего отделения. А вечером я встречаюсь с Эммой, Андерсом, Пером и Карин в том самом ресторанчике на Фьелльгатан, на самой верхотуре на скале. Приятное место, несмотря на то, что вся еда веганская, но приходится считаться со вкусами девушки, на которой собираешься жениться. Зато пиво там хорошее и дешёвое, и вид на город обалденный. Мы будем смеяться и протрепемся до ночи, а потом мы с Эммой поедем ко мне. И всё будет хорошо. Я ни о чём не буду думать.
***
Вскоре после рассвета западный ветер начал крепчать, а к полудню на Тёмном озере разыгрался такой жестокий шторм, словно оно было открытым морем. На верхнюю площадку сторожевой башни нельзя было подняться, не рискуя быть сброшенным бурей вниз. Но для тех, кто укрылся в крепости, безжалостный ветер был спасением: бушующее озеро было последним, что отделяло их от войска герцога Юмо. Там, на том берегу, на гранитных уступах, замерли, почти невидимые за серой завесой дождя, пятьсот воинов. Ещё две с половиной тысячи ждали на подступах, если потребуется подмога. Но едва ли она будет нужна: как только буря утихнет, первый отряд переправится через озеро и уничтожит защитников сторожевой цитадели. Это будет легко - их осталось всего тридцать шесть. И все они знают, что их ожидает, когда падут ворота под ударами боевых топоров.
Знал это и их король, стоявший у бойниц рядом с лучниками. Он смотрел прямо, на волны озера, но спиной чувствовал взгляды тех, кого он уже не сможет привести к победе. Сожалеют ли они сейчас, что остались с ним? Думает ли кто-то из них сдаться и спасти свою жизнь? Все они присягали ему в верности, понимая, что однажды, может быть, им придётся погибнуть за него. Но Юмо тоже клялся ему, когда они были детьми, и много раз после. А сегодня он убьёт его.
Король невольно передёрнул плечами под намокшим, тяжёлым сукном плаща. Обернулся, скользя взором по застывшим в напряжённом ожидании лицам своих воинов. Уже давно не было слышно среди них разговоров. И сам он, хоть и сознавал, что должен что-то сказать им напоследок, не мог вымолвить ни слова, язык его будто налился свинцом. Не о чем говорить тем, кто готовится к смерти. Перед её лицом каждый остаётся один.
Он молча сошёл с узкой приступки у стены и направился к лестнице, ведшей на самый верх башни; никто не окликнул его, или король не услышал. Он поднимался по скользким ступеням, придерживаясь ладонями за холодный шершавый камень стен. Когда он наконец оказался наверху, порыв ветра чуть не сбил его с ног, вышибив слёзы из глаз. Король схватился продрогшими пальцами за зубец башни, привалился к ней плечом и устало прикрыл веки. Он не боялся смерти. Он боялся за Юмо.
Это началось четыре года назад, когда был неурожай, и его друг впервые завёл речь о том, что земли их - сплошные камни, а за проливом края куда плодородней, и отчего бы не присоединить их к королевству. Король пристыдил его тогда, но он не успокоился. Юмо был упрям и горд, и с каждым годом эти качества проявлялись в нём всё сильней. Может быть, король совершил ошибку, когда, взойдя на трон, первым делом дал своему другу титул герцога и командира его армии. Отец Юмо, придворный садовник, любил всё, что растёт, цветёт и зеленеет под ласковым солнцем; но передать сыну свою привязанность к мирному труду он не сумел. Зато Юмо быстро обрёл настоящего себя в военном деле. Весёлая жестокость сияла в его глазах, когда на турнире он сшибал противника на землю, стараясь вложить больше силы в удар, расколоть его щит, а ещё лучше - пустить сопернику кровь. Дружина уважала его и любила его боевой задор; и когда ему потребовалось привлечь их на свою сторону, это не составило для него труда.
