8 августа. Евгений Евтушенко и Юрий Казаков
Сегодня исполняется 96 лет со дня рождения одного из самых любимых моих писателей советского времени Юрия Казакова.
Евгений Евтушенко дружил с Казаковым, он посвятил ему стихотворение, которое прочитал в 2008 году на открытии памятной доски на доме № 30 по улице Арбат, где на протяжении 34 лет жил в Москве писатель.
На торжественной церемонии открытия поэт, отметил, что Казаков сыграл огромную роль в его жизни и творчестве. Он вспомнил историю о том, как друг увез его из Москвы в момент гонений на писателей и художников: «Юра просто пришел ко мне утром и сказал: «У меня есть два билета в Вологду. Завтра уезжаем с тобой на все лето. После Вологды поедем в Архангельск. Привезешь огромное количество хороших стихов». Затем Евгений Евтушенко прочитал свое стихотворение «Вологодские колокола». «Оно очень нравилось Юре, - сказал поэт. - И я посвящаю его всем писателям, которые, несмотря на подвязанность колокольных языков нашей литературы, всегда учили людей свободе, совести, любви к родине и вере в будущее России».
ВОЛОГОДСКИЕ КОЛОКОЛА
Ю. Казакову
В колокольно-березовой Вологде
отдохнув от работы слегка,
мы бродили с товарищем вольные, -
как два истинно вольных стрелка.
После памятной встречи с правительством
в шестьдесят вроде третьем году
удивлялись мы жизни в провинции,
словно ходикам на ходу.
И вошли мы в музей краеведческий
под урчанье пружинных дверей,
где был полный покой человеческий
из-за множества стольких зверей.
Мы глядели на чудные чучела,
на коллекции древних монет,
и всё то, что в столице нас мучило,
постепенно сходило на нет.
Думал я: может быть, искупаются
изверженья вулканные тем,
что полезные ископаемые
собираются кем-то затем.
Может, было не очень-то вежливо,
только нас на последнем шагу
привлекла одинокая вешалка
в пустовавшем стеклянном шкафу.
И старушка, с вязаньем стоявшая,
пояснила, как только могла:
«Здесь писателя нашего - Яшина
фронтовая шинелка была.
Сняли нынче-то. Воля господская,
а три пули шинелку - насквозь.
Свадьбу он описал вологодскую,
да начальству, видать, не пришлось».
И как будто в дерьме искупались мы,
не смотрели мы по сторонам,
и полезные ископаемые
стали вдруг отвратительны нам.
В колокольно-березовой Вологде,
где кольчугой ржавеет река,
шли со взглядами, в землю вогнанными,
два обманчиво вольных стрелка.
Мы взбирались на дряхлые звонницы
и глядели, угрюмо куря,
на предмет утешения вольницы -
запылённые колокола.
Они были все так же опасными.
Мы молчали, темны и тяжки,
и толкали неловкими пальцами
их подвязанные языки.
1964
Евгений Евтушенко дружил с Казаковым, он посвятил ему стихотворение, которое прочитал в 2008 году на открытии памятной доски на доме № 30 по улице Арбат, где на протяжении 34 лет жил в Москве писатель.
На торжественной церемонии открытия поэт, отметил, что Казаков сыграл огромную роль в его жизни и творчестве. Он вспомнил историю о том, как друг увез его из Москвы в момент гонений на писателей и художников: «Юра просто пришел ко мне утром и сказал: «У меня есть два билета в Вологду. Завтра уезжаем с тобой на все лето. После Вологды поедем в Архангельск. Привезешь огромное количество хороших стихов». Затем Евгений Евтушенко прочитал свое стихотворение «Вологодские колокола». «Оно очень нравилось Юре, - сказал поэт. - И я посвящаю его всем писателям, которые, несмотря на подвязанность колокольных языков нашей литературы, всегда учили людей свободе, совести, любви к родине и вере в будущее России».
ВОЛОГОДСКИЕ КОЛОКОЛА
Ю. Казакову
В колокольно-березовой Вологде
отдохнув от работы слегка,
мы бродили с товарищем вольные, -
как два истинно вольных стрелка.
После памятной встречи с правительством
в шестьдесят вроде третьем году
удивлялись мы жизни в провинции,
словно ходикам на ходу.
И вошли мы в музей краеведческий
под урчанье пружинных дверей,
где был полный покой человеческий
из-за множества стольких зверей.
Мы глядели на чудные чучела,
на коллекции древних монет,
и всё то, что в столице нас мучило,
постепенно сходило на нет.
Думал я: может быть, искупаются
изверженья вулканные тем,
что полезные ископаемые
собираются кем-то затем.
Может, было не очень-то вежливо,
только нас на последнем шагу
привлекла одинокая вешалка
в пустовавшем стеклянном шкафу.
И старушка, с вязаньем стоявшая,
пояснила, как только могла:
«Здесь писателя нашего - Яшина
фронтовая шинелка была.
Сняли нынче-то. Воля господская,
а три пули шинелку - насквозь.
Свадьбу он описал вологодскую,
да начальству, видать, не пришлось».
И как будто в дерьме искупались мы,
не смотрели мы по сторонам,
и полезные ископаемые
стали вдруг отвратительны нам.
В колокольно-березовой Вологде,
где кольчугой ржавеет река,
шли со взглядами, в землю вогнанными,
два обманчиво вольных стрелка.
Мы взбирались на дряхлые звонницы
и глядели, угрюмо куря,
на предмет утешения вольницы -
запылённые колокола.
Они были все так же опасными.
Мы молчали, темны и тяжки,
и толкали неловкими пальцами
их подвязанные языки.
1964