дипломата, посла СССР в Англии Ивана Майского:
Я сделал сегодня Галифаксу следующее заявление:
I am instructed by my Government to convey to you the following message:
1) The Soviet Government takes note of the decision of the British Government to send Mr.Strang to Moscow.
2) In order to avoid any misunderstanding the Soviet Government deems it necessary to state that the problem of the 3 Baltic States is now the problem without satisfactory solution of which our negotiations can not be brought to a successful conclusion. The security of the NW borders of the USSR by the garanty of common resistance to a direct or indirect aggression against Estonia, Latvia and Finland on the part of the three contracting parties is indispensable condition of agreement. This opinion of the SG was fully endorsed only a few days ago by the Supreme Council (Soviet Parliament) and is being unanimously supported by the public opinion of the country.
3) In connection with the question of three Baltic States I have to point out that in the view of the SG the crux of the problem consist not in the skillful drafting of an ingenious formula which might look admirably on the paper but be of a very little use in practical application. The main thing is to get an agreement on the substance of the problem, i.e. on the common resistance of the three contracting parties to a direct or indirect aggression against Estonia, Latvia and Finland. Given such an agreement it would be not very difficult to find a suitable formula.
4) With regard to the point 6 of the last Soviet proposals, concerning the simultaneous entry into force of the political and military agreements, I am instructed to say that this question could be settled in the process of négociations.
При этой части беседы присутствовал Стрэнг. Галифакс подробно записывал мои слова. По-видимому, он был доволен и спросил, сделано ли такое же заявление францпра в Париже. Так как я не мог ответить на вопрос Галифакса с уверенностью, он сказал, что сам сообщит французам о моем сегодняшнем «message».
Со своей стороны, Галифакс сделал два замечания. Во-первых, правильно, что сущность важнее формулы, хотя формулы все-таки избежать нельзя. Сущность же состоит в том, что бритпра признает полную законность нашего желания тройственной гарантии против прямой или косвенной агрессии в Прибалтике, но хочет реализовать ее так, чтобы не ссориться с балтийскими странами. Никакой твердой «формулы» в этом смысле Стрэнгу не дано, но Сидсу и ему предоставлены широкие полномочия исходя из общей точки зрения бритпра на месте изыскать пути к достижению соглашения с совпра. Он надеется, что это им удастся. Во-вторых, наши сомнения по п.6 последних советских предложений (одновременное вступление в силу пакта и военной конвенции), может быть, можно было бы рассеять тем, что будет установлен определенный срок приступа к военным переговорам?
Я не стал с Галифаксом дискутировать по затронутым им пунктам и только заметил, что, вероятно, все эти вопросы станут предметом обсуждения в Москве.
Далее Стрэнг, кот[орый] торопился на свой аэроплан, встал и ушел, а мы с Галифаксом еще продолжали беседу. Я спросил его, как он представляет себе перспективы на нынешнее лето? Галифакс ответил, что ждет больших трудностей в июле и августе, т.к. Гитлер несомненно захочет прийти к Нюрнбергу с трофеями (имеется в виду съезд нацистской партии в Нюрнберге, намеченный на август-сентябрь 1939 г. (не состоялся в связи с началом войны в Европе). Но если «фронт мира» будет тверд, никаких трофеев у него не окажется. Я высказал мнение, что, если даже тройственный блок в ближайшем будущем организуется, Гитлер несомненно сделает «пробу» его солидности в каком-либо новом европейском кризисе. Только если немцы будут биты в этой «пробе» (биты хотя бы не в военном, а в политическом смысле), Гитлер станет всерьез раскидывать умом, что ему дальше делать? Галифакс с этим согласился.
Тогда я как бы вскользь заметил, что не совсем понимаю, почему Галифакс счел нужным произнести свою четверговую речь (8 июня) именно сейчас? Мне кажется, что она была преждевременна.
Несколько смутившись, Галифакс стал оправдываться, что речь, мол, была хорошо сбалансирована, что твердые и мягкие ноты в ней были более или менее уравновешены и что главной целью речи было противодействовать пропаганде Геббельса о якобы ведущемся «окружении» Германии, пропаганде, кот[орая], к сожалению, находит большой отклик в немецких сердцах. Никакого возврата к «умиротворению» нет и не может быть.
Я ответил, что для борьбы с пропагандой [Й.] Геббельса было бы гораздо полезнее лучше использовать оружие английского радио. Галифакс с этим согласился и сказал, что как раз завтра у него будет представитель ББС, с которым он хочет говорить о расширении и углублении радиопропаганды на немецком языке.
- Во всяком случае, - закончил я, - ваша последняя речь уже дала повод для разного рода спекуляций, кот[орых] лучше всего было бы избежать.
- Я, пожалуй, согласен, - откликнулся Галифакс, - что с произнесением такой речи было бы полезнее подождать до окончания наших с вами переговоров, но, к сожалению, мы, английские парламентарии, иногда вынуждены выступать не тогда, когда мы считали бы это целесообразным, а когда этого от нас требуют парламентские обстоятельства.
Перед уходом я осторожно намекнул Галифаксу, что ему было бы полезно съездить в Москву, и что в Москве его ждал бы хороший прием. Мой намек пал на благоприятную почву. Правда, Галифакс стал формально отговариваться, ссылаясь на международную ситуацию, которая приковывает его к Лондону, но видно было, что мысль моя ему понравилась. Он обещал ее обдумать.
Англичане явно обижены на неприезд т. Потемкина в Женеву. Они также задеты отказом т. Ворошилова приехать на английские маневры. Выступление Галифакса 8 июня в основе несомненно было продиктовано желанием погрозить нам кулаком за нашу «неуступчивость» в переговорах. Но все-таки мне кажется, что, если не помешают к[акие]-л[ибо] экстраординарные обстоятельства, Галифакс в Москву поедет.
Был сэр Джордж Пейш, только что вернувшийся из Японии, где он провел недели три за изучением состояния экономики и финансов страны. Лепетал что-то несуразно-пацифистско-фритредерское насчет необходимости сказать Японии, что Англия, Франция, СССР, США готовы предоставить Японии «местечко под солнцем», если она будет вести себя хорошо, и был разочарован, когда не нашел у меня в этом сочувствия.
Гораздо интереснее то, что Пейш рассказывал о положении Японии. Ее золотой запас быстро тает: год назад он равнялся 800 млн йен, 1 января 1939 [г.] - 500 млн, а к 1 мая т[екущего]/г[ода] сократился до 300 млн. К концу 1939 г. от японского золота останется, очевидно, лишь одно воспоминание. Между тем Япония должна ввозить большие количества железа, нефти, хлопка и т.п. Учитывая состояние промышленности, торговли, финансов, Пейш приходит к выводу, что не позже весны 1940 г. японская экономическая система должна крахнуть. Вот почему Япония должна всеми средствами добиваться «решения» китайской войны в течение ближайших 6-8 мес[яцев], иначе она погибла.
Если бы расчеты Пейша оказались правильными! Так много пророчеств мне уже приходилось слышать насчет сроков «кризиса» в Японии (а также в Германии и Италии), и так плохо они до сих пор оправдывались, что невольно становишься скептиком в отношении таких предсказаний. Но все-таки где-то есть настоящий «breaking point». Не подходим ли мы уже к нему в Японии?..