Но поначалу он всё же попытался убедить короля в своей правоте. Целый год он ходил вокруг него кругами, денно и нощно пытал его разговорами. Король сжимал губы:
- Довольно, слушать не желаю. Мне не нужно чужого, и я не допущу кровопролития. Ты что, забыл чёрный замок и того, кого мы с тобой вместе победили? Хочешь, чтобы мы уподобились ему?
- Нет, не забыл, - Юмо брал его за плечи, глядя ему в глаза - он ещё тогда, в далёком детстве, почуял власть, которую имел его твёрдый, ясный взгляд над растерянным принцем. - И жители заморской страны не забыли о твоём подвиге. Вот увидишь, они сдадутся нам без боя.
Король обрывал его на полуслове. Но, как по чьей-то злой воле, следующий год тоже оказался засушливым, и третий тоже. Земля обращалась в мёртвую серую пыль, неспособная родить ни колоска своим страждущим детям. Люди начинали голодать, открытые им королевские закрома стремительно пустели.
- Разве ты не видишь, как страдает твой народ? - герцог в очередной раз повысил на него голос, не заботясь о приличиях. - Ничто не спасёт нас, кроме войны!
Король поднял на него измученный, но непреклонный взгляд:
- Не проси. Лучше голодать, чем быть вором и убийцей.
Тот схватил его за руку выше локтя, сжимая пальцы, как клещи:
- Если не хочешь сделать это ради своего народа, сделай ради меня. Если ты любишь меня, ты отдашь приказ готовить флот.
Король побледнел, как полотно.
- Прошу тебя, не говори так, - глухо проговорил он, покачав головой. - Не смей, Юмо.
Герцог отпустил его, взгляд его полыхнул яростью:
- Вот как? Видно, там, в чёрном замке, рыцарь Като всё же дотянулся до тебя своим железным когтем. Потому что сердце у тебя из камня!
Он вышел, тяжело грохнула за его спиной дубовая дверь - как крышка гроба захлопнулась. Это был последний раз, когда они говорили, как друзья. На другой день король узнал, что герцог покинул двор. А вскоре за ним потянулись многие. Охочие до наживы придворные, жаждущие битвы воины, отчаявшиеся крестьяне… Под страшной тенью голода слова о мире, справедливости и чести стали пустым звуком. А король, произносивший их, стал предателем.
…Ветер постепенно стихал, а значит, атака была близко. Надо спуститься обратно, к бойницам. Быть со своими людьми в их последнем сражении. Если только…
Сухое, горячее дуновение обдало его затылок и шею сзади, словно кто-то открыл заслонку печи. Король резко обернулся, и брови его взметнулись вверх: перед ним в воздухе, не касаясь камней, парил дух - его длинная белая борода была как полосы сгустившегося тумана. Тот самый светлый джинн, что когда-то принёс его сюда, к отцу, из страны, название которой король почти забыл.
- Откуда ты здесь, добрый дух? Я столько лет не видел тебя, - король неосознанно шагнул ближе к джинну, к исходившему от него жару.
- Верно, такова моя служба - появляться в самый тяжкий для тебя час, - голос духа звучал громко и гулко, и король подумал, как, должно быть, опешили сейчас его воины, слыша этот низкий рокот. - Что ты намерен делать, молодой король?
Тот опустил голову:
- Я не король больше. Всё, что я ещё смогу сделать - это попытаться спасти людей, пришедших сюда со мной.
- И как же?
Король поднял на него глаза. Мысль, внезапно осветившая его разум, снова придала ему твёрдости и силы:
- Велю им сдаться и рассеку себе горло мечом. Когда герцог войдёт в ворота крепости, он подумает, что мои воины сами казнили меня, и не станет убивать их.
- Что, если они предпочтут умереть, вместо того, чтобы предать тебя?
- Нельзя ослушаться приказа командира. И к тому же я чувствую, как присяга тяготит их. Я дам им свободу. Честь обязывает их, но они не хотят погибать за того, в кого больше не верят.
- А ты? Ты хочешь умереть?
Король мотнул головой:
- Нет. Не хочу. Но если я не убью себя сам, это сделает Юмо. И тогда его сердце навсегда превратится в камень. А я лучше умру, чем допущу это.
