От «А» до «Я» - четвероногие друзья Веры Чаплиной
Выпуск 37:
...Скукум - Сынок…
280. Скукум, помесь волка с собакой.
Из коллекции Московского зоопарка 1920-х, назван по имени персонажа (собаки Скукума) повести Сетон-Томпсона «Рольф в лесах».
[весна 1924], РГАЛИ, ф. 3460
Первый зоопарковский воспитанник Чаплиной, которого она начала приручать еще в 1923 году:
«1923 г. 8-го ноября я взяла приручать «Скукума», помесь волка с собакой. Сидел он в клетке с «Мамзелькой» и «Бинго», который был больше и сильнее «Скукума» и всегда его забивал. Почти все натуралисты любили больше М-ку и Бинго, а также часто с ними гуляли. Скукума же брали очень редко. Очень часто, когда я еще с ним не занималась, наблюдала такую картину: Приходят в клетку чтобы взять М. и Б. Скукум бросается к ним, чтобы и его взяли, причем, конечно, невольно мешает привязать М. и Б. Его отгоняют (дело не обходится хотя бы без одного удара), оставляют в клетке, уводя М. и Б. Скукум бросался на решетку, хватал ее зубами, выл, но всё напрасно - его не кто не брал. Конечно, он на это злился, и, когда сажали М. с Бинго в клетку, он на последнего бросался, причем, т.к. Бинго был сильней, то драка кончалась не в пользу Скукума. В конце концов, Скукум, видя, что, когда приходят в клетку, его никогда не берут, и что напрасно он воет и рвет решетку, он перестал бросаться навстречу приходящим, а, наоборот, убегал в угол и делался все угрюмей, злей и трусливей. […]
Тогда я стала его прикармливать. Сначала он брал на расстоянии, но скоро привык и стал брать из рук, а когда видел меня, подбегал к решетке, но, если у меня ничего не было, убегал в угол, и сколько его ни звала, он не подходил.
Первый раз взяла его гулять зимой пр.[примерно] в конце декабря (еще не совсем привыкшего) в загон, где гуляли страусы Эму. Дал взять себя на цепь, довольно легко провести до загона - тоже. Шел все время как-то механично и, когда пустила в загон, он совсем равнодушно осмотрелся и сел. Когда же я его позвала, так же равнодушно встал и пошел за мной.
Гуляла я с ним приблизительно ч. 2, но он бегал только, когда его звала, а то все время сидел и смотрел в сторону клетки. Но когда на другой день я пришла в сад, Скукум подбежал к решетке и, хотя у меня ничего не было, он в первый раз вильнул хвостом. Когда взошла в клетку, Скукум подбежал и лизнул мне руку и был сравнительно весел, но как только я его вывела, сразу осел и так тянул, ползя на животе, что насилу его держала. В загоне пес сначала сидел, потом стал рысью бегать, а когда я его повалила на спину, стала трепать, сначала испугался и, впрочем, второй же раз лежал смирно. А когда отпустила, вскочил, толкнул меня лапами и стал носиться по загону большими кругами, которые постепенно суживал. Потом, набегавшись, стал проситься обратно в клетку. После этого он при виде меня уже радовался, виляя хвостом, и ласкался и, если проходила мимо, начинал скулить…»
Приручив Скукума, Чаплина периодически гуляла с ним по зоопарку - упоминания о нем встречаются в различных ее записях на протяжении 1924-1928 годов.
281. Спиридон, павиан гамадрил.
Из коллекции Московского зоопарка начала 1940-х. Осенью с группой особо ценных животных был отправлен в Свердловск, где транспорт со зверями принимала Вера Чаплина, эвакуировавшаяся туда с детьми и поступившая на работу в местный зоопарк.
282. Стасик, жеребенок.
