От реализма - к условности
В комментариях к посту о зарубежных иллюстрациях рассказов Веры Чаплиной (http://kid-book-museum.livejournal.com/550998.html#comments) зашел разговор о чрезмерной условности большинства из них. И о преимуществе более реалистических и в чем-то даже «натуралистических» рисунков Георгия Никольского, настоящего «профи» анималистического жанра, чья свободная и в чем-то не менее условная манера была основана на блестящем знании натуры и мастерском владении средствами ее передачи.
Но вот что интересно: эта точка зрения убедительна в отношении именно зоопарковских рассказов Чаплиной, в центре каждого из которых - портрет - фигура, характер и поведение редкого, необычного животного в пространстве искусственной для него среды. Здесь анималистическое мастерство иллюстратора несет очень большую содержательную нагрузку.
А в дачных рассказах Чаплиной обыкновенные животные и птицы встречаются людям в обычном загородном пейзаже, и в центре повествования оказывается сам факт их случайной встречи - немного странной и почти всегда забавной. Нужен ли иллюстрациям таких историй анималистический реализм?
На этот вопрос попробуем ответить после просмотра рисунков немецкого издания рассказов Веры Чаплиной из цикла «Случайные встречи»
К рассказу «Лесная кормушка»:
«…Не думайте, что Слава был хороший лыжник, совсем нет! Он ходил так медленно, что все ребята дразнили его «тихоходом». Но Слава не обижался. Не для того, чтобы стать лыжником-чемпионом, отправлялся он в лес.
Он шёл тихо, не торопясь, ко всему приглядывался, прислушивался...»
«…Поползень совсем оправился и теперь смело летал по комнате, лазал по книгам и всюду совал свой клюв. Очевидно, он был голоден и разыскивал, чем бы поживиться. Слава поставил ему на шкаф блюдечко с водой, рядом насыпал семечек, и поползень, не ожидая приглашения, сразу принялся за еду. Наелся, а потом, как и в лесу, стал делать запасы. Он засовывал семечки в страницы книг, прятал в занавески, за картины, затем неожиданно сел к маме на голову и начал совать ей семечки в волосы. То-то было смеху!..
Почти всю неделю прожил поползень у Славы. За это время он вполне освоился со своим новым местом и ничего не боялся. Смело таскал с тарелок еду или купался в блюдечке с остывшим чаем... Словом, вёл себя так, будто прожил в доме всю свою птичью жизнь. А потом случилось непредвиденное: мама открыла форточку, чтобы проветрить комнату, и поползень улетел…»
Die Igel in der Hundehutte (Ёж в собачьей конуре)
Издательство «Der Kinderbuchverlag», Берлин, 1980 (+ переиздания 1983 и 1987 гг.)
Перевод Dieter Pommerenke. 86 стр.
Художник Erdmut Oelschlaeger
РГАЛИ фонд № 3460
К рассказу «Мухтар»:
«…Наш дом стоял немного в стороне. Мимо вилась узкая тропинка к реке, к лесу и к тем нескольким домам, которые находились дальше за полем.
Летом здесь проходило много народу, зато осенью и зимой было совсем пустынно. Люди шли в обход по шоссе и потом сворачивали к своим домам. Идти так было дальше, но зато спокойней. Проходить в сумерках мимо пустых дач все избегали.
Мухтар оказался умным и сообразительным псом. Скоро он не только знал всех людей, живущих поблизости, но охотно их встречал у автобусной остановки и провожал нашим переулком.
Особенно старательно провожал он детей. Раньше Катю и Олю встречала мама. Приходила с работы усталая, а вместо отдыха шла встречать их. Зимой темнело рано, и идти заснеженным, нежилым переулком, а там ещё полем было страшно. Но теперь, с появлением добровольного провожатого, Мария Ивановна не беспокоилась за ребятишек: Мухтар шёл с ними до самого дома…»
«…Виктор Иванович возвращался с работы всегда поздно и, чтобы не идти одному, звал Мухтара. Он не кричал, не свистел, а хлопал в ладоши. Звук от хлопков получался громкий, и Мухтар прибегал сразу. И никогда не забывал Виктор Иванович приласкать и угостить своего верного провожатого. Вот его-то однажды и выручил Мухтар.
Случилось это в один из зимних дней. Виктор Иванович вышел из автобуса, и не успела машина отойти, как к нему подошли два рослых парня в надвинутых на глаза шапках.
- Давай деньги! - коротко потребовал один из них.