- Но тебе нет нужды умирать, - проговорил дух. - Ты помнишь ту страну, откуда я прилетел с тобой на руках когда-то? Я ещё не забыл дорогу туда. Ты можешь вернуться.
Взгляд молодого короля заметался. Он знал, что достойнее было бы умереть с честью, но к чему лукавить? Он хотел жить. Его сердце было разбито, воля надломлена, но он всё ещё хотел жить.
- Но что я стану делать там? Я нужен в том мире не больше, чем здесь. У меня там никого никогда и не было.
- Это не так, - возразил дух, и с каждым новым его словом истерзанное сердце короля билось всё ровней и спокойней. - Подумай получше.
Перед глазами короля всплыло смешное мальчишеское лицо, добрые глаза и нарочито по-взрослому нахмуренные брови. Серая куртка и грязно-голубой рюкзак…
- Бенке, - почти прошептал он. - Но он-то уж верно давно забыл обо мне.
- Если ты помнишь, то почему он должен был забыть тебя?
Король закусил губу, как делал, когда был лет на пятнадцать младше, чем теперь.
- Когда мы только прилетели сюда, у Юмо было его лицо… Что, если и Бенке предаст меня?
- Возможно. А может статься, и нет, - жаркое дыхание джинна, дыхание чистого огня, обволакивало его. - Есть только один способ выяснить.
И король кивнул:
- Так тому и быть. Здесь мне больше нет места. Унеси меня обратно, дух. Верни меня назад.
Джинн взял его в свои огромные длиннопалые руки, бережно и легко, словно бы король весил не больше пёрышка. И стремительно, так, что дыхание застряло в горле, взмыл вместе с ним вверх, выше и выше, за пелену дождя и тумана, за грань этого мира, сквозь звёздную тьму, прочь, прочь
***
Доктор Шёгрен отхлебнул из высокого пластикового стакана, чуть поморщившись: новый автомат выдавал крышки со слишком маленьким отверстием, кофе через которое лился тоненькой струйкой, почему-то с неизменной точностью обжигавшей губу. Ладно, зато рабочий день через двадцать минут подойдёт к концу, и можно будет со чистой совестью ехать домой смотреть повтор вчерашнего хоккейного матча. Лениво прокрутив ленту новостного сайта, доктор закрыл браузер и уже потянулся выключить компьютер, когда дверь в кабинет распахнулась - без стука. Тем более странно, что это была София: старшая медсестра всегда отличалась вежливостью.
- Виктор, - она запыхалась, на щеках у неё горели красные пятна.
- Что стряслось? - он поднялся из кресла, начиная волноваться. Не хватало только неприятностей под конец смены.
- Идёмте скорей, вы должны это услышать, - выдохнула она. - Представляете, Нильс… Нильс заговорил.
Фэндом: основано на «Мио, мой Мио» - книге Астрид Линдгрен и фильме Грамматикова.
Жанр: психология, POV, элемент детектива.
Персонажи: каноничные (отчасти)
Рейтинг: R
Размер: макси
Статус: завершён
Аннотация: Сегодня 15 октября, тот самый день, когда он исчез. Странно, шестнадцать лет прошло, а я до сих пор помню точную дату. Я узнал не сразу: когда Бо не пришёл утром в школу, я решил, что он заболел. А на другой день о его пропаже уже сообщали по радио.
Предупреждения: это не сказка. И не про детей.
Комментарии автора:
Автор совсем не уверен, что кто-то будет это читать, но I had to get this out of my system.
Все возникшие у вас параллели и ассоциации не случайны.
Стиг Ларссон передаёт привет.
В роли Бенке, он же Бенгт Дальберг - Кристиан Бейл, и это канон по фильму.
В роли Боссе, он же Бо Ульссон - Гарри Ллойд, и это ни разу не канон, но оправдано (если вообще нужно оправдывать присутствие где-либо Гарри Ллойда).
Действие происходит с начала 90-х до наших дней.