Жеребенок, до революции купленный Л.В.Чаплиной, по-видимому, для семейного имения Сосуново Ржевского уезда Тверской губернии, герой наброска Веры Чаплиной [1959]:
(РГАЛИ, ф. 3460)
«Жеребенок Стасик
Мама очень любила животных. Еще в дореволюционное время приехал мужичок на тощей лошадке с жеребенком. Мама похвалила жеребенка. Мужичок говорит - хорош-то хорош, отец у него рысак, хотел выходить, да убить придется - сейчас в поле пахота, лошадь слаба, а жеребенок и совсем ее вытянет. Мама пожалела и купила жеребенка. Жеребенку было всего около недели. Пришлось кормить его молоком, добавляя овсяную муку. Делались запоры, пришлось ставить клистиры. Жеребенок привык, бегал как собака, ходил с детьми на прогулку, заходил в комнаты.
Стал хорошей рабочей лошадью».
283-286. Сурка (уссурийский енот), Пионер (степная лисица корсак), Каштан (дворняжка) и Урс (помесь волка с собакой).
Из коллекции Московского зоопарка второй половины 1920-х. Вера Чаплина занималась с ними осенью-зимой 1928 г., о чем свидетельствуют ее запись первой половины 1930-х:
«Что рассказал мне снег
На старой территории зоопарка, около большого пруда, стоит маленький зеленый домик. Сейчас там помещение КЮБЗа, а в 1928 году он пустовал, и в нем находились животные, с которыми я занималась. Среди них был песец Пушок [о нем см. отдельную запись], степная лисица корсак - Пионер и, наконец, совсем ручная енотка Сурка. Сурка была удивительным зверем. К людям она относилась хорошо, а собратьев своих не любила, кусала, и поэтому я ее держала в домике. Сидели все животные в клетках. Но, т.к. там было очень тесно, я их выпускала побегать в комнату. Первое время они очень не ладили. Кошка не слезала с печи, корсак с песцом дрались, а Сурка всех кусала без разбора. Не тронула она только щенят - дворняжку Каштана и помесь волка с собакой Урса. Бедняжки забились в угол и боялись даже шелохнуться. Вскоре животные освоились. Они перестали драться, а Сурка совсем неожиданно полюбила Урса.
Однажды его покусал Пионер. Видя, как обижают ее любимца, Сурка страшно разозлилась. Бросилась на обидчика и задала такую трепку, что после тот никогда не трогал Урса. Вообще же Сурка была спокойной и совсем ручной. Такой ручной, что я выпускала ее наружу, и она никуда не уходила. Когда подрос Урс, Сурка стала его брать с собой. Долго не решался выйти этот трусливый щенок. С поджатым хвостом, озираясь, словно воришка, подкрадывался к двери и при малейшем шорохе кидался обратно. Смешно было смотреть на старания Сурки. Едва щенок нерешительно останавливался, подбегала к нему, и, заигрывая, казалось, звала за собой. Постепенно Урс привык, и они стали гулять вместе. Сурка была за старшую. Она руководила первыми шагами щенка, который послушно ходил за ней. Вскоре к их путешествиям присоединилась еще и кошка. [...] Она осторожно кралась сзади или быстро перебегая от одного укрытия к другому следовала за ними.
Эти вечерние прогулки сблизили зверей. Как только наступал вечер, я открывала дверь, и они шумной гурьбой бросались к ней, но, очутившись наружи, их движения становились осторожными, лапки ступали неслышно, и они осторожно и бесшумно исчезали в темноте. Иногда за ними выбегала дворняжка Каштан. Тогда крадущиеся шаги нарушал шум его лап, а радостный лай казался особенно громким. Но эти взрывы радости не встречали ответа. Никто не отвечал на его бурные ласки. Кошка шипела, царапалась, Урс, поднимая хвост, отбегал, а всегда ласковая Сурка больно кусала за лапы. [...] Постепенно Каштан понял, что там, где кончается свет - он лишний. И, предпочитая потрепать лису, он стал оставаться дома. Зато Урс, Сурка и кошка с каждым днем уходили все дальше и дальше. Теперь уже руководил Урс. Он сильно вырос, н по-прежнему оставался пугливым. При каждом звуке вздрагивал, оборачивался и, когда Сурка нерешительно останавливалась, ласкался, скулил и звал ее дальше. Несколько раз я пыталась за ними проследить. Но ничего не выходило. Как я не подкрадывалась, всегда их находила встревоженными моим присутствием. Подошла зима. Все зверюшки покрылись пушистой теплой шерсткой. Песец из серого стал совсем белым, а долговязого Урса нельзя было узнать. Он выровнялся и стал красивым большим псом. По-прежнему я приходила вечерами и выпускала зверей. Но теперь уходя, они оставляли на пушистом снеге след. След уходил от домика и скрывался в темноте.
