8 августа 1943-го года
из дневников
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
8 августа.
Послал пьесу в Смольный и в Военный совет КБФ.
В 11 утра. Английское радио «ВВС» приветствует Орловскую победу: «Мы опять можем послать поздравление России». Ох, как надоели нам эти приветствия!.. Нам нужны их дела!
Когда страна приступит к созданию Большого флота? Как фатально нам с флотом не везет!.. Попытки создать новый флот были прерваны войной 1914-1918-го; разруха, прекращение судостроения в Гражданскую войну. Новые попытки создать флот - и опять война 1941 года. Теперь создадим! История ставит нас лицом к лицу с морскими державами. Это должно дать толчок. Работа уже идет, конструкторы думают... Хотя говорят, что в Генеральном штабе есть противники флота: «Моряки только красивую форму носят...» Эх!
Днем - огневой налет на Петроградскую сторону, Васильевский остров. Жертвы...
Был замполит Суворов. Рассказывал, что, когда наши «катюши» били по одному из участков, финны кричали: «Бейте подальше, там немцы» (?)...
В 11 вечера, по радио. Наши войска в 17-25 километрах от Харькова. Взят Богодухов. На брянском направлении наше наступление успешно развивается...
Евгения Руднева, студентка МГУ, 22 года, штурман женского авиаполка ночных бомбардировщиков, Краснодарский край:
8 августа
Первый раз в жизни (и не жажду больше!) нахожусь в санчасти. Но летала. В первый вылет только нас с Ирой Себровой обстреляли. Держало девять прожекторов в течение 5 минут, стреляли четыре пулемета и мелкокалиберная пушка до тех пор, пока мы на своей территории не пересекли дорогу на Киевскую. У Варениковской их ястребенок давал ракеты, а тут нас еще в Крымской свои прожекторы схватили. Пришлось ракету дать. Я только тогда по-настоящему осознала, когда мы только зарулили, я еще не успела вылезти из кабины, а Ира - выключить мотор, как подбегает Полинка и отчаянным голосом спрашивает: «Кто прилетел?», а Натка уже стояла около Иры. Я поцеловала сначала Иру, затем Полинку, и все пошли докладывать.
Мы были разведчиками, ходили парой на дорогу: Молдаванское - Русское - Прохладный. В самое пекло. Ну и разведали: в Молдаванском одну фару, а северо-западнее Русского - две; только пытались после бомбометания в Русском пойти туда, тут нас и схватили. Стояла сплошная стена огня, из прожекторов мы ни на минуту не выходили. Ходить вправо или влево было бесполезно. Ира маневрировала скоростью и высотой - терять ее можно было, потому что шли домой с попутным ветром. Когда она один раз сильно пикнула, у Натки с Полинкой создалось такое впечатление, что мы падаем. Они, бедняжки, всю дорогу переживали.
Наши войска заняли Орел и Белгород, прорвали линию обороны у Харькова. 5 августа в 24.00 в Москве было 12 салютов из 120 орудий.
Георгий Славгородский, школьный учитель, 28 лет, старший лейтенант, начальник штаба батальона, Белгородская область:
8 августа.
Со вчерашнего вечера в сортировочном госпитале. Здесь много наших. Сегодня увидел Ремизова (писаря), он сообщил мне неприятную новость: Галю ранило миной. Несчастная!.. Как бы хотел ее видеть. Потеряет адрес и потеряет всякую связь со мной...
Как безжалостно война расправляется с людьми! Из полка осталась горсточка, в батальоне остался один комбат и немного людей. На них налетел немец, и потом опять погнали. Все бросил: обозы, пиво, машины, шоферы сдаются с машинами в плен.
Много раненых в больших и малых палатках и в домах. А село ограблено: ни одной коровы, жители голодные, многие без крова.
Софья Аверичева, актриса, 28, лет, фронтовая разведчица, Смоленская область:
8 августа.
У гитлеровцев в обороне оживление. Что это? Прибытие новых войск? Подготовка к наступлению, передислокация или это игра, чтоб нас обмануть?
Уже который день мы ведем наблюдение. Строим планы, как нам пробраться через укрепления противника, пройти к ним в тыл. Иногда мы так размечтаемся, что простой рядовой «язык» нам уже не нужен. Генерала подавай! Да еще с планшетом! А в нем оперативные планы и карты.