Положение создавалось довольно неприятное. Деньги у Виктора Ивановича были, но отдавать их он не собирался. Вместе с тем справиться одному с двумя здоровыми парнями ему не под силу. Убежать тоже некуда - впереди узкая, загороженная грабителями тропинка, по бокам глубокий снег. Кричать бесполезно. Кругом ни души.
И тут он вспомнил Мухтара. Чтобы его позвать, даже не надо кричать, надо просто хлопнуть в ладоши. Решение пришло мгновенно.
- Сейчас, ребята, сейчас, что-то руки замёрзли! - И, похлопав в ладоши, Виктор Иванович медленно полез в карман...
Услышал ли Мухтар? И Мухтар услышал…»
К рассказу «Забавный медвежонок»:
«…После их отъезда для тёти Кати началось то самое страшное, о чём она даже много времени спустя не могла без содрогания вспоминать. Медвежонок был ещё терпим, пока вся семья находилась дома, и он досаждал каждому понемногу. Теперь же, оставшись лишь с Леночкой и тётей Катей, непоседливый малыш всё своё внимание сосредоточил на них. Он ни на шаг не отходил от Лены и от тёти Кати, словно боясь, что они тоже исчезнут, и ничего не давал им делать. Нужно было посадить цветочную рассаду, а медвежонок лез под руки, выдёргивал только посаженные растения, не давал работать, а если его отталкивали, злился и даже пытался укусить. Пришлось посадку цветов отложить на другое, более удобное время и идти домой. Но и там от маленького озорника не было покоя.
Напрасно Леночка пыталась его чем-нибудь занять и даже предлагала свои игрушки. Малыш не пожелал с ними заниматься, сразу распотрошил Леночкину любимую куклу и разорвал мяч. Потом его заинтересовала скатерть. Он стащил её со стола прямо с посудой, а пока тётя Катя подбирала осколки, вскарабкался на буфет и сбросил вазу с цветами. Тут уж тётя Катя не стерпела, она схватила медвежонка за шиворот, сунула его в ещё пустую после ремонта комнату и заперла…»
К рассказу «Как хорошо!»:
«…в этот же день коробка, полная маленьких пуховых комочков, переселилась ко мне. Их оказалось двадцать.
- Ты же говорила, что цыплят около десяти! - строго сказала я.
Но Люда, пробормотав, что столько, наверное, выживет, поторопилась уйти. Ей казалось, это самый верный способ избавиться от моих нравоучений.
Впрочем, я и сама думала, что из этих маленьких, нежных комочков вряд ли кто останется жив. Ведь они так много путешествовали в этот морозный февральский день, да ещё в такой холодной коробке.
Однако живыми остались все. Все до одного. Сначала я их поместила в фанерном ящике из-под посылки, но очень скоро им стало там тесно. Стоило мне снять крышку, как они тут же вспархивали на край ящика, махали крылышками и старались удрать, порезвиться на просторе…»
«…Помню, однажды мне надо было отлучиться из дома на весь день. Я приготовила цыплятам еду, разделила её на несколько порций и попросила нашу соседку Любовь Ивановну их накормить.
- Только осторожней еду ставьте, чтобы не выскочили, - на всякий случай предупредила я.
- Не волнуйтесь, Вера Васильевна! Небось цыплята не звери, уж как-нибудь справлюсь, - сказала Любовь Ивановна, принимая от меня посуду с кормом для цыплят.
Ушла я спокойно.
Пришла домой уже вечером. Открыла дверь и понять ничего не могу: посредине комнаты на стуле сидит Любовь Ивановна и плачет, а кругом творится что-то несусветное. Все двадцать цыплят по квартире разгуливают - кто на гардеробе, кто на кровати, словно в песке, роется, кто на столе закусывает. А на ковре, на полу - везде, где только доступно, цыплята постарались оставить свои «визитные карточки»! Это не считая разбитой хрустальной вазы да обклёванных и обломанных цветов…»
[Здесь стоит сделать примечание: Любовь Ивановна была, как и все персонажи Чаплиной совершенно реальным человеком: соседкой по кооперативу «Советский писатель», из квартиры напротив (а точнее - женой поэта-песенника Антона Ходакова-Пришельца). Любовь Ивановна, которая в иллюстрации нарисована эдакой клушей, на самом деле была дамой представительной, и где-то даже высокомерной, но то, что за этот день сделали с ней двадцать цыплят-подростков, превратили ее именно в такую несчастную, рыдающую, растрепанную и невменяемую бабку, которую вы видите на картинке]
К рассказу «Наш воробушек Пик»:
«…но тут моё внимание привлёк птичий шум у соседа.
