7 октября 1943-го года
из дневников
Софья Аверичева, актриса, 29 лет, фронтовая разведчица, Смоленская область:
7 октября. Ночевали в кустах. Утром зуб на зуб не попадает. Только что узнали: немцев прогнали (без нас) на 25 километров. Взят город Невель. Нам же остается лишь догонять наши войска.
Николай Амосов, хирург, 29 лет, военврач,Белоруссия:
7 октября переезжаем: Прощай, Семеновка! Хорошо поработали, подлечили чуть не две тысячи раненых.
Поехали на запад. Без спешки, подолгу стоим, ожидаем обоз.
Сухая осень, тепло. Поля, перелески. Белоруссия. Следов боёв мало, видно, что немцы отступали быстро. Но деревни сожгли недавно, при отступлении, каждая вторая. Живут в землянках. Наружу торчат трубы.
Деревни бедные. Люди картошку собирают, молотят во дворах рожь с частных делянок, с огородов. Голодная зима предстоит. Местами пашут. На коровах, на жалких клячах, женщины сами впрягаются в плуг. Хотят посеять немного озимых.
- Где народ? Почему деревня пустая?
- И-где? Вакуировались некоторые. Девок немец угнал. Мужики служить пошли. Из лесу вернулись - и служить. Померли тоже много... особенно ребятишки. Вот и весь народ. Да и тем, что остались, чем кормиться, где жить? В самом деле, как будут жить люди? Чем дальше продвигаемся по Белоруссии, тем больше пепелищ и свежие, и старые - это за партизан. Непросто давалась партизанская война. Смелый налет, диверсия - ответные репрессии - сожжённые села, расстрелянные жители. Трудно сказать, какой баланс жизней.
Когда видишь этих женщин и детишек в лохмотьях, копающихся на пепелищах, смотрящих голодными глазами, в груди глухо поднимается ненависть к немцам.
Мы едем к Гомелю. В дороге сказали: "Возьмут Гомель - там работать будете". Все довольны, города давно не видали, с Калуги.
Но остановились в двенадцати километрах от Гомеля, в деревне Ларищево. Фронт стоит.
Госпиталь отдыхает. Ребята ходят на речку Ипуть, глушить рыбу, ухой потчуют. Я же частенько заглядываю в гости к своим перевязочным сёстрам. Даже слишком часто. С Лидой гулять ходим.
Да, кто-то получил известие о Хаминове - он прибыл в полк в самый разгар боев летом 42-го, отличился при эвакуации раненых, был помилован, потом попал под Сталинград и там погиб. Пожалели.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
7 октября. Осенне-солнечно... Погромыхивает артиллерия...
Мне принесли бюллетени ПУРа, Ленфронта и «Reveler Zeitung» за сентябрь; ознакомился и с другими материалами...
Из немецкого радиоперехвата'.
«США захватили базы в Южной Америке. Держат Исландию и Северную Ирландию и сильно вцепились в Африку. На Ближнем и Дальнем Востоке американские войска - от Австралии до Алеутских островов. Практически они вытесняют англичан отовсюду. Можно ставить вопрос так: против кого в действительности ведут войну США - против Германии или против Англии? Они стоят с оружием против нас (Германии), но ведут себя в английских владениях, как в оккупированных...»
На Украинском фронте: беспрерывные дожди, грязь. Немцы, подтянув силы, еще удерживают линию Днепра.
На один из наших островов завезли продовольствие. Старшина, выдавая матросам продукты, сказал:
- Вот вам, по генеральному плану войны - до 24 июля 1944 года. И больше ни черта не получите - потом мир будет...
Из анекдотов войны.
Бог решил разобраться в делах народов и вызвал глав воюющих сторон.
- Почему вы воюете? - спросил он Гитлера.
- Нам нужно жизненное пространство.
- А вы?
- На нас напали, - ответил Сталин.
- А вы? - обратился бог к Черчиллю.
- А кто вам сказал, сэр, что мы воюем? - удивился Черчилль.
Вечером к С. К. зашли вернувшиеся из Москвы В. Инбер, ее дочь и И.Д. Страшун1. Вера Инбер:
- Поездка была хорошей, деловой... В Москве на улицах войну почти не чувствуешь, не то что у нас в Ленинграде... В Союзе писателей как-то пусто. И. Эренбург устал; мешки под глазами, много работает... Фадеев улетел в Краснодон... Салюты! - я их видела все. Это замечательно, - световой ансамбль. Я жила в гостинице «Москва» на девятом этаже, оттуда все - как на ладони.
Вечером, по радио. Войска Калининского фронта прорвали немецкую оборону и заняли Невель. Рокадная железная дорога Ostfront’a - перерезана. Новый клин! Угроза охвата Витебска - Полоцка, угроза Псковскому району! (Видимо, октябрь терять не будем.)
