ПИСЬМА С ПОХОДА князя А. Н. Церетелева
(Румыния. - Тырново. - Первый Забалканский поход)
(Продолжение)
2го июля наши войска должны были выступать. Как единственный прошедший ущелье, я вел авангард. Впереди меня шли четыре пластуна, потом сзади две пластунские сотни, батальон стрелков и все остальное. Версты за три до того места, куда я доходил накануне, встретили мы баши-бузуков, успевших ускакать. Значит, я тогда счастливо проскользнул. Мы ускорили шаг, но не спокойно. Вот мы и вышли, оцепили мельницу. Пусто. Старик-мельник, Болгарин, объявил, что Турки разбежались в разные стороны. Повернули мы влево. Вот и лагерь Турецкий. Пластуны идут в боевом порядке - несколько выстрелов - перестрелка, но десяток пущенных гранат обращает все в бегство, и лагерь со всем, что было, даже готовым шашлыком и рисом, попадает в наши руки. Стрелки преследуют неприятеля до селения Конары, где берут другой лагерь, больший. Я, впрочем, этого дела уже не видал. Заметив, что казаки нарысях пошли в обход, чтоб отрезать путь в Казанлык, я попросился идти с казаками, и нарысях, через буераки, пустился за пылящей колонной. Перепрыгнув несколько канав, я нагнал их. Мы спустились с горы и направились на шоссе в перерез тянущимся обозам с бегущими Турками. Вот мы подскакиваем к селу Ново-Махале. Командуют: «1й взвод 2й сотни вперед!» Я пристраиваюсь к этому взводу. Обскакиваем мы село; человек 15 из нас - я в том числе - врываемся в село, выстрелы из домов. Посреди площади мечеть - двор полон людей - крики, ворота отперты, нас встречают залпом шагах в тридцати, но все мимо. Мы подскакиваем еще ближе и начинаем стрелять в ворота и через стену. Вдруг я вижу мелькает синий мундир среди баши-бузуков. Во дворе их много, человек сто, но они, видимо, нас бояться. Я кричу по-турецки, как умею - бросай оружие! Человек 30-40 выходят. Мы посылаем их сносить оружие; они же накладывают его на возы, и мы отправляем их за деревню. Однако, не все выходят из мечети, слышаться выстрелы - рядом со мной ранен казак. Надо прибавить, что с казаками на этом месте офицера не было, я оказался старшим урядником и принял начальство. Видя, что дело затягивается и, боясь, чтобы нас не отхватили как-нибудь, я обратился к казакам: «Что с ними возиться, ребята, вперед, в шашки!» - и, соскочив с лошади, взял шашку в руку, а в левую револьвер и пошел вперед. Человек шесть пошло со мной, остальные держали лошадей. Первый попался мне заптие, я выстрелил в него и промахнулся; он бросил оружие, подвел сам свою лошадь и сдался; за ним побросали оружие и другие. В это время мне сказали, что невдалеке убит казак. Отправив забранных людей вне села, я поехал забирать тело. Турки, засевшие в доме, стреляли по нас, и мы зажгли соседний амбар, чтоб их выкурить. Но тут протрубили сбор, и нам пришлось уходить за село. Оттуда уже сотни пошли по другому направлению, а я с генералом Раухом вернулся в Хаин-кей. В первый раз я видел, как рядом со мной дрались и убивали людей. Казаки были очень ожесточены. Я хотел спасти какого-то старого Турка, которого они хотели зарубить при мне - он сдавался, бросил ружье, но в ту минуту, как казак приостановился, он выхватил пистолет и выстрелил чуть ли не в упор. Его немедля зарубили; таких случаев было несколько.
В этот же день было дело вечером около Твардицы, верстах в десяти от нас, а на другой день около Орезари, верстах в пятнадцати мы разбили пять батальонов Турок. Но я лично в делах этих не участвовал и поэтому их не описываю.
3 июля пошли мы на Казанлык, рассчитывая стать бивуаком в Магличе. Гурко и штаб его шли при пехоте, под горою, кавалерия левее. Около леска, близ села Лофанли, мы были встречены сильнейшим ружейным огнем. Мы как-то попали сейчас за цепью, и, притом, мне пришлось еще ехать отыскивать для справки переводчика по совсем ровному месту. Пули щелкали вокруг меня, подымая точно легкие дымки пыли. Свист пуль, особенно очень усиленный, положительно хуже действует, чем граната. Та летит себе, неся смерть для 10-20 людей, по большей части разрывается, где никого нет, а то и совсем не разрывается. Пуля же всегда кажется именно назначена для того, около кого свистнула.