Там, около домика, где поселился со своей подругой Пик, шёл бой за гнездо. По-видимому, он начался уже давно. Воробьихи нигде не было видно; очевидно, она уже отступила. Зато Пик отступать не собирался.
Он продолжал сидеть в гнезде и мужественно отражал нападение двух скворцов. Несколько раз они хватали его за серую шапочку и пытались вытащить, но Пик каждый раз вырывался и, оставляя у них в клюве кусочек пуха, опять скрывался в домике.
Не знаю, кто бы вышел победителем; почему-то мне хотелось, чтобы им был именно Пик, но тут вмешался сосед. Он подставил к дереву лестницу, влез на неё и выгнал из скворечника воробья. Нужно было видеть, как кричал и волновался Пик, пока сосед выбрасывал его гнездо, и как пытался вновь отбить уже занятый скворцами домик.
Наконец, весь избитый, с торчащими во все стороны перьями, маленький храбрец должен был отступить. Тяжело дыша, уселся он на заборе рядом с подлетевшей к нему воробьихой. Куда девалась его серая шапочка! Вместо неё виднелась белая лысинка, по которой теперь Пика было легко отличить от других воробьёв…»
К рассказу «Хитрые вороны» (эпизод из детства Веры Чаплиной, когда она в 1918 году десятилетней девочкой попала в Ташкент):
«…Проведав об этих запасах, мы решили ими поживиться. Отнять у ворон орехи нам казалось гораздо интересней, чем сшибать их с деревьев или рвать. И вот старый, заброшенный огород превратился в место охоты за вороньими запасами.
Охотились мы не в одиночку, а всегда компанией и с постоянным спутником наших детских игр - собакой Тузиком. Притаившись в арыке, он вместе с нами терпеливо ждал, когда вороны наедятся и начнут делать запасы. Как только птица с орехом в клюве садилась на землю, от всех нас требовалось особое внимание. Надо было выскочить из засады быстро и вовремя. Выбрать момент, когда ворона только ещё готовилась спрятать добычу и как можно больше шуметь, чтобы она не успела её спрятать или унести с собой. Мы дружно выскакивали из своего укрытия, махали тюбетейками, орали и со всех ног бросались к сидящим птицам, а Тузик, наш лучший помощник, с громким лаем мчался впереди всех.
Перепуганные вороны оставляли орехи и улетали, а мы их тут же собирали…»
.
Но вот что интересно: эта точка зрения убедительна в отношении именно зоопарковских рассказов Чаплиной, в центре каждого из которых - портрет - фигура, характер и поведение редкого, необычного животного в пространстве искусственной для него среды. Здесь анималистическое мастерство иллюстратора несет очень большую содержательную нагрузку.
А в дачных рассказах Чаплиной обыкновенные животные и птицы встречаются людям в обычном загородном пейзаже, и в центре повествования оказывается сам факт их случайной встречи - немного странной и почти всегда забавной. Нужен ли иллюстрациям таких историй анималистический реализм?
На этот вопрос попробуем ответить после просмотра рисунков немецкого издания рассказов Веры Чаплиной из цикла «Случайные встречи»
К рассказу «Лесная кормушка»:
«…Не думайте, что Слава был хороший лыжник, совсем нет! Он ходил так медленно, что все ребята дразнили его «тихоходом». Но Слава не обижался. Не для того, чтобы стать лыжником-чемпионом, отправлялся он в лес.
Он шёл тихо, не торопясь, ко всему приглядывался, прислушивался...»
«…Поползень совсем оправился и теперь смело летал по комнате, лазал по книгам и всюду совал свой клюв. Очевидно, он был голоден и разыскивал, чем бы поживиться. Слава поставил ему на шкаф блюдечко с водой, рядом насыпал семечек, и поползень, не ожидая приглашения, сразу принялся за еду. Наелся, а потом, как и в лесу, стал делать запасы. Он засовывал семечки в страницы книг, прятал в занавески, за картины, затем неожиданно сел к маме на голову и начал совать ей семечки в волосы. То-то было смеху!..
Почти всю неделю прожил поползень у Славы. За это время он вполне освоился со своим новым местом и ничего не боялся. Смело таскал с тарелок еду или купался в блюдечке с остывшим чаем... Словом, вёл себя так, будто прожил в доме всю свою птичью жизнь. А потом случилось непредвиденное: мама открыла форточку, чтобы проветрить комнату, и поползень улетел…»
Die Igel in der Hundehutte (Ёж в собачьей конуре)
Издательство «Der Kinderbuchverlag», Берлин, 1980 (+ переиздания 1983 и 1987 гг.)