Я не следопыт, но меня интересовало, что могло быть общего между этими зверьми. И когда они возвращались, я шла по их следам и по темным отпечаткам на снегу старалась прочесть, что они делали. Вот большой широкий след Урса. Там, где наполовину вязнет его лапа, видно, как бороздя грудью, пробиралась Сурка. Кошачьи следы маленьких лапок всегда были немного в стороне. Они избегали глубокого снега и виднелись только на дорожках. Около забора, отделяющего сад от улицы, следы бывали редко и то одного Урса. Они подходили к самому забору, а четыре глубоких следа от его лап показывали, что он простаивал подолгу. Меня удивило, что всегда трусливый Урс…» [здесь запись обрывается]
287. Султан, немецкая овчарка.
В 1960-х годах, когда Вера Чаплина с мужем приезжали зимой на садовый участок, они не раз видели, как мимо забора по направлению к шоссе неторопливо проходила немецкая овчарка их дачного соседа скульптора Владимира Бабкина. Это был известный на всю округу Султан - все знали, что его посылают встречать к автобусной остановке дочь Бабкина студентку Марину.
Остановка была не близко: нужно было пройти полем, затем переулком (мимо садового участка Веры Васильевны) и выйти к МКАД. Султану открывали калитку, говорили: «Иди встречать Марину», и он, не торопясь, отправлялся к остановке по вытоптанной в снегу тропинке. Если кто-то шел ему навстречу, Султан останавливался и очень выразительно смотрел человеку в глаза. Он не рычал, не скалился, только смотрел. Но никто не решался согнать овчарку с узкого пути - настолько Султан выглядел угрожающе. Он не уступал дороги даже тем, кого хорошо знал, и люди сходили с утоптанной тропинки в сторону - чертыхаясь и проваливаясь в глубокий снег.
Дойдя до остановки, он садился немного в стороне и спокойно ждал Марину. Когда та выходила из автобуса и начинала бурно его ласкать, Султан сдержанно вилял хвостом, затем разворачивался и степенно шел впереди нее к дому. Вел за собой.
288. Сынок, бурый медвежонок.
Из коллекции Московского зоопарка начала 1940-х; упомянут «Вечерней Москвой» 19 ноября 1940 года:
289. Сынок, белый медведь.
Из коллекции Московского зоопарка 1940-х - 1950-х. Родился в первых числах января 1940 года (это был первый случай рождения белого медвежонка в зоопарках СССР), родители Буян и Пушинка.
В архиве писательницы не сохранилось записей о Сынке, но Вера Чаплина - в то время заведующая всей секцией хищных, - конечно же, прекрасно его знала.
В начале мая Сынок поступил в звериный «детский сад», на площадку молодняка:
(Новости зоопарка // Вечерняя Москва, 7 мая 1941 г.)
В июле-августе 1941 года, когда особо ценных животных эвакуировали из Москвы Сынок (по-видимому, из-за юного возраста) был оставлен в зоопарке, где и провел все годы войны.
(Зоопарк зимой // Вечерняя Москва, 22 декабря 1944 г.)
Молодую белую медведицу, о которой говорится в заметке, подарил зоопарку знаменитый полярник Иван Папанин. Звали ее Снежинка.
Непростую встречу белых медведей, описал полтора года спустя Семен Канцлер, возглавивший секцию хищных во время свердловской эвакуации Веры Чаплиной:
(«Вечерняя Москва», 7 августа 1946 г.)
Трудно сказать, насколько долгими оказались отношения между Сынком и Снежинкой, но путеводитель «Московский зоопарк» 1952 года показывает, что в начале 1950-х Сынок в своей большой клетке с цементным бассейном на Старой территории зоопарка вел жизнь одинокого холостяка, с соответствующими «развлечениями»:
Продолжение следует…
.
