15 сентября 1943-го года
из дневников
Сидор Ковпак, председатель горисполкома города Путивля, 56 лет, генерал-майор, командир крупного партизанского подразделения, Украина, Прикарпатье:
15 сентября. Группа из УПА напала на наш лагерь, был одночасовый бой, потеряли двух бойцов и один пулемет, на посту проспали… Подготавливаюсь форсировать ж[елезную] д[орогу] и [реку] Горынь. Поезда идут через 10-15 минут. Движемся по районам, сильно насыщенным националистами, прошли с проводником - «заядлым» националистом.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
15 сентября.
Солнечно... Деятельность нашей авиации.
В 11 утра, по радио. Бои в Италии: 8-я английская армия спешит на соединение с 5-й американской. Опять Монтгомери против Роммеля, ныне командующего немецкими войсками в Италии.
Немецкое сообщение: «Гитлеровские парашютисты и эсэсовцы освободили Муссолини». Какой жест!
Мобилизация в Швейцарии.
В последние дни какое-то нетерпение. Всякая весть с Юга и радует и задевает. Там наступают, а мы?.. Сам себя успокаиваю: придет и час Ленфронта! И с ожесточением сажусь писать листовки для 7-го отдела. Хоть так ударить по гитлеровцам!
...7.40 вечера. Москва передает важное сообщение: «После двухдневных ожесточенных боев взят Нежин (город и железнодорожный узел) - важнейший опорный пункт немцев на путях к Киеву...» Салют Москвы!..
В последние дни настойчиво сверлит мысль: что же означают все эти мировые события? Куда идет человечество? Но разве мыслимо все определить?! Где-то за пределом ближайших двадцати пяти лет обрываются и самые смелые прогнозы.
О влиянии войны на творчество, душу. Мне кажется, что моя душевная жизнь мною самим сознательно стиснута - все подчинил войне, определенной задаче. Уходить в стороны, отвлекаться, позволять себе фантазии, духовные «пиры», буйства мысли, иногда пассивное созерцание - то есть то, что составляет богатство внутренней писательской жизни, - пока нельзя. Вместе с тем - в определенном плане, в заданном плане - идет обогащение опыта, души. Порой даже пресыщение. Но, конечно, духовный мир в широком человеческом смысле - творящий, вольный, жадный - у всех на замке. Эта война - наш великий долг, а если и страсть (жажда победы), то мрачная, безрадостная. Радость черпаешь только в чувстве будущего, то есть в созидании. Порой я это почти физически чувствую... Я любил колесить по стране, наслаждаться ее неизмеримыми пространствами, ее многообразием. А сейчас нельзя куда-то помчаться, «окунуться в мир»; нет былого ощущения пространства, полета. Не могу отделаться от ощущения блокады - сидит, проклятое! Но как мы потом рванем! Как надышимся ветрами морей и степей! Сколько будет написано, сделано!
Вечером, из репродуктора - московский концерт. Его заглушает гул самолетов... Вспышки - это бьет наша тяжелая артиллерия. Долгие громы канонады.
К полуночи, по радио: бои на киевском, мелитопольском и запорожском направлениях
Давид Самойлов, поэт, 23 года, солдат запасного полка (на восстановлении после ранения и госпиталя), Горьковская (Нижегородская) область:
15 сентября.
Как быстро привыкаешь. Опять я спокоен, больше - безмятежен в этом лесу, с этими людьми. Мысли неторопливы и детальны. Не думается о большом. Даже роман предстает в виде маленьких отполированных отрывков. Ощущение здоровья и приятное ожидание усталости.
Сержант шел и свистел. А якут шел за ним, согнувшись, с мешком за плечами. Мы встретились на лесной дороге и остановились. «Какие новости?» - спросил сержант. - «Наши уходят на Ялокшу». Якут сел на корточки, высек огонь и закурил трубку. «А это кто?» - «Это мой якут, - сказал сержант, - ни хрена не знает по-русски. Табаку!» - сказал он якуту и показал на трубку. Якут вынул кисет, и мы закурили.
Станица гусей пролетела, громко крича. «Тицы», - сказал якут, глядя им вслед. «Мы пошли, - сказал Сашка. - Вставай, якут. До завтра».
Якут встал и пошел за сержантом покорно, как собака. Это был единственный человек, которого он любил, потому понимал. Сержант был веселый и грубый. Он часто ругался, но не обижал якута. И якут делал все, что он хотел.
Федор Абрамов, писатель, 23 года, следователь СМЕРШа по Архангельской области:
15 сентября.
[...] Радуюсь успехам Кр. Армии. Сегодня взяли Нежин. Это последний крупный жел. дор. узел на пути в Киев. Воспрянула Россия. Как приятно русскому слышать о победе русских. Да, в 44 году война закончится. Союзники медлят. Они допускают величаюшую ошибку, упуская удачный случай открыть второй фронт. Италия капитулировала. Ит. Флот прибыл на базы союзников. Как много не говорится о втором фронте, но он не открывается. В этом сказывается главным образом различие государственных систем.
