ПИСЬМА С ПОХОДА князя А. Н. Церетелева
(Румыния. - Тырново. - Первый Забалканский поход)
(Продолжение)
XI. Казанлык, 15го июля.
В последнем письме я описывал взятие Тырнова. Но, конечно, самая главная служба, которую мне удалось сослужить нашему отряду, это перевал через Хаин-бояз. Тут впервые я почувствовал ответственность.
Выступили мы из-под Тырнова с сотней Уральских казаков и со сводною конно-саперною сотней, выбранною из разных казачьих полков. Эту передовую колонну передового отряда вел генерал Раух. При самом выступлении главный наш проводник по имени Хаджи-Стоя, вдруг исчез. Поднялся переполох. Я повел сам, наскоро нашел какого-то другого проводника и, хотя взял все на свою ответственность, признаюсь, смутился на минуту: пропавший проводник один знал всю тайну нашего движения. Но, припомнив его честную рожу, я успокоился. Точно, придя на ночлег в селение Пляково, мы там застали его озабоченного приготовлениями ужина. Вообще, во все это время мне приходилось и приходится иметь дело с разными лицами, которым мне нужно давать весьма секретные поручения; собирать о каждом справки невозможно, и я единственно руководствовался первым впечатлением. До сих пор мне это удавалось. Посланные мною возвращались и приносили самые точные сведения.
В Плякове мы переночевали. Штаб нашего маленького авангарда был очень многочислен - разные гвардейские офицеры были причислены к сотням. Еще при выходе было решено, что наш отряд, то есть все 10.000, находящиеся под начальством генерала Гурко, пойдут по открытому мною проходу, и мы с самого начала приступили к поправкам дороги: где можно расширяли путь, заваливали ямы, срывали крутые подъемы. Я при каждой новой трудности чувствовал громадную ответственность, лежащую на мне. Вдруг в конце путь окажется непроходимым? - спрашивал я сам себя, и сейчас же приставал с новыми расспросами к Ходжи-Стое, нашему проводнику, об ожидающих нас трудностях.
От Плякова мы дошли 29го июня до селения Райковцы, где и ночевали. Стал накрапывать дождь. Есть нечего; скверный чай варить в котелке не особенно привлекательно. Но тут оказал нам всем свое гостеприимство граф Р., командир этих двух сотен и чудак каких мало: бранили его, смеялись над ним, и все, в сущности, любили его. Он пробыл двадцать лет в отставке и поступил вновь на службу с тем, кажется, чтобы стать генералом. У него был и чай, и stara vodka, и всякая прелесть. Отдохнули мы немного, выспались, а на заре опять в путь. Тут дорога стала еще подниматься до последнего перевала. Было пасмурно, холодно; густые серые тучи тяжело тянулись над самыми нашими головами. Я невольно подгонял мою усталую лошадку. «Далеко ли еще до перевала, ей, Хаджи-Стоя?» - допрашивал я. «Э-э-э, тука, тука», - тянул он, показывая пальцем на вершину с несколькими деревьями. Проехали мы сельцо Паровцы, поднялись на горку, я хлестнул моего коня и первый въехал на перевал. Горы расступились вправо и влево, внизу мрачно темнелось ущелье и шумел ручей, бежавший уже на южную сторону Балкан в Тунджу, Марицу, Мраморное море. Да, мы добрались до перевала. Появление наше было так неожиданно, что жители разбежались было. Послали их собирать. Мы пока разложили костер, я закутался в бурку и задремал. Но лишь только собрались проводники, мы пустились далее расследовать спуск, пока наши казаки обрабатывали подъем. До выхода из ущелья было всего верст двадцать. На той стороне по долине стояли Турки; нас же было человек двести, верстах в пятидесяти от своих, не знали даже, что делается. Приходилось быть очень осторожным. Потому, проехав еще немного по ущелью, мы остановились, боясь наткнуться на Турок и выдать, что мы так близко. Однако, мы наткнулись на трех женщин из Хаин-кей; выпускать обратно не следовало: стоит проболтаться Туркам, и не только мы бы попались, но и весь отряд генерала Гурко был бы в критическом положении. Но удержав их, мы произвели бы переполох в селе, вызвали бы поиски, потому решили отпустить этих баб, строго настрого запретив им говорить. И что же? Еще два дня протянули мы в ущелье, жители работали на дороге, приносили нам провизию, доставляли вести с той стороны, и никто не выдал нас Туркам. Все - в умении взяться за людей, обращаться с ними. Мало того, мы отправили нашего Хаджи-Стою в самый Хаин-кей, и он доставил нам письменные сведения о числе Турок в соседстве. Одно меня тревожило, что мы не знали в точности выхода из ущелья, не знали наверно, что оно не занято и не проходимо для артиллерии, а нельзя было идти осмотреть, потому что, увидев одного казака или офицера, Турки узнали бы, что мы в ущелье. Я решился переодеться Болгарином и пойти все-таки разведать дорогу.