Дело под Лофанли блистательно выиграли стрелки. Они густой цепью бросились на ура. Перебито было Турок человек 300; взято знамя, каймакам города Казанлыка и много пленных. Наступление наших было так быстро, что мы не успевали менять место; тут я насмотрелся на убитых: многие лица врезались в память, например, один негр с черепом, пробитым осколком гранаты, некоторые были спокойны, точно спали.
Уже ночью, отдохнув немного по окончании дела, дошли мы до Маглича. Вьюки не пришли. Мы сами держали лошадей. Есть было решительно нечего. Я спал на снопе среди вспаханного, но увы! не поросшего поля вместе с моим соседом майором Лигницем. Мы глодали с двух сторон турецкий сухарь, вынутый из кармана убитого Турка. Лигниц дал мне полпачки шоколату, я принес воды, и вот наш ужин. Для лошади я ходил сам рвать кукурузу.
4го июля утром мы двинулись на Казанлык. Я попросился идти с кавалерией и, благодаря этому, опять попал вперед. Когда пройдя нарысях верст с десять, мы подошли к знакомому мне Казанлыку, меня послали вперед парламентером, чтобы внушить Туркам необходимость сдать город и избегнуть бомбардирования. Дали сигнал остановить огонь; я прикрепил мой платок к пике и с трубачом, переводчиком и пленным каймакамом города выехал за цепь. Турки подпустили близко, но потом стали стрелять. Я вернулся. Мы открыли огонь, спешив драгун. Через полчаса жители вышли с белыми флагами. Его Высочество Николай Максимилианович вновь послал меня, я поскакал уже один с казаком; объяснил вышедшим депутатам условия сдачи, потом, по приказанию Его Высочества, остался при Казанских драгунах, ожидавших вне города истечения назначенного срока. Гусары же, подошедшие в обход на Шипку, не подозревая, что город сдался драгунам, ворвались в него и разнесли телеграф. Я хлопотал, чтобы поставить часовых, помешать грабежу, потом поехал в Шипку к Гурко, но так был утомлен от всего этого, что отпросился в Казанлык, поужинал и, о роскошь! Спал на кровати.
(Продолжение будет)
***
***
(Продолжение)
2го июля наши войска должны были выступать. Как единственный прошедший ущелье, я вел авангард. Впереди меня шли четыре пластуна, потом сзади две пластунские сотни, батальон стрелков и все остальное. Версты за три до того места, куда я доходил накануне, встретили мы баши-бузуков, успевших ускакать. Значит, я тогда счастливо проскользнул. Мы ускорили шаг, но не спокойно. Вот мы и вышли, оцепили мельницу. Пусто. Старик-мельник, Болгарин, объявил, что Турки разбежались в разные стороны. Повернули мы влево. Вот и лагерь Турецкий. Пластуны идут в боевом порядке - несколько выстрелов - перестрелка, но десяток пущенных гранат обращает все в бегство, и лагерь со всем, что было, даже готовым шашлыком и рисом, попадает в наши руки. Стрелки преследуют неприятеля до селения Конары, где берут другой лагерь, больший. Я, впрочем, этого дела уже не видал. Заметив, что казаки нарысях пошли в обход, чтоб отрезать путь в Казанлык, я попросился идти с казаками, и нарысях, через буераки, пустился за пылящей колонной. Перепрыгнув несколько канав, я нагнал их. Мы спустились с горы и направились на шоссе в перерез тянущимся обозам с бегущими Турками. Вот мы подскакиваем к селу Ново-Махале. Командуют: «1й взвод 2й сотни вперед!» Я пристраиваюсь к этому взводу. Обскакиваем мы село; человек 15 из нас - я в том числе - врываемся в село, выстрелы из домов. Посреди площади мечеть - двор полон людей - крики, ворота отперты, нас встречают залпом шагах в тридцати, но все мимо. Мы подскакиваем еще ближе и начинаем стрелять в ворота и через стену. Вдруг я вижу мелькает синий мундир среди баши-бузуков. Во дворе их много, человек сто, но они, видимо, нас бояться. Я кричу по-турецки, как умею - бросай оружие! Человек 30-40 выходят. Мы посылаем их сносить оружие; они же накладывают его на возы, и мы отправляем их за деревню. Однако, не все выходят из мечети, слышаться выстрелы - рядом со мной ранен казак. Надо прибавить, что с казаками на этом месте офицера не было, я оказался старшим урядником и принял