19 декабря 1943-го года
из дневников
Георгий Славгородский, школьный учитель, 29 лет, старший лейтенант, заместитель командира батальона, Украина:
19 декабря.
КП в овраге, что юго-западнее села. Сидим в обороне, людей мало, оборона жидкая. Выкопали новое КП, теперь и гостям есть, где помещаться. Одеваемся в зимнее, а погода мокрая.
Поработал на КП из любви к спорту, вспотел, а затем остыл - и заболел. Вроде грипп, аппетит отбило, десять раз потел, а сегодня поднялся на ноги.
Лежу на квартире, где помещается хозвзвод. Сегодня хозяйка рассказывала о народном горе. Как прорвались наши танки с десантами и по ложной информации напоролись на основные силы немцев. Как жители спасали раненых (молодых, раненых, маленьких), выдавая за своих братьев, детей, и под угрозой смерти не выдавали их. Спасенные таким образом танкисты приехали в назначенное число в гости, когда село было освобождено. Наряду с этим - староста, выдававший своих людей, издевавшийся над ними. Теперь его повесили. (Женщину, снимавшую с тяжелораненого бойца одежу, он просит, что ему холодно будет. Мужчина, пришедший помогать раненым и видевший эту картину, бросился на эту женщину и побил ее.)
Немец, взявшийся лечить нашего раненого, посоветовал приписать его в семейство, в колхоз. Нашелся доносчик, и этого немца убили. В Березовке такой же случай - остался раненый в квартире, зашел немец, похлопал по плечу и сказал «отдыхай Русь, отдыхай». Только вон этому немцу, говорит, не показывайте его.
А рассказ матери, этой же хозяйки, о лагерях и пленных настолько яркий и трогательный, что она сама заплакала, и мне тоже хотелось плакать.
Левее нас на 111 стрелковую дивизию немец пошел в наступление, занял село. Наши подбросили сил, выбили из села и еще одно заняли и наложили, говорят, пьяных немцев, как снопов.
Скука: ни от кого ни весточки.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник Балтийского флота, Москва (в командировке):
19 декабря.
С утра (неразлучные и здесь) - Н. Чуковский и Л. Успенский. Рассказал им по ленинградской традиции об обстановке, некоторые новости.
Зашел Н. Тихонов (тоже живет в «Москве»). Он сосредоточен, замкнут - с ним в последнее время какие-то перемены... Нет прежнего рассказчика. Я давно не слышал его смеха. Горько сожалели о том, что мы оба - в такой ответственный для Ленинграда момент - отозваны в Москву.
С фронта - сведения о прорыве в Невельском районе...
Вера Инбер, поэт, 53 года, Ленинград:
19 декабря.
Сегодня утром пошли к выносу тела Верочки Березовской. Было ясное, розовое, сухое утро. Подошли к прозекторской как раз в ту минуту, когда отъезжал грузовик с гробом какого-то моряка, также погибшего от обстрела. Взвод балтийцев следовал за грузовиком.
С трудом проникли в маленькую комнату «прощаний». Там стоял еще один гроб с женщиной под кисеей; тоже жертва обстрела. И тут же небольшой гроб Березовской. Одна только полудетская ручка, желтая, как воск, виднелась из-под искусственных лилий и роз. Прощаясь с покойницей, все целовали эту ручку.
Изголовье было обвито тюлем. Когда я хотела откинуть его, чтобы взглянуть на лицо, мне шепнули, что от головы у покойницы осталась только затылочная кость. Мать держалась стойко, но отец… вот уж подлинно убит горем.
И. Д. со студентками вынесли гроб. Грузовик пошел сначала на улицу Окороходова и остановился там перед аккуратным особнячком Стоматологической клиники, которой заведует Березовский-отец и где Верочка, будучи студенткой-медичкой, работала сестрой. Из клиники взяли скамьи на грузовик, чтобы ехать на кладбище. И тут же на улице состоялся небольшой траурный митинг.