Перевод Dieter Pommerenke. 86 стр.
Художник Erdmut Oelschlaeger
РГАЛИ фонд № 3460
К рассказу «Мухтар»:
«…Наш дом стоял немного в стороне. Мимо вилась узкая тропинка к реке, к лесу и к тем нескольким домам, которые находились дальше за полем.
Летом здесь проходило много народу, зато осенью и зимой было совсем пустынно. Люди шли в обход по шоссе и потом сворачивали к своим домам. Идти так было дальше, но зато спокойней. Проходить в сумерках мимо пустых дач все избегали.
Мухтар оказался умным и сообразительным псом. Скоро он не только знал всех людей, живущих поблизости, но охотно их встречал у автобусной остановки и провожал нашим переулком.
Особенно старательно провожал он детей. Раньше Катю и Олю встречала мама. Приходила с работы усталая, а вместо отдыха шла встречать их. Зимой темнело рано, и идти заснеженным, нежилым переулком, а там ещё полем было страшно. Но теперь, с появлением добровольного провожатого, Мария Ивановна не беспокоилась за ребятишек: Мухтар шёл с ними до самого дома…»
«…Виктор Иванович возвращался с работы всегда поздно и, чтобы не идти одному, звал Мухтара. Он не кричал, не свистел, а хлопал в ладоши. Звук от хлопков получался громкий, и Мухтар прибегал сразу. И никогда не забывал Виктор Иванович приласкать и угостить своего верного провожатого. Вот его-то однажды и выручил Мухтар.
Случилось это в один из зимних дней. Виктор Иванович вышел из автобуса, и не успела машина отойти, как к нему подошли два рослых парня в надвинутых на глаза шапках.
- Давай деньги! - коротко потребовал один из них.
Положение создавалось довольно неприятное. Деньги у Виктора Ивановича были, но отдавать их он не собирался. Вместе с тем справиться одному с двумя здоровыми парнями ему не под силу. Убежать тоже некуда - впереди узкая, загороженная грабителями тропинка, по бокам глубокий снег. Кричать бесполезно. Кругом ни души.
И тут он вспомнил Мухтара. Чтобы его позвать, даже не надо кричать, надо просто хлопнуть в ладоши. Решение пришло мгновенно.
- Сейчас, ребята, сейчас, что-то руки замёрзли! - И, похлопав в ладоши, Виктор Иванович медленно полез в карман...
Услышал ли Мухтар? И Мухтар услышал…»
К рассказу «Забавный медвежонок»:
«…После их отъезда для тёти Кати началось то самое страшное, о чём она даже много времени спустя не могла без содрогания вспоминать. Медвежонок был ещё терпим, пока вся семья находилась дома, и он досаждал каждому понемногу. Теперь же, оставшись лишь с Леночкой и тётей Катей, непоседливый малыш всё своё внимание сосредоточил на них. Он ни на шаг не отходил от Лены и от тёти Кати, словно боясь, что они тоже исчезнут, и ничего не давал им делать. Нужно было посадить цветочную рассаду, а медвежонок лез под руки, выдёргивал только посаженные растения, не давал работать, а если его отталкивали, злился и даже пытался укусить. Пришлось посадку цветов отложить на другое, более удобное время и идти домой. Но и там от маленького озорника не было покоя.
Напрасно Леночка пыталась его чем-нибудь занять и даже предлагала свои игрушки. Малыш не пожелал с ними заниматься, сразу распотрошил Леночкину любимую куклу и разорвал мяч. Потом его заинтересовала скатерть. Он стащил её со стола прямо с посудой, а пока тётя Катя подбирала осколки, вскарабкался на буфет и сбросил вазу с цветами. Тут уж тётя Катя не стерпела, она схватила медвежонка за шиворот, сунула его в ещё пустую после ремонта комнату и заперла…»
К рассказу «Как хорошо!»:
«…в этот же день коробка, полная маленьких пуховых комочков, переселилась ко мне. Их оказалось двадцать.
- Ты же говорила, что цыплят около десяти! - строго сказала я.
Но Люда, пробормотав, что столько, наверное, выживет, поторопилась уйти. Ей казалось, это самый верный способ избавиться от моих нравоучений.