начальство. Видя, что дело затягивается и, боясь, чтобы нас не отхватили как-нибудь, я обратился к казакам: «Что с ними возиться, ребята, вперед, в шашки!» - и, соскочив с лошади, взял шашку в руку, а в левую револьвер и пошел вперед. Человек шесть пошло со мной, остальные держали лошадей. Первый попался мне заптие, я выстрелил в него и промахнулся; он бросил оружие, подвел сам свою лошадь и сдался; за ним побросали оружие и другие. В это время мне сказали, что невдалеке убит казак. Отправив забранных людей вне села, я поехал забирать тело. Турки, засевшие в доме, стреляли по нас, и мы зажгли соседний амбар, чтоб их выкурить. Но тут протрубили сбор, и нам пришлось уходить за село. Оттуда уже сотни пошли по другому направлению, а я с генералом Раухом вернулся в Хаин-кей. В первый раз я видел, как рядом со мной дрались и убивали людей. Казаки были очень ожесточены. Я хотел спасти какого-то старого Турка, которого они хотели зарубить при мне - он сдавался, бросил ружье, но в ту минуту, как казак приостановился, он выхватил пистолет и выстрелил чуть ли не в упор. Его немедля зарубили; таких случаев было несколько.
В этот же день было дело вечером около Твардицы, верстах в десяти от нас, а на другой день около Орезари, верстах в пятнадцати мы разбили пять батальонов Турок. Но я лично в делах этих не участвовал и поэтому их не описываю.
3 июля пошли мы на Казанлык, рассчитывая стать бивуаком в Магличе. Гурко и штаб его шли при пехоте, под горою, кавалерия левее. Около леска, близ села Лофанли, мы были встречены сильнейшим ружейным огнем. Мы как-то попали сейчас за цепью, и, притом, мне пришлось еще ехать отыскивать для справки переводчика по совсем ровному месту. Пули щелкали вокруг меня, подымая точно легкие дымки пыли. Свист пуль, особенно очень усиленный, положительно хуже действует, чем граната. Та летит себе, неся смерть для 10-20 людей, по большей части разрывается, где никого нет, а то и совсем не разрывается. Пуля же всегда кажется именно назначена для того, около кого свистнула.
Дело под Лофанли блистательно выиграли стрелки. Они густой цепью бросились на ура. Перебито было Турок человек 300; взято знамя, каймакам города Казанлыка и много пленных. Наступление наших было так быстро, что мы не успевали менять место; тут я насмотрелся на убитых: многие лица врезались в память, например, один негр с черепом, пробитым осколком гранаты, некоторые были спокойны, точно спали.
Уже ночью, отдохнув немного по окончании дела, дошли мы до Маглича. Вьюки не пришли. Мы сами держали лошадей. Есть было решительно нечего. Я спал на снопе среди вспаханного, но увы! не поросшего поля вместе с моим соседом майором Лигницем. Мы глодали с двух сторон турецкий сухарь, вынутый из кармана убитого Турка. Лигниц дал мне полпачки шоколату, я принес воды, и вот наш ужин. Для лошади я ходил сам рвать кукурузу.
4го июля утром мы двинулись на Казанлык. Я попросился идти с кавалерией и, благодаря этому, опять попал вперед. Когда пройдя нарысях верст с десять, мы подошли к знакомому мне Казанлыку, меня послали вперед парламентером, чтобы внушить Туркам необходимость сдать город и избегнуть бомбардирования. Дали сигнал остановить огонь; я прикрепил мой платок к пике и с трубачом, переводчиком и пленным каймакамом города выехал за цепь. Турки подпустили близко, но потом стали стрелять. Я вернулся. Мы открыли огонь, спешив драгун. Через полчаса жители вышли с белыми флагами. Его Высочество Николай Максимилианович вновь послал меня, я поскакал уже один с казаком; объяснил вышедшим депутатам условия сдачи, потом, по приказанию Его Высочества, остался при Казанских драгунах, ожидавших вне города истечения назначенного срока. Гусары же, подошедшие в обход на Шипку, не подозревая, что город сдался драгунам, ворвались в него и разнесли телеграф. Я хлопотал, чтобы поставить часовых, помешать грабежу, потом поехал в Шипку к Гурко, но так был утомлен от всего этого, что отпросился в Казанлык, поужинал и, о роскошь! Спал на кровати.
(Продолжение будет)
***
***