Отмеченное сентябрём. Давид Самойлов
стихи разных лет и дневниковая проза.
Из дневника 1948-го года:
15 сентября. Читаю историю Византии. Приходит в голову мысль, что, может быть, мы всю историю представляем себе неправильно. Запад уверял нас в том, что до XIX века мы околачивались где-то на задворках истории, а генеральный путь ее пролегал где-то там, через Западную Римскую империю Карла Великого, через скучное европейское средневековье, через историю Франции, Англии, Германии, Италии.
Может быть, с позиций Французской революции это было и верно. Но так ли это с позиций революции пролетарской? Неужели она возникла внезапно на задворках истории?
А не развивалась ли она в недрах русской нации, культуры, государственности?
Почему не предположить, что дорога истории шла через Восток? Ведь именно Византия сохранила в себе элементы культуры эллинов. История ее в средние века, вопреки нашему традиционному представлению, была полна внутреннего и внешнего движения. В этой истории можно отыскать личности и биографии, намного превосходящие по живости и значительности все, что могут дать первые десять веков нашей эры в Европе. Под внешней оболочкой самодержавия и произвола жила сильнейшая идея единой мировой культуры, государственности. Религиозные движения достигали размаха большего, чем знаменитая реформация. Варфоломеевская ночь - пустяк перед тем, что скрывает в своих недрах Восточный Рим. Наконец - широчайшие народные и национальные движения. Лица, выдвигавшиеся из низов в императоры. Богатейшая литература, искусство, зодчество! Европейское средневековье куда замкнутее, регламентированнее, закованнее в броню социальной и духовной иерархии.
И эту историю, богатейшую историю действительно мирового государства мы почти игнорировали! А между тем, с позиций новой Европы. Византия важнее для европейской истории, чем Западный Рим. Ее культура была шире. Не она ли дала образцы раннему Возрождению в Италии? Можно ли говорить о старческом угасании, когда она вдохнула огонь культуры в молодые славянские народы на Балканах и в России?
Необходимо внимательно изучить этот вопрос. Русская культура и государственность формировались под сильнейшим воздействием Византии. Именно это, а не крупицы западной культуры, попадавшие к нам до XVII века, определили судьбу России и своеобразие ее духовной и политической истории.
В этом аспекте Россия - прямая наследница эллинской культуры, сплавленной с культурой азиатского Востока.
НА ОБИ
Барнаульская ночь высока, холодна,
И видать далеко на Оби.
И звезду на куски расшибает волна
О корму деревянной ладьи.
Мы беседу ведем, приглядевшись ко тьме,
Где болтливые волны спешат.
Красноватый фонарик горит на корме,
Где тяжелые сети лежат.
Пароходы плывут под сипенье гудка,
Просквозив огоньками кают.
Барнаульская ночь холодна, высока,
А на палубе песню поют.
Это жизнь пролетает, светясь и крича,
Лопастями плеща по Оби.
А рыбак на весло налегает с плеча
И к рассвету шумят воробьи.
Мы идем к островам, где чернеет ветла,
Чтоб соснуть, привалившись к костру.
Там под ветром береза метет, как метла,
Выметая созвездья к утру.
А рассвет розоват, а потом - серебрист,
А потом и светло на реке.
Пароходы уходят на Новосибирск
И гудят, и гудят вдалеке.
Сентябрь 1948 года.
ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ
Ю Л.
Всё, братец, мельтешим, всё ищем в «Литгазете»
Не то чтоб похвалы, а всё ж и похвалы!
Но исподволь уже отцами стали дети,
И юный внук стихи строчит из-под полы.
Их надобно признать. И надо потесниться.
Пора умерить пыл и прикусить язык.
Пускай лукавый лавр примерит ученица
И, дурней веселя, гарцует ученик.
Забудь, что знаешь, всё! Иному поколенью
Дано себя познать и тратить свой запал.
А мы уже прошли сквозь белое каленье,
Теперь пора остыть и обрести закал.
Довольно нам ходить отсюда и досюда!
А сбиться! А прервать на полуслове речь!
Лениться. Но зато пусть хватит нам досуга,
Чтоб сильных пожалеть, а слабых уберечь.
Теперь пора узнать о тучах и озерах,
О рощах, где полно тяжеловесных крон,
А также о душе, что чует вещий шорох,
И ветер для нее - дыхание времен.
Теперь пора узнать про облака и тучи,
Про их могучий лёт неведомо куда,
Знать, что не спит душа, ночного зверя чутче,
В заботах своего бессонного труда.
А что есть труд души, мой милый стихотворец?
Не легковесный пар и не бесплотный дым.
Я бы сравнил его с работою затворниц,
Которым суждено не покидать твердынь.
Зато, когда в садах слетает лист кленовый,
Чей светлый силуэт похож на древний храм,
В тумане различим волненье жизни новой,
Движенье кораблей, перемещенье хмар.
И ночью, обратясь лицом к звездам вселенной,
Без страха пустоту увидим над собой,
Где, заполняя слух бессонницы блаженной,
Шумит, шумит, шумит, шумит морской прибой.