Немцы о Ленинграде.
«...Ленинград мы никогда не получим». (Ефрейтор Шредер, 170-я пехотная дивизия.)
«...Это крепость, которую нельзя взять. Здесь вперед не продвинешься. Если его не взяли в 1941 году, теперь уже не взять - город сильно укрепился... Мы сами ожидаем удара со стороны Ленинграда». (Лайбертс, 11-я пехотная дивизия.)
Вечерняя сводка. Наши войска после короткой паузы, подтянув тылы, возобновили наступление по всему фронту от Витебска до Тамани. На Волховском фронте нами взяты Кириши...
На Смоленщину вслед за потоком войск возвращаются со своими стадами пастухи и доярки. Это символ возвращения жизни, труда...
На рынках продолжается падение цен (!): кило хлеба - 80 рублей, картофель отборный - 80, мелкий - 50 рублей килограмм...
Из настроений немецкой армии.
Поражение летом 1943 года произвело на немецкое офицерство более сильное впечатление, чем Сталинград. Тогда верили в реванш. Теперь, когда все рухнуло, говорят прямо, что надежд на благоприятный исход войны с Россией нет. «Люди гибнут напрасно».
Все больше скептических настроений: «Когда англо-американская авиация бомбит Германию, немцам (в тылу) говорят, что для союзников это проходит безнаказанно, потому что вся немецкая авиация - на Востоке. А здесь, на Восточном фронте, солдат убеждают в том, что у русских превосходство в воздухе, потому что вся наша авиация - на Западе».
Отношение к Гитлеру ухудшается. В немецкой армии появляются песни, высмеивающие его, много анекдотов и т. п. На стенах домов в Кельне появляются надписи: «Hitler, du toller Affe, wo ist deine geheime Waffe?» и другие.
В офицерской среде рост самоубийств, пьянство...
К 9 вечера поехал в офицерский клуб на вечер отдыха офицеров Морской железнодорожной артиллерийской бригады. Выступил с сжатым обзором военно-политической обстановки. Встретил друзей: капитана 1 ранга Черокова с Ладоги и др. Ладожскую военную флотилию уже рассматривают как резерв, начинают ее «раздергивать»: нужны люди на Днепре, а завтра - на Дунае, на Западной Двине...
Наблюдал за офицерами, - некоторым из них определенно не хватает воспитания... Нам преподавали многое, но не научили простым вещам: как войти, как поздороваться, как сесть за стол, как держать вилку и нож, и т. п. и т. п.
Видимо, хорошие манеры - это дело «завтрашнего дня». Все это откладывалось до определенного времени - это время придет после победы! Мы сила, сила неимоверная - и простая и сложная!
«Нужны ли манеры, фраки, мундиры и т. д.?» - «Пожалуй, нужны... Ладно, и это освоим», - говорят офицеры с усмешкой...
...Во мне сталкиваются разные начала: давнее-давнее, с детства прививавшееся воспитание, и более позднее - от революции, от стихии. Сталкиваются и синтезируются - вот что любопытно. А было время, когда каждый из «прошлого», от интеллигенции, чувствовал себя виновным в самом факте принадлежности к «тем», к «тому» времени...
Вера Инбер, поэт, 53 года, Ленинград:
7 октября.
Эвакуированная девочка пишет матери: «Я осваиваю винтовку и читаю «Мертвые души». Она посылает матери бабочку в письме и пишет: «Эта бабочка - степная. Такой в Ленинграде нет». И приписывает в конце письма: «Прошу военную цензуру эту бабочку не выбросить случайно и не смять».
Это все из писем дочки Марии Николаевны Ф. Сама Мария Николаевна в 41-м году заведовала кино «Аре» на площади Льва Толстого. В ноябре в дом, где помещалось кино, были сброшены три бомбы замедленного действия, правда некрупные. Бомбы пролежали около трех часов, потом взорвались, одна за другой. Дом к этому времени, по требованию МПВО, был уже пуст, в кино тоже никого не было. Оставалась только Мария Николаевна. Она объяснила мне, почему: на ее ответственности был несгораемый шкаф с дневной выручкой.
Когда Мария Николаевна осталась стеречь этот шкаф, к ней вошла еще одна сотрудница и сказала:
- Я останусь с вами. Мария Николаевна ответила:
- Нет, я не хочу. У вас двое детей и старуха мать. Сотрудница возразила:
- И у вас девочка и муж на фронте.
И осталась. Еще немного позже к ним присоединился технорук, пожилой человек, сказавший про себя:
- Останусь-ка и я с вами. Все-таки мужчина.