Переночевав, я рано на заре - было это кажется 1го июля - пустился в путь. Казак мой тащил грязный сверток грязного белья, порванные шаровары из какой-то дерюги, пояс, куртку с заплатами и черную шапку. Я преобразился, оставил платье за кустом и, сев на болгарскую кляченку, поехал вперед. В ста шагах шел впереди Болгарин, а там далее еще другой, чтоб остановиться и предварить в случае чего-либо подозрительного. Третий шел рядом со мной. Я рассчитывал, что в случае встречи с пешими Турками я могу ускакать, а если встретятся конные баши-бузуки, - спрятаться в горы. Во всяком случае бегущий Болгарин не мог внушать подозрений. У меня был с собой револьвер и бинокль - конечно, живым бы меня не взяли. Впрочем, у меня опасений не было. Погода была ясная, небо синее и на душе бодро и весело, как всегда при предприятии, где надо преодолеть опасность. Версты три прошли мы вместе с генералом Раухом и капитаном Сахаровым. Потом они свернули осматривать обходную тропинку, по которой можно было бы провести войска в обход самого ущелья. Я продолжал дорогу тихо, внимательно, осторожно. Прошел первую поляну, второе ущелье, вышел на третью поляну и стал подбираться к третьему и последнему ущелью. Местность была голая, узко сходившиеся скалы едва поросли кустарником, дорога вилась вдоль горного ручья, пересекая его. Болгары мои стали приостанавливаться, толковать, что там, на мельнице, при выходе, есть Турки, что далее идти опасно. Но я хотел во что бы то ни стало убедиться, что дорога до конца, до выхода из ущелья, проходима, что там нет завала или укрепления. Поручив мою лошадь двум из трусливых, я пошел пешком со стариком прямо по дороге и дошел до долины. Это была самая щекотливая минута. Наткнись мы на баши-бузуков, мои Болгары, наверное, удрали бы с лошадью, и мне пришлось бы бежать пешком. Эта мысль мелькнула у меня, но потом я так был озабочен тем, чтобы быстро и тщательно осмотреть дорогу, что и не думал о Турках. Мне повезло. Я дошел обратно до лошади, сел под куст и стал внимательно разглядывать долину и Малые Балканы. Приятно было думать, что вот-вот мы выберемся на простор, горы уже позади, а пред нами долины, движение, неприятель.
Вернувшись с собранными сведениями, я уже застал под горою три сотни казаков. Это была голова нашей колонны. К вечеру она стала спускаться, но только уже в совершенной темноте прибыл генерал Гурко. Он благодарил меня, заявив при всех, что мне обязаны этим путем. Ночевка была скверная. Огни разводить было запрещено, мы были лишь в десяти верстах от неприятеля, а сырость и холод были ужасны. Однако, сбившись, как бараны в палатку графа Ронекера, мы кое-как уснули. Я забыл сказать, что на самом перевале на память о нашем переходе, граф Ронекер поставил огромный столб из полуобтесанных деревьев, на сторонах которого были вырезаны имена офицеров, перешедших первые Балканы.