Первым говорил И. Д., потом сотрудники клиники, затем - студентка. А в это время, не переставая, громыхали орудия. И где-то по недальним улицам звучал похоронный марш: хоронили военного. Небо было чистое, прелестное: молодая, нежная зима. Долгожданный морозец, необходимый для начала нашего наступления.
Слыша орудийный гул, Березовская-мать сказала:
- Только бы доехать до кладбища.
И было неясно - то ли она сама боится, то ли хочет спокойно похоронить дочь.
Вечер Важное сообщение по радио: огромный прорыв вражеской обороны в районе Невеля. Теперь ясно, почему гитлеровцы так свирепствуют все эти дни.
Михаил Пришвин, писатель, 70 лет, Москва:
19 декабря.
Николин день. Гололедица. Подтаивает. Грипп резко снизился. В Харькове повесили немцев. Леонов написал... для изображения родов не обязательно присутствовать на них поэту. Так точно война и казни.
Всякий неудачник, впадающий в уныние, есть эгоист. Если я нахожусь в церкви (церкви в широком смысле слова), то неудачи у меня быть не может: ничего не умеешь, ходи с тарелочкой, и оправдаешься. Не можешь быть Пушкиным - любя его, чисть ему сапоги.
Нечего жалеть неудачников, они эгоисты... человек, который не в состоянии выйти за пределы своей индивидуальности, сделать что-либо сверх себя (ни Богу свечка, ни черту кочерга).
Георгий Князев, историк-архивист, 56 лет, ответственный работник Архива АН СССР, Москва:
19 декабря.
Подлых преступников - фашистских извергов и их пособника - изменника Родине, четверых животных, по решению суда, повесили в Харькове на выжженной площади, окаймленной развалинами города. «В туманном утре высоко на холме виднелся сожженный величественный профиль Дома проектов. Он будет скоро восстановлен. И снова дерзкие планы советских ученых и строителей, одушевленных идеей добра, будут осуществляться и претворяться в жизнь». (А. Толстой).
Георгий Славгородский, школьный учитель, 29 лет, старший лейтенант, заместитель командира батальона, Украина:
19 декабря.
КП в овраге, что юго-западнее села. Сидим в обороне, людей мало, оборона жидкая. Выкопали новое КП, теперь и гостям есть, где помещаться. Одеваемся в зимнее, а погода мокрая.
Поработал на КП из любви к спорту, вспотел, а затем остыл - и заболел. Вроде грипп, аппетит отбило, десять раз потел, а сегодня поднялся на ноги.
Лежу на квартире, где помещается хозвзвод. Сегодня хозяйка рассказывала о народном горе. Как прорвались наши танки с десантами и по ложной информации напоролись на основные силы немцев. Как жители спасали раненых (молодых, раненых, маленьких), выдавая за своих братьев, детей, и под угрозой смерти не выдавали их. Спасенные таким образом танкисты приехали в назначенное число в гости, когда село было освобождено. Наряду с этим - староста, выдававший своих людей, издевавшийся над ними. Теперь его повесили. (Женщину, снимавшую с тяжелораненого бойца одежу, он просит, что ему холодно будет. Мужчина, пришедший помогать раненым и видевший эту картину, бросился на эту женщину и побил ее.)
Немец, взявшийся лечить нашего раненого, посоветовал приписать его в семейство, в колхоз. Нашелся доносчик, и этого немца убили. В Березовке такой же случай - остался раненый в квартире, зашел немец, похлопал по плечу и сказал «отдыхай Русь, отдыхай». Только вон этому немцу, говорит, не показывайте его.
А рассказ матери, этой же хозяйки, о лагерях и пленных настолько яркий и трогательный, что она сама заплакала, и мне тоже хотелось плакать.
Левее нас на 111 стрелковую дивизию немец пошел в наступление, занял село. Наши подбросили сил, выбили из села и еще одно заняли и наложили, говорят, пьяных немцев, как снопов.
