1 сентября 1943-го года
из дневников
Александр Витковский, электромонтажник, 33 года, командир подразделения связи, Донецкая область, Украина.
1 сентября. Город Снежное
Жители встречали тепло. Полк нацелили на опорный пункт Степановка. Противник перешел в контратаку. Комбат Головко отбил, нанеся ему большие потери. Артиллерия разрушала пулеметные точки в бетонных колпаках в несколько поясов.
Васёна, москвичка, 22 года, выпускница московской разведшколы, диверсантка, партизанка перед отправкой в тыл после ранения, Белоруссия, Могилёвская область:
1 сентября.
Сейчас идет приготовление к прощальному завтраку. Сегодня уедем. Быть может, я никогда не увижу этих дорогих ребят. Даже Райка и та трет картошку, мне не дала ничего делать. Писем у меня уже уйма. Все просят сообщить их родным. Память о всех вас я сохраню навсегда. Ведь многим из вас я обязана жизнью.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
1 сентября.
...Американское радио («New York Mirror»). Сталин дал согласие на встречу с Рузвельтом и Черчиллем. Уоллес отправится в Россию - он будет участвовать в подготовке Конференции «трех».
Начпубалта утвердил мой план комсомольского сборника. Вызовем к 5 сентября А. Тарасенкова, - он им займется.
Написал три листовки... Вышли мои листовки - о Южном фронте, о технике СССР, о Сицилии (еще 90 000 экземпляров!).
Мысли о жизни. Ощущение усталости и стиснутости от блокады, от какого-то сужения размаха моего творчества продолжается. Конечно, у нас нет и в помине московского бурления, непрерывного притока международных новостей, интересов, нет стольких встреч, как бывало.
Надо сломать блокаду до конца, а мы запаздываем. Ампутация таганрогского приморского немецкого фланга учит нас проделать то же самое и под Ленинградом. Надо же наконец, несмотря на созданную за два года невиданную уплотненность немецкой обороны, разгромить противника.
Из быта. Зимой, после первого прорыва блокады, мальчик девяти лет спросил:
- Мамочка, значит, весной мы поедем в Петергоф, домой?
- Нет, милый...
- А почему - нет?
- Там все разрушено.
Мальчик задумался, потом сказал:
- Они, наверно, дворец и фонтаны разрушили, а наш домик цел. Зачем им наш домик?
Мать объяснила сыну, что в Петергофе камня на камне не осталось... Мальчик затих, ушел... Вечером он показал матери два своих рисунка. На одном из них - на ярко-голубом фоне поразительно точно был нарисован дом, где мальчик родился и жил до войны. На другом - на сером фоне - развалины того же дома, торчащие голые трубы, груда кирпичей и сломанные деревья. Удивительно не по-детски тоскливый и сильный рисунок...
Малыш прижался к материнскому плечу и разрыдался:
- Мама, зачем люди делают войну?.
Михаил Пришвин, писатель, 70 лет, Москва:
1 сентября.
Вчера опять и дважды праздновали, первый раз еще засветло взятие Ельни, второй в темноте - Глухова и других городов.
Пришел наконец основной московский житель и ввел нас в курс политики. Он говорил, что до зимы мы, вероятно, освободим Донбасс, а зимой пойдем за Днепр, что в случае катастрофы у немцев союзники, конечно, не обрадуются нашим успехам, что после войны наше военное государство станет против Америки в союзе с пораженными странами, с Германией, Францией, Польшей и западными славянами, и будем готовить новую войну лет через 15.
Становятся понятными мрачные народные настроения и неверие в победу в смысле возвращения хорошей жизни. В то же время понятно, почему с этими настроениями внешне смыкается и агитация правительства нашего в народе: правительство агитирует против оптимизма, связанного с победой союзников (Америки), т. е. против благополучия нашего через Америку, а обывателям этого хочется.
Делаю заключение свое. Мне думается, что мы вступаем в то же соотношение с миром, в каком была Германия в начале войны: все возьму (Германия) и все куплю (Америка). Теперь же и мы, голодные, побеждая, начинаем этот круг «все возьму» против «все куплю». Естественно, что в этих условиях возникает мысль о смычке с Германией, и значит, германская идея насильной переделки мира приходит к нам, как от нее же пришел нам социализм, и продолжается нами...
N. говорил: - До чего живуче в обывателе умонастроение, связанное с верой в законы морального развития людей к лучшему. Никак не хотят, имея факты перед глазами, думать о том, что законов этих не существует, что мы вовсе не движемся к лучшему, что никакой воли народной не существует, что народы попадают во власть случаев и личностей, что и ты сам живешь нисколько не более обеспеченным, чем любая птичка, вечно вертящая в страхе от нападения головку свою в разные стороны.