Сегодня 15 октября, тот самый день, когда он исчез. Странно, шестнадцать лет прошло, а я до сих пор помню точную дату. Я узнал не сразу: когда Бо не пришёл утром в школу, я решил, что он заболел. А на другой день о его пропаже уже сообщали по радио. Папа специально звонил в полицию несколько раз, потому что я не мог успокоиться, доставал его каждый день и, как потом мне рассказывала мама, не мог есть. Сам я помню эти дни отрывочно, наверное, из-за шока. Кажется, я был уверен, что его похитили некие абстрактные «преступники» и будут просить за него деньги. Но это глупо, потому что приёмные родители Бо не дали бы за него ни эре, скорее бы сами доплатили, чтобы кто-то забрал его у них. Я объяснил это папе и сказал, если за Боссе потребуют деньги, мы должны заплатить. Можно будет продать мой велик и плеер, сказал я. Папа только грустно посмотрел на меня. Я не понимал, почему он так смотрит и молчит. Не понимал я, и почему через неделю после бесследного исчезновения Бо наша учительница плакала на перемене, хотя нельзя сказать, что он был её любимцем: слишком уж он был молчалив и нерешителен на занятиях. Теперь мне, разумеется, ясно, что она плакала, потому что знала, что значит, если ребёнок пропадает вот так. За шесть лет работы в полиции я успел насмотреться на подобные дела. Иногда этих детей находят живыми, запертыми в подвале у какого-нибудь подонка и извращенца. Иногда обнаруживают только их тела, расчленённые или аккуратно упакованные в мешок для мусора, зарытые в том самом очаровательном леске, в котором вы так любите прогуливаться с детьми или собакой по воскресеньям. Но чаще всего не находят ничего.
С Бо был как раз третий вариант. Несколько лет я ещё на что-то надеялся; потом, конечно, осознал, что мой друг детства пропал навсегда, и никаких шансов узнать что-то о его судьбе уже нет. И всё-таки, даже когда я это понял, мысли о нём не покинули меня окончательно. Бо всегда был рядом со мной. Иногда мне снилось, что я нахожу его, или что он вовсе не исчезал. «Бенке!» - ускоряя шаг, он шёл ко мне навстречу через школьный двор и махал рукой. Облегчение и радость были такими острыми, что, проснувшись, я ещё несколько минут не мог привыкнуть к мысли, что это был лишь сон.
Позже эти сны исчезли. Но я думал о нём: когда вышли новые «Звёздные войны», я сидел с ребятами в кино и невольно подумал, ему бы это понравилось. Когда нам было по девять, мы с Бо смотрели классическую трилогию у меня дома на видео (у приёмных родителей Бо видака не было, да они и вовсе не подпускали его к телевизору, даже мультики посмотреть). Нас захватило на целый месяц, и мы дрались во дворе на палках, усердно изображая звуки световых мечей: вжжж, жжж... Я думал о нём. Каждый раз, когда мне попадалась в учебнике или в газете фамилия Ульссон, я невольно вспоминал о Боссе. Когда в пятнадцать я считал себя крутым парнем, потому что с нашей «бандой» разукрашивал стены в переходах и рольставни закрытых магазинов закорючками, которые мы гордо именовали граффити, я воображал иногда, что он рядом со мной. Так же поспешно достаёт баллон с краской из рюкзака и выводит на штукатурке свой тег. Я был почти уверен, что у него была бы кликуха - Босс. А вот его лица в своих мыслях я не видел. Разумеется, я не мог представить его себе подросшим, а его детские черты к тому времени уже давно стали расплывчатыми в моей памяти, почти ничего не разобрать, как на старом полароидном снимке. Фотографий Бо у меня не осталось, а вырезанная из местной газеты заметка о его исчезновении давно куда-то пропала из моего стола. Наверное, родители выбросили её потихоньку от меня, чтобы помочь мне поскорее забыть. Не знаю, будь я отцом, может, сам бы сделал так же. Но, как видите, это ничего не дало. Я так и не забыл его.