...Скукум - Сынок…
280. Скукум, помесь волка с собакой.
Из коллекции Московского зоопарка 1920-х, назван по имени персонажа (собаки Скукума) повести Сетон-Томпсона «Рольф в лесах».
[весна 1924], РГАЛИ, ф. 3460
Первый зоопарковский воспитанник Чаплиной, которого она начала приручать еще в 1923 году:
«1923 г. 8-го ноября я взяла приручать «Скукума», помесь волка с собакой. Сидел он в клетке с «Мамзелькой» и «Бинго», который был больше и сильнее «Скукума» и всегда его забивал. Почти все натуралисты любили больше М-ку и Бинго, а также часто с ними гуляли. Скукума же брали очень редко. Очень часто, когда я еще с ним не занималась, наблюдала такую картину: Приходят в клетку чтобы взять М. и Б. Скукум бросается к ним, чтобы и его взяли, причем, конечно, невольно мешает привязать М. и Б. Его отгоняют (дело не обходится хотя бы без одного удара), оставляют в клетке, уводя М. и Б. Скукум бросался на решетку, хватал ее зубами, выл, но всё напрасно - его не кто не брал. Конечно, он на это злился, и, когда сажали М. с Бинго в клетку, он на последнего бросался, причем, т.к. Бинго был сильней, то драка кончалась не в пользу Скукума. В конце концов, Скукум, видя, что, когда приходят в клетку, его никогда не берут, и что напрасно он воет и рвет решетку, он перестал бросаться навстречу приходящим, а, наоборот, убегал в угол и делался все угрюмей, злей и трусливей. […]
Тогда я стала его прикармливать. Сначала он брал на расстоянии, но скоро привык и стал брать из рук, а когда видел меня, подбегал к решетке, но, если у меня ничего не было, убегал в угол, и сколько его ни звала, он не подходил.
Первый раз взяла его гулять зимой пр.[примерно] в конце декабря (еще не совсем привыкшего) в загон, где гуляли страусы Эму. Дал взять себя на цепь, довольно легко провести до загона - тоже. Шел все время как-то механично и, когда пустила в загон, он совсем равнодушно осмотрелся и сел. Когда же я его позвала, так же равнодушно встал и пошел за мной.
Гуляла я с ним приблизительно ч. 2, но он бегал только, когда его звала, а то все время сидел и смотрел в сторону клетки. Но когда на другой день я пришла в сад, Скукум подбежал к решетке и, хотя у меня ничего не было, он в первый раз вильнул хвостом. Когда взошла в клетку, Скукум подбежал и лизнул мне руку и был сравнительно весел, но как только я его вывела, сразу осел и так тянул, ползя на животе, что насилу его держала. В загоне пес сначала сидел, потом стал рысью бегать, а когда я его повалила на спину, стала трепать, сначала испугался и, впрочем, второй же раз лежал смирно. А когда отпустила, вскочил, толкнул меня лапами и стал носиться по загону большими кругами, которые постепенно суживал. Потом, набегавшись, стал проситься обратно в клетку. После этого он при виде меня уже радовался, виляя хвостом, и ласкался и, если проходила мимо, начинал скулить…»
Приручив Скукума, Чаплина периодически гуляла с ним по зоопарку - упоминания о нем встречаются в различных ее записях на протяжении 1924-1928 годов.
281. Спиридон, павиан гамадрил.
Из коллекции Московского зоопарка начала 1940-х. Осенью с группой особо ценных животных был отправлен в Свердловск, где транспорт со зверями принимала Вера Чаплина, эвакуировавшаяся туда с детьми и поступившая на работу в местный зоопарк.
282. Стасик, жеребенок.