(Продолжение будет)
(Продолжение)
XI. Казанлык, 15го июля.
В последнем письме я описывал взятие Тырнова. Но, конечно, самая главная служба, которую мне удалось сослужить нашему отряду, это перевал через Хаин-бояз. Тут впервые я почувствовал ответственность.
Выступили мы из-под Тырнова с сотней Уральских казаков и со сводною конно-саперною сотней, выбранною из разных казачьих полков. Эту передовую колонну передового отряда вел генерал Раух. При самом выступлении главный наш проводник по имени Хаджи-Стоя, вдруг исчез. Поднялся переполох. Я повел сам, наскоро нашел какого-то другого проводника и, хотя взял все на свою ответственность, признаюсь, смутился на минуту: пропавший проводник один знал всю тайну нашего движения. Но, припомнив его честную рожу, я успокоился. Точно, придя на ночлег в селение Пляково, мы там застали его озабоченного приготовлениями ужина. Вообще, во все это время мне приходилось и приходится иметь дело с разными лицами, которым мне нужно давать весьма секретные поручения; собирать о каждом справки невозможно, и я единственно руководствовался первым впечатлением. До сих пор мне это удавалось. Посланные мною возвращались и приносили самые точные сведения.
В Плякове мы переночевали. Штаб нашего маленького авангарда был очень многочислен - разные гвардейские офицеры были причислены к сотням. Еще при выходе было решено, что наш отряд, то есть все 10.000, находящиеся под начальством генерала Гурко, пойдут по открытому мною проходу, и мы с самого начала приступили к поправкам дороги: где можно расширяли путь, заваливали ямы, срывали крутые подъемы. Я при каждой новой трудности чувствовал громадную ответственность, лежащую на мне. Вдруг в конце путь окажется непроходимым? - спрашивал я сам себя, и сейчас же приставал с новыми расспросами к Ходжи-Стое, нашему проводнику, об ожидающих нас трудностях.
От Плякова мы дошли 29го июня до селения Райковцы, где и ночевали. Стал накрапывать дождь. Есть нечего; скверный чай варить в котелке не особенно привлекательно. Но тут оказал нам всем свое гостеприимство граф Р., командир этих двух сотен и чудак каких мало: бранили его, смеялись над ним, и все, в сущности, любили его. Он пробыл двадцать лет в отставке и поступил вновь на службу с тем, кажется, чтобы стать генералом. У него был и чай, и stara vodka, и всякая прелесть. Отдохнули мы немного, выспались, а на заре опять в путь. Тут дорога стала еще подниматься до последнего перевала. Было пасмурно, холодно; густые серые тучи тяжело тянулись над самыми нашими головами. Я невольно подгонял мою усталую лошадку. «Далеко ли еще до перевала, ей, Хаджи-Стоя?» - допрашивал я. «Э-э-э, тука, тука», - тянул он, показывая пальцем на вершину с несколькими деревьями. Проехали мы сельцо Паровцы, поднялись на горку, я хлестнул моего коня и первый въехал на перевал. Горы расступились вправо и влево, внизу мрачно темнелось ущелье и шумел ручей, бежавший уже на южную сторону Балкан в Тунджу, Марицу, Мраморное море. Да, мы добрались до перевала. Появление наше было так неожиданно, что жители разбежались было. Послали их собирать. Мы пока разложили костер, я закутался в бурку и задремал. Но лишь только собрались проводники, мы пустились далее расследовать спуск, пока наши казаки обрабатывали подъем. До выхода из ущелья было всего верст двадцать. На той стороне по долине стояли Турки; нас же было человек двести, верстах в пятидесяти от своих, не знали даже, что делается. Приходилось быть очень осторожным. Потому, проехав еще немного по ущелью, мы остановились, боясь наткнуться на Турок и выдать, что мы так близко. Однако, мы наткнулись на трех женщин из Хаин-кей; выпускать обратно не следовало: стоит проболтаться Туркам, и не только мы бы попались, но и весь отряд генерала Гурко был бы в критическом положении. Но удержав их, мы произвели бы переполох в селе, вызвали бы поиски, потому решили отпустить этих баб, строго настрого запретив им говорить. И что же? Еще два дня протянули мы в ущелье, жители работали на дороге, приносили нам провизию, доставляли вести с той стороны, и никто не выдал нас Туркам. Все - в умении взяться за людей, обращаться с ними. Мало того, мы отправили нашего Хаджи-Стою в самый Хаин-кей, и он доставил нам письменные сведения о числе Турок в соседстве. Одно меня тревожило, что мы не знали в точности выхода из ущелья, не знали наверно, что оно не занято и не проходимо для артиллерии, а нельзя было идти осмотреть, потому что, увидев одного казака или офицера, Турки узнали бы, что мы в ущелье. Я решился переодеться Болгарином и пойти все-таки разведать дорогу.