В стереотрубу видим ряды проволочного заграждения. Они идут вдоль обороны противника, прерываются около лощины. А лощина глубокая, длинная - ведет к самой обороне немцев и, видимо, не простреливается. Пулеметы с правого и левого флангов, пожалуй, не возьмут ее. Она конечно же заминирована, но наши саперы обещают провести нас по лощине. Итак, лощина - единственная возможность для осуществления нашего плана.
Мы подобрали восемь автоматчиков-добровольцев. ПНШ разведки полка капитан (уже капитан!) Анистратов доложил подполковнику Озерскому о наших замыслах. Командир полка вызывает нашу восьмерку к себе на КП.
- Что ж, инициативу одобряю! - сказал подполковник. - Но в тыл к немцам отпустить вас не могу, не время. Да на нашем участке фронта сейчас и не пройти. Надо реально смотреть на вещи. Не могу я зря рисковать своими бойцами, а вот взять «языка» с линии обороны - это сейчас наиважнейшая задача всего полка. Ясно? Действуйте!
И вот мы действуем. Впереди идет Постников. Он недавно окончил школу младших лейтенантов, и сейчас для него не существует на свете преград. Капитан Анистратов передает последнее приказание: «Всю операцию закончить до четырех утра. Не уложитесь к этому времени, возвращайтесь. Это приказ командира полка».
Капитан волнуется. Его волнение понятно. Сегодня впервые он остается в обороне, а нас отправляет на задание. Он очень изменился. Подобрел, что ли. Заботился, как бы я не отстала, помогал. Сверили часы. Меня мучает любопытство: почему именно в четыре часа утра надо закончить операцию? Перед тем, как покинуть уютные траншеи пехотинцев, Анистратов отзывает Постникова и меня в сторону и повторяет: «Так помните: в четыре вы должны быть здесь, иначе пехота пойдет в разведку боем и вы, если не вернетесь к этому времени, можете попасть в переплет, под огонь своих батарей».
Душный августовский вечер. Мы лежим в лощине. Ахмедвалиев и Коробков вступили в борьбу с минами. Нам понятно спокойствие гитлеровцев за лощину. Здесь такое множество мин, что до утра вряд ли удастся очистить проходы. А торопить саперов нельзя. Малейшее неверное движение - все взлетит на воздух. Ребята и сами понимают, что действовать нужно быстро. Вот мы движемся. Нет, снова остановка. В небе тарахтит «кукурузник». Со стороны немцев слышится скрип телег. Мы уже близко, почти рядом. Путь свободен! Вперед, скорей, скорей вперед! Заползли в какую-то узкую канаву, она становится все глубже. Вероятно, это отвод для стока воды. Начинает светать. Гитлеровцы кишмя-кишат. Подходят новые подразделения с повозками. Солдаты сгружают тяжелые ящики с боеприпасами, кричат:
- Шнэль! Шнэль!
Рассвет наступает с катастрофической быстротой, но нас спасает густой туман. По узкой канаве подползаем к обороне. Гитлеровцев здесь битком. Наверняка идет подготовка к наступлению. Как же быть? Необходимо предупредить командование. Но поздно - уже четыре часа. Постников отдает приказ:
- Ложко и Плошкин! Противотанковыми по повозкам! Остальные за мной!
В траншеях что-то невообразимое: вопли, крики, стоны. Все смешалось, кто-то уже тащит немца. «Отход!» - кричит Постников, строча из пулемета вдоль траншей. Мощно загремела наша артиллерия. Бежим по лощине в рост. «Осторожнее! - предупреждает Коробков, - не сворачивайте в сторону!»
Артиллерия бьет сильней и сильней. Слышится наше русское «урра». Это батальон силовой разведкой идет в бой. Они врываются в траншеи противника. Мы сидим в своей обороне, не можем дух перевести.
Туманное утро. Потянулись раненые, поддерживая друг друга. Говорят, что это была генеральная репетиция грядущего наступления. Пойманный гитлеровец обстоятельно отвечает на все вопросы.
Я заглядываю в землянку. Немец сидит на полу, прислонившись спиной к стене, и монотонно напевает какую-то грустную песенку. Я прислушиваюсь к словам. Он повторяет одну и ту же фразу:
Майнэ киндер цу хаузе.