Жеребенок, до революции купленный Л.В.Чаплиной, по-видимому, для семейного имения Сосуново Ржевского уезда Тверской губернии, герой наброска Веры Чаплиной [1959]:
(РГАЛИ, ф. 3460)
«Жеребенок Стасик
Мама очень любила животных. Еще в дореволюционное время приехал мужичок на тощей лошадке с жеребенком. Мама похвалила жеребенка. Мужичок говорит - хорош-то хорош, отец у него рысак, хотел выходить, да убить придется - сейчас в поле пахота, лошадь слаба, а жеребенок и совсем ее вытянет. Мама пожалела и купила жеребенка. Жеребенку было всего около недели. Пришлось кормить его молоком, добавляя овсяную муку. Делались запоры, пришлось ставить клистиры. Жеребенок привык, бегал как собака, ходил с детьми на прогулку, заходил в комнаты.
Стал хорошей рабочей лошадью».
283-286. Сурка (уссурийский енот), Пионер (степная лисица корсак), Каштан (дворняжка) и Урс (помесь волка с собакой).
Из коллекции Московского зоопарка второй половины 1920-х. Вера Чаплина занималась с ними осенью-зимой 1928 г., о чем свидетельствуют ее запись первой половины 1930-х:
«Что рассказал мне снег
На старой территории зоопарка, около большого пруда, стоит маленький зеленый домик. Сейчас там помещение КЮБЗа, а в 1928 году он пустовал, и в нем находились животные, с которыми я занималась. Среди них был песец Пушок [о нем см. отдельную запись], степная лисица корсак - Пионер и, наконец, совсем ручная енотка Сурка. Сурка была удивительным зверем. К людям она относилась хорошо, а собратьев своих не любила, кусала, и поэтому я ее держала в домике. Сидели все животные в клетках. Но, т.к. там было очень тесно, я их выпускала побегать в комнату. Первое время они очень не ладили. Кошка не слезала с печи, корсак с песцом дрались, а Сурка всех кусала без разбора. Не тронула она только щенят - дворняжку Каштана и помесь волка с собакой Урса. Бедняжки забились в угол и боялись даже шелохнуться. Вскоре животные освоились. Они перестали драться, а Сурка совсем неожиданно полюбила Урса.
Однажды его покусал Пионер. Видя, как обижают ее любимца, Сурка страшно разозлилась. Бросилась на обидчика и задала такую трепку, что после тот никогда не трогал Урса. Вообще же Сурка была спокойной и совсем ручной. Такой ручной, что я выпускала ее наружу, и она никуда не уходила. Когда подрос Урс, Сурка стала его брать с собой. Долго не решался выйти этот трусливый щенок. С поджатым хвостом, озираясь, словно воришка, подкрадывался к двери и при малейшем шорохе кидался обратно. Смешно было смотреть на старания Сурки. Едва щенок нерешительно останавливался, подбегала к нему, и, заигрывая, казалось, звала за собой. Постепенно Урс привык, и они стали гулять вместе. Сурка была за старшую. Она руководила первыми шагами щенка, который послушно ходил за ней. Вскоре к их путешествиям присоединилась еще и кошка. [...] Она осторожно кралась сзади или быстро перебегая от одного укрытия к другому следовала за ними.
Эти вечерние прогулки сблизили зверей. Как только наступал вечер, я открывала дверь, и они шумной гурьбой бросались к ней, но, очутившись наружи, их движения становились осторожными, лапки ступали неслышно, и они осторожно и бесшумно исчезали в темноте. Иногда за ними выбегала дворняжка Каштан. Тогда крадущиеся шаги нарушал шум его лап, а радостный лай казался особенно громким. Но эти взрывы радости не встречали ответа. Никто не отвечал на его бурные ласки. Кошка шипела, царапалась, Урс, поднимая хвост, отбегал, а всегда ласковая Сурка больно кусала за лапы. [...] Постепенно Каштан понял, что там, где кончается свет - он лишний. И, предпочитая потрепать лису, он стал оставаться дома. Зато Урс, Сурка и кошка с каждым днем уходили все дальше и дальше. Теперь уже руководил Урс. Он сильно вырос, н по-прежнему оставался пугливым. При каждом звуке вздрагивал, оборачивался и, когда Сурка нерешительно останавливалась, ласкался, скулил и звал ее дальше. Несколько раз я пыталась за ними проследить. Но ничего не выходило. Как я не подкрадывалась, всегда их находила встревоженными моим присутствием. Подошла зима. Все зверюшки покрылись пушистой теплой шерсткой. Песец из серого стал совсем белым, а долговязого Урса нельзя было узнать. Он выровнялся и стал красивым большим псом. По-прежнему я приходила вечерами и выпускала зверей. Но теперь уходя, они оставляли на пушистом снеге след. След уходил от домика и скрывался в темноте.