Сентябрь 1978
Из дневника 1948-го года:
15 сентября. Читаю историю Византии. Приходит в голову мысль, что, может быть, мы всю историю представляем себе неправильно. Запад уверял нас в том, что до XIX века мы околачивались где-то на задворках истории, а генеральный путь ее пролегал где-то там, через Западную Римскую империю Карла Великого, через скучное европейское средневековье, через историю Франции, Англии, Германии, Италии.
Может быть, с позиций Французской революции это было и верно. Но так ли это с позиций революции пролетарской? Неужели она возникла внезапно на задворках истории?
А не развивалась ли она в недрах русской нации, культуры, государственности?
Почему не предположить, что дорога истории шла через Восток? Ведь именно Византия сохранила в себе элементы культуры эллинов. История ее в средние века, вопреки нашему традиционному представлению, была полна внутреннего и внешнего движения. В этой истории можно отыскать личности и биографии, намного превосходящие по живости и значительности все, что могут дать первые десять веков нашей эры в Европе. Под внешней оболочкой самодержавия и произвола жила сильнейшая идея единой мировой культуры, государственности. Религиозные движения достигали размаха большего, чем знаменитая реформация. Варфоломеевская ночь - пустяк перед тем, что скрывает в своих недрах Восточный Рим. Наконец - широчайшие народные и национальные движения. Лица, выдвигавшиеся из низов в императоры. Богатейшая литература, искусство, зодчество! Европейское средневековье куда замкнутее, регламентированнее, закованнее в броню социальной и духовной иерархии.
И эту историю, богатейшую историю действительно мирового государства мы почти игнорировали! А между тем, с позиций новой Европы. Византия важнее для европейской истории, чем Западный Рим. Ее культура была шире. Не она ли дала образцы раннему Возрождению в Италии? Можно ли говорить о старческом угасании, когда она вдохнула огонь культуры в молодые славянские народы на Балканах и в России?
Необходимо внимательно изучить этот вопрос. Русская культура и государственность формировались под сильнейшим воздействием Византии. Именно это, а не крупицы западной культуры, попадавшие к нам до XVII века, определили судьбу России и своеобразие ее духовной и политической истории.
В этом аспекте Россия - прямая наследница эллинской культуры, сплавленной с культурой азиатского Востока.
НА ОБИ
Барнаульская ночь высока, холодна,
И видать далеко на Оби.
И звезду на куски расшибает волна
О корму деревянной ладьи.
Мы беседу ведем, приглядевшись ко тьме,
Где болтливые волны спешат.
Красноватый фонарик горит на корме,
Где тяжелые сети лежат.
Пароходы плывут под сипенье гудка,
Просквозив огоньками кают.
Барнаульская ночь холодна, высока,
А на палубе песню поют.
Это жизнь пролетает, светясь и крича,
Лопастями плеща по Оби.
А рыбак на весло налегает с плеча
И к рассвету шумят воробьи.
Мы идем к островам, где чернеет ветла,
Чтоб соснуть, привалившись к костру.
Там под ветром береза метет, как метла,
Выметая созвездья к утру.
А рассвет розоват, а потом - серебрист,
А потом и светло на реке.
Пароходы уходят на Новосибирск
И гудят, и гудят вдалеке.
Сентябрь 1948 года.
ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ
Ю Л.
Всё, братец, мельтешим, всё ищем в «Литгазете»
Не то чтоб похвалы, а всё ж и похвалы!
Но исподволь уже отцами стали дети,
И юный внук стихи строчит из-под полы.
Их надобно признать. И надо потесниться.
Пора умерить пыл и прикусить язык.
Пускай лукавый лавр примерит ученица
И, дурней веселя, гарцует ученик.
Забудь, что знаешь, всё! Иному поколенью
Дано себя познать и тратить свой запал.
А мы уже прошли сквозь белое каленье,
Теперь пора остыть и обрести закал.
Довольно нам ходить отсюда и досюда!
А сбиться! А прервать на полуслове речь!
Лениться. Но зато пусть хватит нам досуга,
Чтоб сильных пожалеть, а слабых уберечь.
Теперь пора узнать о тучах и озерах,
О рощах, где полно тяжеловесных крон,
А также о душе, что чует вещий шорох,
И ветер для нее - дыхание времен.
Теперь пора узнать про облака и тучи,
Про их могучий лёт неведомо куда,
Знать, что не спит душа, ночного зверя чутче,
В заботах своего бессонного труда.
А что есть труд души, мой милый стихотворец?
Не легковесный пар и не бесплотный дым.
Я бы сравнил его с работою затворниц,
Которым суждено не покидать твердынь.
Зато, когда в садах слетает лист кленовый,
Чей светлый силуэт похож на древний храм,
В тумане различим волненье жизни новой,
Движенье кораблей, перемещенье хмар.
И ночью, обратясь лицом к звездам вселенной,
Без страха пустоту увидим над собой,
Где, заполняя слух бессонницы блаженной,
Шумит, шумит, шумит, шумит морской прибой.
Сентябрь 1978