Переночевав, я рано на заре - было это кажется 1го июля - пустился в путь. Казак мой тащил грязный сверток грязного белья, порванные шаровары из какой-то дерюги, пояс, куртку с заплатами и черную шапку. Я преобразился, оставил платье за кустом и, сев на болгарскую кляченку, поехал вперед. В ста шагах шел впереди Болгарин, а там далее еще другой, чтоб остановиться и предварить в случае чего-либо подозрительного. Третий шел рядом со мной. Я рассчитывал, что в случае встречи с пешими Турками я могу ускакать, а если встретятся конные баши-бузуки, - спрятаться в горы. Во всяком случае бегущий Болгарин не мог внушать подозрений. У меня был с собой револьвер и бинокль - конечно, живым бы меня не взяли. Впрочем, у меня опасений не было. Погода была ясная, небо синее и на душе бодро и весело, как всегда при предприятии, где надо преодолеть опасность. Версты три прошли мы вместе с генералом Раухом и капитаном Сахаровым. Потом они свернули осматривать обходную тропинку, по которой можно было бы провести войска в обход самого ущелья. Я продолжал дорогу тихо, внимательно, осторожно. Прошел первую поляну, второе ущелье, вышел на третью поляну и стал подбираться к третьему и последнему ущелью. Местность была голая, узко сходившиеся скалы едва поросли кустарником, дорога вилась вдоль горного ручья, пересекая его. Болгары мои стали приостанавливаться, толковать, что там, на мельнице, при выходе, есть Турки, что далее идти опасно. Но я хотел во что бы то ни стало убедиться, что дорога до конца, до выхода из ущелья, проходима, что там нет завала или укрепления. Поручив мою лошадь двум из трусливых, я пошел пешком со стариком прямо по дороге и дошел до долины. Это была самая щекотливая минута. Наткнись мы на баши-бузуков, мои Болгары, наверное, удрали бы с лошадью, и мне пришлось бы бежать пешком. Эта мысль мелькнула у меня, но потом я так был озабочен тем, чтобы быстро и тщательно осмотреть дорогу, что и не думал о Турках. Мне повезло. Я дошел обратно до лошади, сел под куст и стал внимательно разглядывать долину и Малые Балканы. Приятно было думать, что вот-вот мы выберемся на простор, горы уже позади, а пред нами долины, движение, неприятель.
Вернувшись с собранными сведениями, я уже застал под горою три сотни казаков. Это была голова нашей колонны. К вечеру она стала спускаться, но только уже в совершенной темноте прибыл генерал Гурко. Он благодарил меня, заявив при всех, что мне обязаны этим путем. Ночевка была скверная. Огни разводить было запрещено, мы были лишь в десяти верстах от неприятеля, а сырость и холод были ужасны. Однако, сбившись, как бараны в палатку графа Ронекера, мы кое-как уснули. Я забыл сказать, что на самом перевале на память о нашем переходе, граф Ронекер поставил огромный столб из полуобтесанных деревьев, на сторонах которого были вырезаны имена офицеров, перешедших первые Балканы.
(Продолжение будет)