Я не следопыт, но меня интересовало, что могло быть общего между этими зверьми. И когда они возвращались, я шла по их следам и по темным отпечаткам на снегу старалась прочесть, что они делали. Вот большой широкий след Урса. Там, где наполовину вязнет его лапа, видно, как бороздя грудью, пробиралась Сурка. Кошачьи следы маленьких лапок всегда были немного в стороне. Они избегали глубокого снега и виднелись только на дорожках. Около забора, отделяющего сад от улицы, следы бывали редко и то одного Урса. Они подходили к самому забору, а четыре глубоких следа от его лап показывали, что он простаивал подолгу. Меня удивило, что всегда трусливый Урс…» [здесь запись обрывается]
287. Султан, немецкая овчарка.
В 1960-х годах, когда Вера Чаплина с мужем приезжали зимой на садовый участок, они не раз видели, как мимо забора по направлению к шоссе неторопливо проходила немецкая овчарка их дачного соседа скульптора Владимира Бабкина. Это был известный на всю округу Султан - все знали, что его посылают встречать к автобусной остановке дочь Бабкина студентку Марину.
Остановка была не близко: нужно было пройти полем, затем переулком (мимо садового участка Веры Васильевны) и выйти к МКАД. Султану открывали калитку, говорили: «Иди встречать Марину», и он, не торопясь, отправлялся к остановке по вытоптанной в снегу тропинке. Если кто-то шел ему навстречу, Султан останавливался и очень выразительно смотрел человеку в глаза. Он не рычал, не скалился, только смотрел. Но никто не решался согнать овчарку с узкого пути - настолько Султан выглядел угрожающе. Он не уступал дороги даже тем, кого хорошо знал, и люди сходили с утоптанной тропинки в сторону - чертыхаясь и проваливаясь в глубокий снег.
Дойдя до остановки, он садился немного в стороне и спокойно ждал Марину. Когда та выходила из автобуса и начинала бурно его ласкать, Султан сдержанно вилял хвостом, затем разворачивался и степенно шел впереди нее к дому. Вел за собой.
288. Сынок, бурый медвежонок.
Из коллекции Московского зоопарка начала 1940-х; упомянут «Вечерней Москвой» 19 ноября 1940 года:
289. Сынок, белый медведь.
Из коллекции Московского зоопарка 1940-х - 1950-х. Родился в первых числах января 1940 года (это был первый случай рождения белого медвежонка в зоопарках СССР), родители Буян и Пушинка.
В архиве писательницы не сохранилось записей о Сынке, но Вера Чаплина - в то время заведующая всей секцией хищных, - конечно же, прекрасно его знала.
В начале мая Сынок поступил в звериный «детский сад», на площадку молодняка:
(Новости зоопарка // Вечерняя Москва, 7 мая 1941 г.)
В июле-августе 1941 года, когда особо ценных животных эвакуировали из Москвы Сынок (по-видимому, из-за юного возраста) был оставлен в зоопарке, где и провел все годы войны.
(Зоопарк зимой // Вечерняя Москва, 22 декабря 1944 г.)
Молодую белую медведицу, о которой говорится в заметке, подарил зоопарку знаменитый полярник Иван Папанин. Звали ее Снежинка.
Непростую встречу белых медведей, описал полтора года спустя Семен Канцлер, возглавивший секцию хищных во время свердловской эвакуации Веры Чаплиной:
(«Вечерняя Москва», 7 августа 1946 г.)
Трудно сказать, насколько долгими оказались отношения между Сынком и Снежинкой, но путеводитель «Московский зоопарк» 1952 года показывает, что в начале 1950-х Сынок в своей большой клетке с цементным бассейном на Старой территории зоопарка вел жизнь одинокого холостяка, с соответствующими «развлечениями»:
Продолжение следует…
.