Конечно, чем больше лет проходит, тем реже я вспоминаю о нём. Но когда я бываю у родителей в нашем старом районе, поднимаюсь вверх по Дроннинг-гатан и у сада поворачиваю налево, мне порой становится так невыносимо тоскливо, словно я потерял самое важное в своей жизни и не могу найти. Разумеется, это бред: у меня достаточно людей, которые для меня гораздо важнее моего товарища из детства, и много друзей, с которыми мы, разумеется, узнали друг друга куда лучше. Но что есть, то есть. Эмма точно нашла бы этому научное объяснение, она у меня дипломированный психолог со своей частной практикой. Но я не рассказывал ей про Бо. Я вообще ни с кем не говорил о нём с того самого года, когда он сбежал из квартиры через окно погулять и больше не вернулся. Несколько закрытых записей, которые я сделал в старом блоге года три-четыре назад, не в счёт.
А сегодня 15 октября, и на душе у меня опять неспокойно. Так и тянет стрельнуть у кого-нибудь сигарету, хотя я железно решил, что бросаю. Спасибо, что с самого утра нас вызвали - попытка взлома охранной системы банка недалеко от нашего отделения. А вечером я встречаюсь с Эммой, Андерсом, Пером и Карин в том самом ресторанчике на Фьелльгатан, на самой верхотуре на скале. Приятное место, несмотря на то, что вся еда веганская, но приходится считаться со вкусами девушки, на которой собираешься жениться. Зато пиво там хорошее и дешёвое, и вид на город обалденный. Мы будем смеяться и протрепемся до ночи, а потом мы с Эммой поедем ко мне. И всё будет хорошо. Я ни о чём не буду думать.
***
Вскоре после рассвета западный ветер начал крепчать, а к полудню на Тёмном озере разыгрался такой жестокий шторм, словно оно было открытым морем. На верхнюю площадку сторожевой башни нельзя было подняться, не рискуя быть сброшенным бурей вниз. Но для тех, кто укрылся в крепости, безжалостный ветер был спасением: бушующее озеро было последним, что отделяло их от войска герцога Юмо. Там, на том берегу, на гранитных уступах, замерли, почти невидимые за серой завесой дождя, пятьсот воинов. Ещё две с половиной тысячи ждали на подступах, если потребуется подмога. Но едва ли она будет нужна: как только буря утихнет, первый отряд переправится через озеро и уничтожит защитников сторожевой цитадели. Это будет легко - их осталось всего тридцать шесть. И все они знают, что их ожидает, когда падут ворота под ударами боевых топоров.
Знал это и их король, стоявший у бойниц рядом с лучниками. Он смотрел прямо, на волны озера, но спиной чувствовал взгляды тех, кого он уже не сможет привести к победе. Сожалеют ли они сейчас, что остались с ним? Думает ли кто-то из них сдаться и спасти свою жизнь? Все они присягали ему в верности, понимая, что однажды, может быть, им придётся погибнуть за него. Но Юмо тоже клялся ему, когда они были детьми, и много раз после. А сегодня он убьёт его.
Король невольно передёрнул плечами под намокшим, тяжёлым сукном плаща. Обернулся, скользя взором по застывшим в напряжённом ожидании лицам своих воинов. Уже давно не было слышно среди них разговоров. И сам он, хоть и сознавал, что должен что-то сказать им напоследок, не мог вымолвить ни слова, язык его будто налился свинцом. Не о чем говорить тем, кто готовится к смерти. Перед её лицом каждый остаётся один.
Он молча сошёл с узкой приступки у стены и направился к лестнице, ведшей на самый верх башни; никто не окликнул его, или король не услышал. Он поднимался по скользким ступеням, придерживаясь ладонями за холодный шершавый камень стен. Когда он наконец оказался наверху, порыв ветра чуть не сбил его с ног, вышибив слёзы из глаз. Король схватился продрогшими пальцами за зубец башни, привалился к ней плечом и устало прикрыл веки. Он не боялся смерти. Он боялся за Юмо.