Все трое они сидели, ожидая взрыва. Их тряхнуло, осыпало штукатуркой, поцарапало стеклом, но все остались живы. Несгораемый шкаф, где лежали деньги, от силы взрыва скрутило спиралью, так что потом пришлось выжигать дверцу электричеством
Софья Аверичева, актриса, 29 лет, фронтовая разведчица, Смоленская область:
7 октября. Ночевали в кустах. Утром зуб на зуб не попадает. Только что узнали: немцев прогнали (без нас) на 25 километров. Взят город Невель. Нам же остается лишь догонять наши войска.
Николай Амосов, хирург, 29 лет, военврач,Белоруссия:
7 октября переезжаем: Прощай, Семеновка! Хорошо поработали, подлечили чуть не две тысячи раненых.
Поехали на запад. Без спешки, подолгу стоим, ожидаем обоз.
Сухая осень, тепло. Поля, перелески. Белоруссия. Следов боёв мало, видно, что немцы отступали быстро. Но деревни сожгли недавно, при отступлении, каждая вторая. Живут в землянках. Наружу торчат трубы.
Деревни бедные. Люди картошку собирают, молотят во дворах рожь с частных делянок, с огородов. Голодная зима предстоит. Местами пашут. На коровах, на жалких клячах, женщины сами впрягаются в плуг. Хотят посеять немного озимых.
- Где народ? Почему деревня пустая?
- И-где? Вакуировались некоторые. Девок немец угнал. Мужики служить пошли. Из лесу вернулись - и служить. Померли тоже много... особенно ребятишки. Вот и весь народ. Да и тем, что остались, чем кормиться, где жить? В самом деле, как будут жить люди? Чем дальше продвигаемся по Белоруссии, тем больше пепелищ и свежие, и старые - это за партизан. Непросто давалась партизанская война. Смелый налет, диверсия - ответные репрессии - сожжённые села, расстрелянные жители. Трудно сказать, какой баланс жизней.
Когда видишь этих женщин и детишек в лохмотьях, копающихся на пепелищах, смотрящих голодными глазами, в груди глухо поднимается ненависть к немцам.
Мы едем к Гомелю. В дороге сказали: "Возьмут Гомель - там работать будете". Все довольны, города давно не видали, с Калуги.
Но остановились в двенадцати километрах от Гомеля, в деревне Ларищево. Фронт стоит.
Госпиталь отдыхает. Ребята ходят на речку Ипуть, глушить рыбу, ухой потчуют. Я же частенько заглядываю в гости к своим перевязочным сёстрам. Даже слишком часто. С Лидой гулять ходим.
Да, кто-то получил известие о Хаминове - он прибыл в полк в самый разгар боев летом 42-го, отличился при эвакуации раненых, был помилован, потом попал под Сталинград и там погиб. Пожалели.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
7 октября. Осенне-солнечно... Погромыхивает артиллерия...
Мне принесли бюллетени ПУРа, Ленфронта и «Reveler Zeitung» за сентябрь; ознакомился и с другими материалами...
Из немецкого радиоперехвата'.
«США захватили базы в Южной Америке. Держат Исландию и Северную Ирландию и сильно вцепились в Африку. На Ближнем и Дальнем Востоке американские войска - от Австралии до Алеутских островов. Практически они вытесняют англичан отовсюду. Можно ставить вопрос так: против кого в действительности ведут войну США - против Германии или против Англии? Они стоят с оружием против нас (Германии), но ведут себя в английских владениях, как в оккупированных...»
На Украинском фронте: беспрерывные дожди, грязь. Немцы, подтянув силы, еще удерживают линию Днепра.
На один из наших островов завезли продовольствие. Старшина, выдавая матросам продукты, сказал:
- Вот вам, по генеральному плану войны - до 24 июля 1944 года. И больше ни черта не получите - потом мир будет...
Из анекдотов войны.
Бог решил разобраться в делах народов и вызвал глав воюющих сторон.
- Почему вы воюете? - спросил он Гитлера.
- Нам нужно жизненное пространство.
- А вы?
- На нас напали, - ответил Сталин.
- А вы? - обратился бог к Черчиллю.
- А кто вам сказал, сэр, что мы воюем? - удивился Черчилль.
Вечером к С. К. зашли вернувшиеся из Москвы В. Инбер, ее дочь и И.Д. Страшун1. Вера Инбер:
- Поездка была хорошей, деловой... В Москве на улицах войну почти не чувствуешь, не то что у нас в Ленинграде... В Союзе писателей как-то пусто. И. Эренбург устал; мешки под глазами, много работает... Фадеев улетел в Краснодон... Салюты! - я их видела все. Это замечательно, - световой ансамбль. Я жила в гостинице «Москва» на девятом этаже, оттуда все - как на ладони.
Вечером, по радио. Войска Калининского фронта прорвали немецкую оборону и заняли Невель. Рокадная железная дорога Ostfront’a - перерезана. Новый клин! Угроза охвата Витебска - Полоцка, угроза Псковскому району! (Видимо, октябрь терять не будем.)
Немцы о Ленинграде.