Скука: ни от кого ни весточки.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник Балтийского флота, Москва (в командировке):
19 декабря.
С утра (неразлучные и здесь) - Н. Чуковский и Л. Успенский. Рассказал им по ленинградской традиции об обстановке, некоторые новости.
Зашел Н. Тихонов (тоже живет в «Москве»). Он сосредоточен, замкнут - с ним в последнее время какие-то перемены... Нет прежнего рассказчика. Я давно не слышал его смеха. Горько сожалели о том, что мы оба - в такой ответственный для Ленинграда момент - отозваны в Москву.
С фронта - сведения о прорыве в Невельском районе...
Вера Инбер, поэт, 53 года, Ленинград:
19 декабря.
Сегодня утром пошли к выносу тела Верочки Березовской. Было ясное, розовое, сухое утро. Подошли к прозекторской как раз в ту минуту, когда отъезжал грузовик с гробом какого-то моряка, также погибшего от обстрела. Взвод балтийцев следовал за грузовиком.
С трудом проникли в маленькую комнату «прощаний». Там стоял еще один гроб с женщиной под кисеей; тоже жертва обстрела. И тут же небольшой гроб Березовской. Одна только полудетская ручка, желтая, как воск, виднелась из-под искусственных лилий и роз. Прощаясь с покойницей, все целовали эту ручку.
Изголовье было обвито тюлем. Когда я хотела откинуть его, чтобы взглянуть на лицо, мне шепнули, что от головы у покойницы осталась только затылочная кость. Мать держалась стойко, но отец… вот уж подлинно убит горем.
И. Д. со студентками вынесли гроб. Грузовик пошел сначала на улицу Окороходова и остановился там перед аккуратным особнячком Стоматологической клиники, которой заведует Березовский-отец и где Верочка, будучи студенткой-медичкой, работала сестрой. Из клиники взяли скамьи на грузовик, чтобы ехать на кладбище. И тут же на улице состоялся небольшой траурный митинг.
Первым говорил И. Д., потом сотрудники клиники, затем - студентка. А в это время, не переставая, громыхали орудия. И где-то по недальним улицам звучал похоронный марш: хоронили военного. Небо было чистое, прелестное: молодая, нежная зима. Долгожданный морозец, необходимый для начала нашего наступления.
Слыша орудийный гул, Березовская-мать сказала:
- Только бы доехать до кладбища.
И было неясно - то ли она сама боится, то ли хочет спокойно похоронить дочь.
Вечер Важное сообщение по радио: огромный прорыв вражеской обороны в районе Невеля. Теперь ясно, почему гитлеровцы так свирепствуют все эти дни.
Михаил Пришвин, писатель, 70 лет, Москва:
19 декабря.
Николин день. Гололедица. Подтаивает. Грипп резко снизился. В Харькове повесили немцев. Леонов написал... для изображения родов не обязательно присутствовать на них поэту. Так точно война и казни.
Всякий неудачник, впадающий в уныние, есть эгоист. Если я нахожусь в церкви (церкви в широком смысле слова), то неудачи у меня быть не может: ничего не умеешь, ходи с тарелочкой, и оправдаешься. Не можешь быть Пушкиным - любя его, чисть ему сапоги.
Нечего жалеть неудачников, они эгоисты... человек, который не в состоянии выйти за пределы своей индивидуальности, сделать что-либо сверх себя (ни Богу свечка, ни черту кочерга).
Георгий Князев, историк-архивист, 56 лет, ответственный работник Архива АН СССР, Москва:
19 декабря.
Подлых преступников - фашистских извергов и их пособника - изменника Родине, четверых животных, по решению суда, повесили в Харькове на выжженной площади, окаймленной развалинами города. «В туманном утре высоко на холме виднелся сожженный величественный профиль Дома проектов. Он будет скоро восстановлен. И снова дерзкие планы советских ученых и строителей, одушевленных идеей добра, будут осуществляться и претворяться в жизнь». (А. Толстой).