В Европе считают, что немцы, если оставаться в пределах разума, разбили Россию и вполне выполнили свою стратегическую задачу, но что Россия им все-таки не далась и что это надо понимать как «чудо». А нам, русским, так понятно это чудо. Оно состоит в том факте, что выдумать машину трудно, а пользоваться ею слишком даже легко.
Пример - фотоаппарат Лейка: нужно было пережить несколько сот лет фотографического опыта, чтобы выдумать Лейку, а у нас сделали Фэд по образцу Лейки в несколько месяцев, и еще наглядней пример ребенка, нажатием кнопки взрывающего гору. А к этому прибавить, [что] «чудо» случилось оттого, что человеческая капля, называемая личностью, в этом механизме под давлением других капель слилась, как вода, и масса человеческая действует покорно и сильно, как в гидравлических сооружениях вода. Коммунизм и есть распространение законов механики на человеческое общество. Немцы эту силу применяют в военном деле, но и то, наверно, с чем-нибудь в человеке считаются. А тут ребенок, взрывающий гору, ни с чем не считается, - вот и все «чудо».
Так является один из планов «Падуна»: река Выг, дикая, порожистая, заключается в машины, и ребенок, поворачивая ручкой, может управлять водопадом. Согласно с этим механизмом и люди организуются, вживаются в создаваемые участки и под предлогом коммунизма становятся механизмом.
Давид Самойлов, поэт, 23 года, солдат запасного полка (на восстановлении после ранения и госпиталя), Горьковская (Нижегородская) область:
1 сентября.
Сентябрьский дождичек. Весело валить столетние тридцатиметровые сосны. Есть какая-то древняя радость покорителя и хозяина земли, когда с треском и шелестом летит лесина, трепеща всеми ветками, и падает, заставляя дрожать землю. И долго качаются после этого соседние деревья и кружатся по ветру мелкие веточки, листья и ободранная нежная кора. И звон пилы, и стук топора, и влажный лесной окрик: «Эй, берегись!»
Нормы: спилить, раскряжевать, собрать сучья - 9 кбм на пилу. Колоть - 10 кбм (складывать в штабель). Носить (до 150 м) - 4 кбм.
Александр Витковский, электромонтажник, 33 года, командир подразделения связи, Донецкая область, Украина.
1 сентября. Город Снежное
Жители встречали тепло. Полк нацелили на опорный пункт Степановка. Противник перешел в контратаку. Комбат Головко отбил, нанеся ему большие потери. Артиллерия разрушала пулеметные точки в бетонных колпаках в несколько поясов.
Васёна, москвичка, 22 года, выпускница московской разведшколы, диверсантка, партизанка перед отправкой в тыл после ранения, Белоруссия, Могилёвская область:
1 сентября.
Сейчас идет приготовление к прощальному завтраку. Сегодня уедем. Быть может, я никогда не увижу этих дорогих ребят. Даже Райка и та трет картошку, мне не дала ничего делать. Писем у меня уже уйма. Все просят сообщить их родным. Память о всех вас я сохраню навсегда. Ведь многим из вас я обязана жизнью.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
1 сентября.
...Американское радио («New York Mirror»). Сталин дал согласие на встречу с Рузвельтом и Черчиллем. Уоллес отправится в Россию - он будет участвовать в подготовке Конференции «трех».
Начпубалта утвердил мой план комсомольского сборника. Вызовем к 5 сентября А. Тарасенкова, - он им займется.
Написал три листовки... Вышли мои листовки - о Южном фронте, о технике СССР, о Сицилии (еще 90 000 экземпляров!).
Мысли о жизни. Ощущение усталости и стиснутости от блокады, от какого-то сужения размаха моего творчества продолжается. Конечно, у нас нет и в помине московского бурления, непрерывного притока международных новостей, интересов, нет стольких встреч, как бывало.
Надо сломать блокаду до конца, а мы запаздываем. Ампутация таганрогского приморского немецкого фланга учит нас проделать то же самое и под Ленинградом. Надо же наконец, несмотря на созданную за два года невиданную уплотненность немецкой обороны, разгромить противника.
Из быта. Зимой, после первого прорыва блокады, мальчик девяти лет спросил:
- Мамочка, значит, весной мы поедем в Петергоф, домой?
- Нет, милый...
- А почему - нет?
- Там все разрушено.
Мальчик задумался, потом сказал:
- Они, наверно, дворец и фонтаны разрушили, а наш домик цел. Зачем им наш домик?