Впрочем, я и сама думала, что из этих маленьких, нежных комочков вряд ли кто останется жив. Ведь они так много путешествовали в этот морозный февральский день, да ещё в такой холодной коробке.
Однако живыми остались все. Все до одного. Сначала я их поместила в фанерном ящике из-под посылки, но очень скоро им стало там тесно. Стоило мне снять крышку, как они тут же вспархивали на край ящика, махали крылышками и старались удрать, порезвиться на просторе…»
«…Помню, однажды мне надо было отлучиться из дома на весь день. Я приготовила цыплятам еду, разделила её на несколько порций и попросила нашу соседку Любовь Ивановну их накормить.
- Только осторожней еду ставьте, чтобы не выскочили, - на всякий случай предупредила я.
- Не волнуйтесь, Вера Васильевна! Небось цыплята не звери, уж как-нибудь справлюсь, - сказала Любовь Ивановна, принимая от меня посуду с кормом для цыплят.
Ушла я спокойно.
Пришла домой уже вечером. Открыла дверь и понять ничего не могу: посредине комнаты на стуле сидит Любовь Ивановна и плачет, а кругом творится что-то несусветное. Все двадцать цыплят по квартире разгуливают - кто на гардеробе, кто на кровати, словно в песке, роется, кто на столе закусывает. А на ковре, на полу - везде, где только доступно, цыплята постарались оставить свои «визитные карточки»! Это не считая разбитой хрустальной вазы да обклёванных и обломанных цветов…»
[Здесь стоит сделать примечание: Любовь Ивановна была, как и все персонажи Чаплиной совершенно реальным человеком: соседкой по кооперативу «Советский писатель», из квартиры напротив (а точнее - женой поэта-песенника Антона Ходакова-Пришельца). Любовь Ивановна, которая в иллюстрации нарисована эдакой клушей, на самом деле была дамой представительной, и где-то даже высокомерной, но то, что за этот день сделали с ней двадцать цыплят-подростков, превратили ее именно в такую несчастную, рыдающую, растрепанную и невменяемую бабку, которую вы видите на картинке]
К рассказу «Наш воробушек Пик»:
«…но тут моё внимание привлёк птичий шум у соседа.
Там, около домика, где поселился со своей подругой Пик, шёл бой за гнездо. По-видимому, он начался уже давно. Воробьихи нигде не было видно; очевидно, она уже отступила. Зато Пик отступать не собирался.
Он продолжал сидеть в гнезде и мужественно отражал нападение двух скворцов. Несколько раз они хватали его за серую шапочку и пытались вытащить, но Пик каждый раз вырывался и, оставляя у них в клюве кусочек пуха, опять скрывался в домике.
Не знаю, кто бы вышел победителем; почему-то мне хотелось, чтобы им был именно Пик, но тут вмешался сосед. Он подставил к дереву лестницу, влез на неё и выгнал из скворечника воробья. Нужно было видеть, как кричал и волновался Пик, пока сосед выбрасывал его гнездо, и как пытался вновь отбить уже занятый скворцами домик.
Наконец, весь избитый, с торчащими во все стороны перьями, маленький храбрец должен был отступить. Тяжело дыша, уселся он на заборе рядом с подлетевшей к нему воробьихой. Куда девалась его серая шапочка! Вместо неё виднелась белая лысинка, по которой теперь Пика было легко отличить от других воробьёв…»
К рассказу «Хитрые вороны» (эпизод из детства Веры Чаплиной, когда она в 1918 году десятилетней девочкой попала в Ташкент):
«…Проведав об этих запасах, мы решили ими поживиться. Отнять у ворон орехи нам казалось гораздо интересней, чем сшибать их с деревьев или рвать. И вот старый, заброшенный огород превратился в место охоты за вороньими запасами.
Охотились мы не в одиночку, а всегда компанией и с постоянным спутником наших детских игр - собакой Тузиком. Притаившись в арыке, он вместе с нами терпеливо ждал, когда вороны наедятся и начнут делать запасы. Как только птица с орехом в клюве садилась на землю, от всех нас требовалось особое внимание. Надо было выскочить из засады быстро и вовремя. Выбрать момент, когда ворона только ещё готовилась спрятать добычу и как можно больше шуметь, чтобы она не успела её спрятать или унести с собой. Мы дружно выскакивали из своего укрытия, махали тюбетейками, орали и со всех ног бросались к сидящим птицам, а Тузик, наш лучший помощник, с громким лаем мчался впереди всех.
Перепуганные вороны оставляли орехи и улетали, а мы их тут же собирали…»
.