Ихь бин хир.
Майнэ фрау махэн зайтен шпрунг
Унд мир капут, -
что означает примерно следующее: «Мои дети дома, а я тут. Жена мне изменяет (дословно - скачет в сторону), а мне капут».
Трогательная помесь типично немецкой сентиментальности и фривольности.
Автоматчик из охраны спрашивает:
- Что этот акын поет?
Я перевожу. Солдат недобро усмехнулся:
- Ну этот-то теперь увидит свою фрау и своих киндер. Вот увидим ли мы, бабушка надвое гадала. А капут не ему, а Гитлеру.
Немец перестает петь, настороженно прислушивается и, услышав знакомые слова, с готовностью восклицает:
- Гитлер капут! Яволь, Гитлер капут!
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
8 августа.
Послал пьесу в Смольный и в Военный совет КБФ.
В 11 утра. Английское радио «ВВС» приветствует Орловскую победу: «Мы опять можем послать поздравление России». Ох, как надоели нам эти приветствия!.. Нам нужны их дела!
Когда страна приступит к созданию Большого флота? Как фатально нам с флотом не везет!.. Попытки создать новый флот были прерваны войной 1914-1918-го; разруха, прекращение судостроения в Гражданскую войну. Новые попытки создать флот - и опять война 1941 года. Теперь создадим! История ставит нас лицом к лицу с морскими державами. Это должно дать толчок. Работа уже идет, конструкторы думают... Хотя говорят, что в Генеральном штабе есть противники флота: «Моряки только красивую форму носят...» Эх!
Днем - огневой налет на Петроградскую сторону, Васильевский остров. Жертвы...
Был замполит Суворов. Рассказывал, что, когда наши «катюши» били по одному из участков, финны кричали: «Бейте подальше, там немцы» (?)...
В 11 вечера, по радио. Наши войска в 17-25 километрах от Харькова. Взят Богодухов. На брянском направлении наше наступление успешно развивается...
Евгения Руднева, студентка МГУ, 22 года, штурман женского авиаполка ночных бомбардировщиков, Краснодарский край:
8 августа
Первый раз в жизни (и не жажду больше!) нахожусь в санчасти. Но летала. В первый вылет только нас с Ирой Себровой обстреляли. Держало девять прожекторов в течение 5 минут, стреляли четыре пулемета и мелкокалиберная пушка до тех пор, пока мы на своей территории не пересекли дорогу на Киевскую. У Варениковской их ястребенок давал ракеты, а тут нас еще в Крымской свои прожекторы схватили. Пришлось ракету дать. Я только тогда по-настоящему осознала, когда мы только зарулили, я еще не успела вылезти из кабины, а Ира - выключить мотор, как подбегает Полинка и отчаянным голосом спрашивает: «Кто прилетел?», а Натка уже стояла около Иры. Я поцеловала сначала Иру, затем Полинку, и все пошли докладывать.
Мы были разведчиками, ходили парой на дорогу: Молдаванское - Русское - Прохладный. В самое пекло. Ну и разведали: в Молдаванском одну фару, а северо-западнее Русского - две; только пытались после бомбометания в Русском пойти туда, тут нас и схватили. Стояла сплошная стена огня, из прожекторов мы ни на минуту не выходили. Ходить вправо или влево было бесполезно. Ира маневрировала скоростью и высотой - терять ее можно было, потому что шли домой с попутным ветром. Когда она один раз сильно пикнула, у Натки с Полинкой создалось такое впечатление, что мы падаем. Они, бедняжки, всю дорогу переживали.
Наши войска заняли Орел и Белгород, прорвали линию обороны у Харькова. 5 августа в 24.00 в Москве было 12 салютов из 120 орудий.
Георгий Славгородский, школьный учитель, 28 лет, старший лейтенант, начальник штаба батальона, Белгородская область:
8 августа.
Со вчерашнего вечера в сортировочном госпитале. Здесь много наших. Сегодня увидел Ремизова (писаря), он сообщил мне неприятную новость: Галю ранило миной. Несчастная!.. Как бы хотел ее видеть. Потеряет адрес и потеряет всякую связь со мной...