Сидор Ковпак, председатель горисполкома города Путивля, 56 лет, генерал-майор, командир крупного партизанского подразделения, Украина, Прикарпатье:
15 сентября. Группа из УПА напала на наш лагерь, был одночасовый бой, потеряли двух бойцов и один пулемет, на посту проспали… Подготавливаюсь форсировать ж[елезную] д[орогу] и [реку] Горынь. Поезда идут через 10-15 минут. Движемся по районам, сильно насыщенным националистами, прошли с проводником - «заядлым» националистом.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
15 сентября.
Солнечно... Деятельность нашей авиации.
В 11 утра, по радио. Бои в Италии: 8-я английская армия спешит на соединение с 5-й американской. Опять Монтгомери против Роммеля, ныне командующего немецкими войсками в Италии.
Немецкое сообщение: «Гитлеровские парашютисты и эсэсовцы освободили Муссолини». Какой жест!
Мобилизация в Швейцарии.
В последние дни какое-то нетерпение. Всякая весть с Юга и радует и задевает. Там наступают, а мы?.. Сам себя успокаиваю: придет и час Ленфронта! И с ожесточением сажусь писать листовки для 7-го отдела. Хоть так ударить по гитлеровцам!
...7.40 вечера. Москва передает важное сообщение: «После двухдневных ожесточенных боев взят Нежин (город и железнодорожный узел) - важнейший опорный пункт немцев на путях к Киеву...» Салют Москвы!..
В последние дни настойчиво сверлит мысль: что же означают все эти мировые события? Куда идет человечество? Но разве мыслимо все определить?! Где-то за пределом ближайших двадцати пяти лет обрываются и самые смелые прогнозы.
О влиянии войны на творчество, душу. Мне кажется, что моя душевная жизнь мною самим сознательно стиснута - все подчинил войне, определенной задаче. Уходить в стороны, отвлекаться, позволять себе фантазии, духовные «пиры», буйства мысли, иногда пассивное созерцание - то есть то, что составляет богатство внутренней писательской жизни, - пока нельзя. Вместе с тем - в определенном плане, в заданном плане - идет обогащение опыта, души. Порой даже пресыщение. Но, конечно, духовный мир в широком человеческом смысле - творящий, вольный, жадный - у всех на замке. Эта война - наш великий долг, а если и страсть (жажда победы), то мрачная, безрадостная. Радость черпаешь только в чувстве будущего, то есть в созидании. Порой я это почти физически чувствую... Я любил колесить по стране, наслаждаться ее неизмеримыми пространствами, ее многообразием. А сейчас нельзя куда-то помчаться, «окунуться в мир»; нет былого ощущения пространства, полета. Не могу отделаться от ощущения блокады - сидит, проклятое! Но как мы потом рванем! Как надышимся ветрами морей и степей! Сколько будет написано, сделано!
Вечером, из репродуктора - московский концерт. Его заглушает гул самолетов... Вспышки - это бьет наша тяжелая артиллерия. Долгие громы канонады.
К полуночи, по радио: бои на киевском, мелитопольском и запорожском направлениях
Давид Самойлов, поэт, 23 года, солдат запасного полка (на восстановлении после ранения и госпиталя), Горьковская (Нижегородская) область:
15 сентября.
Как быстро привыкаешь. Опять я спокоен, больше - безмятежен в этом лесу, с этими людьми. Мысли неторопливы и детальны. Не думается о большом. Даже роман предстает в виде маленьких отполированных отрывков. Ощущение здоровья и приятное ожидание усталости.
Сержант шел и свистел. А якут шел за ним, согнувшись, с мешком за плечами. Мы встретились на лесной дороге и остановились. «Какие новости?» - спросил сержант. - «Наши уходят на Ялокшу». Якут сел на корточки, высек огонь и закурил трубку. «А это кто?» - «Это мой якут, - сказал сержант, - ни хрена не знает по-русски. Табаку!» - сказал он якуту и показал на трубку. Якут вынул кисет, и мы закурили.
Станица гусей пролетела, громко крича. «Тицы», - сказал якут, глядя им вслед. «Мы пошли, - сказал Сашка. - Вставай, якут. До завтра».
Якут встал и пошел за сержантом покорно, как собака. Это был единственный человек, которого он любил, потому понимал. Сержант был веселый и грубый. Он часто ругался, но не обижал якута. И якут делал все, что он хотел.
Федор Абрамов, писатель, 23 года, следователь СМЕРШа по Архангельской области:
15 сентября.
[...] Радуюсь успехам Кр. Армии. Сегодня взяли Нежин. Это последний крупный жел. дор. узел на пути в Киев. Воспрянула Россия. Как приятно русскому слышать о победе русских. Да, в 44 году война закончится. Союзники медлят. Они допускают величаюшую ошибку, упуская удачный случай открыть второй фронт. Италия капитулировала. Ит. Флот прибыл на базы союзников. Как много не говорится о втором фронте, но он не открывается. В этом сказывается главным образом различие государственных систем.