«...Ленинград мы никогда не получим». (Ефрейтор Шредер, 170-я пехотная дивизия.)
«...Это крепость, которую нельзя взять. Здесь вперед не продвинешься. Если его не взяли в 1941 году, теперь уже не взять - город сильно укрепился... Мы сами ожидаем удара со стороны Ленинграда». (Лайбертс, 11-я пехотная дивизия.)
Вечерняя сводка. Наши войска после короткой паузы, подтянув тылы, возобновили наступление по всему фронту от Витебска до Тамани. На Волховском фронте нами взяты Кириши...
На Смоленщину вслед за потоком войск возвращаются со своими стадами пастухи и доярки. Это символ возвращения жизни, труда...
На рынках продолжается падение цен (!): кило хлеба - 80 рублей, картофель отборный - 80, мелкий - 50 рублей килограмм...
Из настроений немецкой армии.
Поражение летом 1943 года произвело на немецкое офицерство более сильное впечатление, чем Сталинград. Тогда верили в реванш. Теперь, когда все рухнуло, говорят прямо, что надежд на благоприятный исход войны с Россией нет. «Люди гибнут напрасно».
Все больше скептических настроений: «Когда англо-американская авиация бомбит Германию, немцам (в тылу) говорят, что для союзников это проходит безнаказанно, потому что вся немецкая авиация - на Востоке. А здесь, на Восточном фронте, солдат убеждают в том, что у русских превосходство в воздухе, потому что вся наша авиация - на Западе».
Отношение к Гитлеру ухудшается. В немецкой армии появляются песни, высмеивающие его, много анекдотов и т. п. На стенах домов в Кельне появляются надписи: «Hitler, du toller Affe, wo ist deine geheime Waffe?» и другие.
В офицерской среде рост самоубийств, пьянство...
К 9 вечера поехал в офицерский клуб на вечер отдыха офицеров Морской железнодорожной артиллерийской бригады. Выступил с сжатым обзором военно-политической обстановки. Встретил друзей: капитана 1 ранга Черокова с Ладоги и др. Ладожскую военную флотилию уже рассматривают как резерв, начинают ее «раздергивать»: нужны люди на Днепре, а завтра - на Дунае, на Западной Двине...
Наблюдал за офицерами, - некоторым из них определенно не хватает воспитания... Нам преподавали многое, но не научили простым вещам: как войти, как поздороваться, как сесть за стол, как держать вилку и нож, и т. п. и т. п.
Видимо, хорошие манеры - это дело «завтрашнего дня». Все это откладывалось до определенного времени - это время придет после победы! Мы сила, сила неимоверная - и простая и сложная!
«Нужны ли манеры, фраки, мундиры и т. д.?» - «Пожалуй, нужны... Ладно, и это освоим», - говорят офицеры с усмешкой...
...Во мне сталкиваются разные начала: давнее-давнее, с детства прививавшееся воспитание, и более позднее - от революции, от стихии. Сталкиваются и синтезируются - вот что любопытно. А было время, когда каждый из «прошлого», от интеллигенции, чувствовал себя виновным в самом факте принадлежности к «тем», к «тому» времени...
Вера Инбер, поэт, 53 года, Ленинград:
7 октября.
Эвакуированная девочка пишет матери: «Я осваиваю винтовку и читаю «Мертвые души». Она посылает матери бабочку в письме и пишет: «Эта бабочка - степная. Такой в Ленинграде нет». И приписывает в конце письма: «Прошу военную цензуру эту бабочку не выбросить случайно и не смять».
Это все из писем дочки Марии Николаевны Ф. Сама Мария Николаевна в 41-м году заведовала кино «Аре» на площади Льва Толстого. В ноябре в дом, где помещалось кино, были сброшены три бомбы замедленного действия, правда некрупные. Бомбы пролежали около трех часов, потом взорвались, одна за другой. Дом к этому времени, по требованию МПВО, был уже пуст, в кино тоже никого не было. Оставалась только Мария Николаевна. Она объяснила мне, почему: на ее ответственности был несгораемый шкаф с дневной выручкой.
Когда Мария Николаевна осталась стеречь этот шкаф, к ней вошла еще одна сотрудница и сказала:
- Я останусь с вами. Мария Николаевна ответила:
- Нет, я не хочу. У вас двое детей и старуха мать. Сотрудница возразила:
- И у вас девочка и муж на фронте.
И осталась. Еще немного позже к ним присоединился технорук, пожилой человек, сказавший про себя:
- Останусь-ка и я с вами. Все-таки мужчина.
Все трое они сидели, ожидая взрыва. Их тряхнуло, осыпало штукатуркой, поцарапало стеклом, но все остались живы. Несгораемый шкаф, где лежали деньги, от силы взрыва скрутило спиралью, так что потом пришлось выжигать дверцу электричеством