Это началось четыре года назад, когда был неурожай, и его друг впервые завёл речь о том, что земли их - сплошные камни, а за проливом края куда плодородней, и отчего бы не присоединить их к королевству. Король пристыдил его тогда, но он не успокоился. Юмо был упрям и горд, и с каждым годом эти качества проявлялись в нём всё сильней. Может быть, король совершил ошибку, когда, взойдя на трон, первым делом дал своему другу титул герцога и командира его армии. Отец Юмо, придворный садовник, любил всё, что растёт, цветёт и зеленеет под ласковым солнцем; но передать сыну свою привязанность к мирному труду он не сумел. Зато Юмо быстро обрёл настоящего себя в военном деле. Весёлая жестокость сияла в его глазах, когда на турнире он сшибал противника на землю, стараясь вложить больше силы в удар, расколоть его щит, а ещё лучше - пустить сопернику кровь. Дружина уважала его и любила его боевой задор; и когда ему потребовалось привлечь их на свою сторону, это не составило для него труда.
Но поначалу он всё же попытался убедить короля в своей правоте. Целый год он ходил вокруг него кругами, денно и нощно пытал его разговорами. Король сжимал губы:
- Довольно, слушать не желаю. Мне не нужно чужого, и я не допущу кровопролития. Ты что, забыл чёрный замок и того, кого мы с тобой вместе победили? Хочешь, чтобы мы уподобились ему?
- Нет, не забыл, - Юмо брал его за плечи, глядя ему в глаза - он ещё тогда, в далёком детстве, почуял власть, которую имел его твёрдый, ясный взгляд над растерянным принцем. - И жители заморской страны не забыли о твоём подвиге. Вот увидишь, они сдадутся нам без боя.
Король обрывал его на полуслове. Но, как по чьей-то злой воле, следующий год тоже оказался засушливым, и третий тоже. Земля обращалась в мёртвую серую пыль, неспособная родить ни колоска своим страждущим детям. Люди начинали голодать, открытые им королевские закрома стремительно пустели.
- Разве ты не видишь, как страдает твой народ? - герцог в очередной раз повысил на него голос, не заботясь о приличиях. - Ничто не спасёт нас, кроме войны!
Король поднял на него измученный, но непреклонный взгляд:
- Не проси. Лучше голодать, чем быть вором и убийцей.
Тот схватил его за руку выше локтя, сжимая пальцы, как клещи:
- Если не хочешь сделать это ради своего народа, сделай ради меня. Если ты любишь меня, ты отдашь приказ готовить флот.
Король побледнел, как полотно.
- Прошу тебя, не говори так, - глухо проговорил он, покачав головой. - Не смей, Юмо.
Герцог отпустил его, взгляд его полыхнул яростью:
- Вот как? Видно, там, в чёрном замке, рыцарь Като всё же дотянулся до тебя своим железным когтем. Потому что сердце у тебя из камня!
Он вышел, тяжело грохнула за его спиной дубовая дверь - как крышка гроба захлопнулась. Это был последний раз, когда они говорили, как друзья. На другой день король узнал, что герцог покинул двор. А вскоре за ним потянулись многие. Охочие до наживы придворные, жаждущие битвы воины, отчаявшиеся крестьяне… Под страшной тенью голода слова о мире, справедливости и чести стали пустым звуком. А король, произносивший их, стал предателем.
…Ветер постепенно стихал, а значит, атака была близко. Надо спуститься обратно, к бойницам. Быть со своими людьми в их последнем сражении. Если только…
Сухое, горячее дуновение обдало его затылок и шею сзади, словно кто-то открыл заслонку печи. Король резко обернулся, и брови его взметнулись вверх: перед ним в воздухе, не касаясь камней, парил дух - его длинная белая борода была как полосы сгустившегося тумана. Тот самый светлый джинн, что когда-то принёс его сюда, к отцу, из страны, название которой король почти забыл.
- Откуда ты здесь, добрый дух? Я столько лет не видел тебя, - король неосознанно шагнул ближе к джинну, к исходившему от него жару.