Мать объяснила сыну, что в Петергофе камня на камне не осталось... Мальчик затих, ушел... Вечером он показал матери два своих рисунка. На одном из них - на ярко-голубом фоне поразительно точно был нарисован дом, где мальчик родился и жил до войны. На другом - на сером фоне - развалины того же дома, торчащие голые трубы, груда кирпичей и сломанные деревья. Удивительно не по-детски тоскливый и сильный рисунок...
Малыш прижался к материнскому плечу и разрыдался:
- Мама, зачем люди делают войну?.
Михаил Пришвин, писатель, 70 лет, Москва:
1 сентября.
Вчера опять и дважды праздновали, первый раз еще засветло взятие Ельни, второй в темноте - Глухова и других городов.
Пришел наконец основной московский житель и ввел нас в курс политики. Он говорил, что до зимы мы, вероятно, освободим Донбасс, а зимой пойдем за Днепр, что в случае катастрофы у немцев союзники, конечно, не обрадуются нашим успехам, что после войны наше военное государство станет против Америки в союзе с пораженными странами, с Германией, Францией, Польшей и западными славянами, и будем готовить новую войну лет через 15.
Становятся понятными мрачные народные настроения и неверие в победу в смысле возвращения хорошей жизни. В то же время понятно, почему с этими настроениями внешне смыкается и агитация правительства нашего в народе: правительство агитирует против оптимизма, связанного с победой союзников (Америки), т. е. против благополучия нашего через Америку, а обывателям этого хочется.
Делаю заключение свое. Мне думается, что мы вступаем в то же соотношение с миром, в каком была Германия в начале войны: все возьму (Германия) и все куплю (Америка). Теперь же и мы, голодные, побеждая, начинаем этот круг «все возьму» против «все куплю». Естественно, что в этих условиях возникает мысль о смычке с Германией, и значит, германская идея насильной переделки мира приходит к нам, как от нее же пришел нам социализм, и продолжается нами...
N. говорил: - До чего живуче в обывателе умонастроение, связанное с верой в законы морального развития людей к лучшему. Никак не хотят, имея факты перед глазами, думать о том, что законов этих не существует, что мы вовсе не движемся к лучшему, что никакой воли народной не существует, что народы попадают во власть случаев и личностей, что и ты сам живешь нисколько не более обеспеченным, чем любая птичка, вечно вертящая в страхе от нападения головку свою в разные стороны.
В Европе считают, что немцы, если оставаться в пределах разума, разбили Россию и вполне выполнили свою стратегическую задачу, но что Россия им все-таки не далась и что это надо понимать как «чудо». А нам, русским, так понятно это чудо. Оно состоит в том факте, что выдумать машину трудно, а пользоваться ею слишком даже легко.
Пример - фотоаппарат Лейка: нужно было пережить несколько сот лет фотографического опыта, чтобы выдумать Лейку, а у нас сделали Фэд по образцу Лейки в несколько месяцев, и еще наглядней пример ребенка, нажатием кнопки взрывающего гору. А к этому прибавить, [что] «чудо» случилось оттого, что человеческая капля, называемая личностью, в этом механизме под давлением других капель слилась, как вода, и масса человеческая действует покорно и сильно, как в гидравлических сооружениях вода. Коммунизм и есть распространение законов механики на человеческое общество. Немцы эту силу применяют в военном деле, но и то, наверно, с чем-нибудь в человеке считаются. А тут ребенок, взрывающий гору, ни с чем не считается, - вот и все «чудо».
Так является один из планов «Падуна»: река Выг, дикая, порожистая, заключается в машины, и ребенок, поворачивая ручкой, может управлять водопадом. Согласно с этим механизмом и люди организуются, вживаются в создаваемые участки и под предлогом коммунизма становятся механизмом.
Давид Самойлов, поэт, 23 года, солдат запасного полка (на восстановлении после ранения и госпиталя), Горьковская (Нижегородская) область:
1 сентября.
Сентябрьский дождичек. Весело валить столетние тридцатиметровые сосны. Есть какая-то древняя радость покорителя и хозяина земли, когда с треском и шелестом летит лесина, трепеща всеми ветками, и падает, заставляя дрожать землю. И долго качаются после этого соседние деревья и кружатся по ветру мелкие веточки, листья и ободранная нежная кора. И звон пилы, и стук топора, и влажный лесной окрик: «Эй, берегись!»
Нормы: спилить, раскряжевать, собрать сучья - 9 кбм на пилу. Колоть - 10 кбм (складывать в штабель). Носить (до 150 м) - 4 кбм.