8 августа. Две "хреновые" песни Владимира Высоцкого
Летом 1968 года Владимир Высоцкий и Валерий Золотухин снимались в Сибири в фильме "Хозяин тайги". 8 августа они вместе сочинили письмо другу и соратнику по Таганке Вениамину Смехову. Чтобы было веселее, писали разноцветными шариковыми ручками, рукой Высоцкго было написано:
«Есть у нас раскладушки, стол и бардак, устроенный Золотухиным, как истый деревенский житель, он живет себе и в ус не дует и поплевывает на грязь, неудобства, навоз и свинцовые мерзости деревенской жизни. А я умираю. (...) Настроение у нас портится и на душе скребут кошки во время каждой съемки. Я написал две хреновых песни, обе при помощи Золотухина. У него иногда бывают проблески здравого смысла, и я эти редкие моменты удачно использую». Во времена моей молодости эти "хреновые" знали все, они неслись из каждого окна.
Припев:
Протопи ты мне баньку по-белому -
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный - и все позади.
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.
Припев.
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс,
А на левой груди - профиль Сталина,
А на правой - Маринка анфас.
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
Припев.
Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: "Пособи!"
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.
А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.
Припев.
Ох, знобит от рассказа дотошного,
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.
Застучали мне мысли под темечком,
Получилось - я зря им клеймен,
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.
Припев.
***
А про следующую песню на концерте в московском Институте комплексных транспортных проблем в самом конце февраля 1980 года автор рассказывал так "...Я "Охоту на волков" когда писал - она меня замучила: мне ночью снился вот этот вот припев. Я не знал, что буду писать, но помнил только, что: "Идет охота на волков, идет охота!.." И вот она меня мучила, и наконец через два месяца... Это было в Сибири, в Выезжем Логу, - мы снимали там картину "Хозяин тайги". Я сидел под такой гигантской лампочкой (по-моему, свечей на пятьсот она была - у какого-то фотографа мы достали), в пустом доме - на месте сгоревшего. Золотухин спал "выпимши", потому что был праздник. И я сел за белый лист и думаю: что я буду писать? В это время встал Золотухин и сказал: "Не сиди под светом - тебя застрелют!" Я говорю ему: "С чего ты взял, Валерий?" - "Вот в Лермонтова стрелял пьяный прапорщик..." - "Откуда ты знаешь?" - "Мне Паустовский сказал" - и уснул. Я его на следующий день спрашиваю: "А почему тебе сказал Паустовский?" "Ну, я, - говорит, - имел в виду такую фразу, что - как нам говорит Паустовский. - Потом говорит: - Я тебе честно признаюсь, откуда я вчера самогону достал. Мне ребятишки принесли из дворов медовухи, а я им за это разрешил залечь в кювете и на тебя на живого смотреть. Вот поэтому...". Так что - значит, под дулами глаз я и написал эту песню, которая называется "Идет охота на волков". Вот так, такие бывают истории..."
Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня - опять как вчера:
Обложили меня, обложили -
Гонят весело на номера!
Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень, -
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
Припев:
Идёт охота на волков,
Идёт охота -
На серых хищников
Матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука:
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций -
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
И вот - охота на волков,
Идёт охота -
На серых хищников
Матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры -
Почему же - вожак, дай ответ -
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?!
Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время моё:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружьё.
Припев.
Я из повиновения вышел:
За флажки - жажда жизни сильней!
Только - сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня - не так, как вчера:
Обложили меня, обложили -
Но остались ни с чем егеря!
Припев.
«Есть у нас раскладушки, стол и бардак, устроенный Золотухиным, как истый деревенский житель, он живет себе и в ус не дует и поплевывает на грязь, неудобства, навоз и свинцовые мерзости деревенской жизни. А я умираю. (...) Настроение у нас портится и на душе скребут кошки во время каждой съемки. Я написал две хреновых песни, обе при помощи Золотухина. У него иногда бывают проблески здравого смысла, и я эти редкие моменты удачно использую». Во времена моей молодости эти "хреновые" знали все, они неслись из каждого окна.
Click to viewПрипев:
Протопи ты мне баньку по-белому -
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный - и все позади.
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.
Припев.
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс,
А на левой груди - профиль Сталина,
А на правой - Маринка анфас.
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
Припев.
Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: "Пособи!"
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.
А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.
Припев.
Ох, знобит от рассказа дотошного,
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.
Застучали мне мысли под темечком,
Получилось - я зря им клеймен,
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.
Припев.
***
А про следующую песню на концерте в московском Институте комплексных транспортных проблем в самом конце февраля 1980 года автор рассказывал так "...Я "Охоту на волков" когда писал - она меня замучила: мне ночью снился вот этот вот припев. Я не знал, что буду писать, но помнил только, что: "Идет охота на волков, идет охота!.." И вот она меня мучила, и наконец через два месяца... Это было в Сибири, в Выезжем Логу, - мы снимали там картину "Хозяин тайги". Я сидел под такой гигантской лампочкой (по-моему, свечей на пятьсот она была - у какого-то фотографа мы достали), в пустом доме - на месте сгоревшего. Золотухин спал "выпимши", потому что был праздник. И я сел за белый лист и думаю: что я буду писать? В это время встал Золотухин и сказал: "Не сиди под светом - тебя застрелют!" Я говорю ему: "С чего ты взял, Валерий?" - "Вот в Лермонтова стрелял пьяный прапорщик..." - "Откуда ты знаешь?" - "Мне Паустовский сказал" - и уснул. Я его на следующий день спрашиваю: "А почему тебе сказал Паустовский?" "Ну, я, - говорит, - имел в виду такую фразу, что - как нам говорит Паустовский. - Потом говорит: - Я тебе честно признаюсь, откуда я вчера самогону достал. Мне ребятишки принесли из дворов медовухи, а я им за это разрешил залечь в кювете и на тебя на живого смотреть. Вот поэтому...". Так что - значит, под дулами глаз я и написал эту песню, которая называется "Идет охота на волков". Вот так, такие бывают истории..."
Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня - опять как вчера:
Обложили меня, обложили -
Гонят весело на номера!
Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень, -
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
Припев:
Идёт охота на волков,
Идёт охота -
На серых хищников
Матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука:
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций -
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
И вот - охота на волков,
Идёт охота -
На серых хищников
Матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу - и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры -
Почему же - вожак, дай ответ -
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?!
Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время моё:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружьё.
Припев.
Я из повиновения вышел:
За флажки - жажда жизни сильней!
Только - сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил - и из всех сухожилий,
Но сегодня - не так, как вчера:
Обложили меня, обложили -
Но остались ни с чем егеря!
Припев.