- Верно, такова моя служба - появляться в самый тяжкий для тебя час, - голос духа звучал громко и гулко, и король подумал, как, должно быть, опешили сейчас его воины, слыша этот низкий рокот. - Что ты намерен делать, молодой король?
Тот опустил голову:
- Я не король больше. Всё, что я ещё смогу сделать - это попытаться спасти людей, пришедших сюда со мной.
- И как же?
Король поднял на него глаза. Мысль, внезапно осветившая его разум, снова придала ему твёрдости и силы:
- Велю им сдаться и рассеку себе горло мечом. Когда герцог войдёт в ворота крепости, он подумает, что мои воины сами казнили меня, и не станет убивать их.
- Что, если они предпочтут умереть, вместо того, чтобы предать тебя?
- Нельзя ослушаться приказа командира. И к тому же я чувствую, как присяга тяготит их. Я дам им свободу. Честь обязывает их, но они не хотят погибать за того, в кого больше не верят.
- А ты? Ты хочешь умереть?
Король мотнул головой:
- Нет. Не хочу. Но если я не убью себя сам, это сделает Юмо. И тогда его сердце навсегда превратится в камень. А я лучше умру, чем допущу это.
- Но тебе нет нужды умирать, - проговорил дух. - Ты помнишь ту страну, откуда я прилетел с тобой на руках когда-то? Я ещё не забыл дорогу туда. Ты можешь вернуться.
Взгляд молодого короля заметался. Он знал, что достойнее было бы умереть с честью, но к чему лукавить? Он хотел жить. Его сердце было разбито, воля надломлена, но он всё ещё хотел жить.
- Но что я стану делать там? Я нужен в том мире не больше, чем здесь. У меня там никого никогда и не было.
- Это не так, - возразил дух, и с каждым новым его словом истерзанное сердце короля билось всё ровней и спокойней. - Подумай получше.
Перед глазами короля всплыло смешное мальчишеское лицо, добрые глаза и нарочито по-взрослому нахмуренные брови. Серая куртка и грязно-голубой рюкзак…
- Бенке, - почти прошептал он. - Но он-то уж верно давно забыл обо мне.
- Если ты помнишь, то почему он должен был забыть тебя?
Король закусил губу, как делал, когда был лет на пятнадцать младше, чем теперь.
- Когда мы только прилетели сюда, у Юмо было его лицо… Что, если и Бенке предаст меня?
- Возможно. А может статься, и нет, - жаркое дыхание джинна, дыхание чистого огня, обволакивало его. - Есть только один способ выяснить.
И король кивнул:
- Так тому и быть. Здесь мне больше нет места. Унеси меня обратно, дух. Верни меня назад.
Джинн взял его в свои огромные длиннопалые руки, бережно и легко, словно бы король весил не больше пёрышка. И стремительно, так, что дыхание застряло в горле, взмыл вместе с ним вверх, выше и выше, за пелену дождя и тумана, за грань этого мира, сквозь звёздную тьму, прочь, прочь
***
Доктор Шёгрен отхлебнул из высокого пластикового стакана, чуть поморщившись: новый автомат выдавал крышки со слишком маленьким отверстием, кофе через которое лился тоненькой струйкой, почему-то с неизменной точностью обжигавшей губу. Ладно, зато рабочий день через двадцать минут подойдёт к концу, и можно будет со чистой совестью ехать домой смотреть повтор вчерашнего хоккейного матча. Лениво прокрутив ленту новостного сайта, доктор закрыл браузер и уже потянулся выключить компьютер, когда дверь в кабинет распахнулась - без стука. Тем более странно, что это была София: старшая медсестра всегда отличалась вежливостью.
- Виктор, - она запыхалась, на щеках у неё горели красные пятна.
- Что стряслось? - он поднялся из кресла, начиная волноваться. Не хватало только неприятностей под конец смены.
- Идёмте скорей, вы должны это услышать, - выдохнула она. - Представляете, Нильс… Нильс заговорил.