Как безжалостно война расправляется с людьми! Из полка осталась горсточка, в батальоне остался один комбат и немного людей. На них налетел немец, и потом опять погнали. Все бросил: обозы, пиво, машины, шоферы сдаются с машинами в плен.
Много раненых в больших и малых палатках и в домах. А село ограблено: ни одной коровы, жители голодные, многие без крова.
Софья Аверичева, актриса, 28, лет, фронтовая разведчица, Смоленская область:
8 августа.
У гитлеровцев в обороне оживление. Что это? Прибытие новых войск? Подготовка к наступлению, передислокация или это игра, чтоб нас обмануть?
Уже который день мы ведем наблюдение. Строим планы, как нам пробраться через укрепления противника, пройти к ним в тыл. Иногда мы так размечтаемся, что простой рядовой «язык» нам уже не нужен. Генерала подавай! Да еще с планшетом! А в нем оперативные планы и карты.
В стереотрубу видим ряды проволочного заграждения. Они идут вдоль обороны противника, прерываются около лощины. А лощина глубокая, длинная - ведет к самой обороне немцев и, видимо, не простреливается. Пулеметы с правого и левого флангов, пожалуй, не возьмут ее. Она конечно же заминирована, но наши саперы обещают провести нас по лощине. Итак, лощина - единственная возможность для осуществления нашего плана.
Мы подобрали восемь автоматчиков-добровольцев. ПНШ разведки полка капитан (уже капитан!) Анистратов доложил подполковнику Озерскому о наших замыслах. Командир полка вызывает нашу восьмерку к себе на КП.
- Что ж, инициативу одобряю! - сказал подполковник. - Но в тыл к немцам отпустить вас не могу, не время. Да на нашем участке фронта сейчас и не пройти. Надо реально смотреть на вещи. Не могу я зря рисковать своими бойцами, а вот взять «языка» с линии обороны - это сейчас наиважнейшая задача всего полка. Ясно? Действуйте!
И вот мы действуем. Впереди идет Постников. Он недавно окончил школу младших лейтенантов, и сейчас для него не существует на свете преград. Капитан Анистратов передает последнее приказание: «Всю операцию закончить до четырех утра. Не уложитесь к этому времени, возвращайтесь. Это приказ командира полка».
Капитан волнуется. Его волнение понятно. Сегодня впервые он остается в обороне, а нас отправляет на задание. Он очень изменился. Подобрел, что ли. Заботился, как бы я не отстала, помогал. Сверили часы. Меня мучает любопытство: почему именно в четыре часа утра надо закончить операцию? Перед тем, как покинуть уютные траншеи пехотинцев, Анистратов отзывает Постникова и меня в сторону и повторяет: «Так помните: в четыре вы должны быть здесь, иначе пехота пойдет в разведку боем и вы, если не вернетесь к этому времени, можете попасть в переплет, под огонь своих батарей».
Душный августовский вечер. Мы лежим в лощине. Ахмедвалиев и Коробков вступили в борьбу с минами. Нам понятно спокойствие гитлеровцев за лощину. Здесь такое множество мин, что до утра вряд ли удастся очистить проходы. А торопить саперов нельзя. Малейшее неверное движение - все взлетит на воздух. Ребята и сами понимают, что действовать нужно быстро. Вот мы движемся. Нет, снова остановка. В небе тарахтит «кукурузник». Со стороны немцев слышится скрип телег. Мы уже близко, почти рядом. Путь свободен! Вперед, скорей, скорей вперед! Заползли в какую-то узкую канаву, она становится все глубже. Вероятно, это отвод для стока воды. Начинает светать. Гитлеровцы кишмя-кишат. Подходят новые подразделения с повозками. Солдаты сгружают тяжелые ящики с боеприпасами, кричат:
- Шнэль! Шнэль!
Рассвет наступает с катастрофической быстротой, но нас спасает густой туман. По узкой канаве подползаем к обороне. Гитлеровцев здесь битком. Наверняка идет подготовка к наступлению. Как же быть? Необходимо предупредить командование. Но поздно - уже четыре часа. Постников отдает приказ:
- Ложко и Плошкин! Противотанковыми по повозкам! Остальные за мной!
В траншеях что-то невообразимое: вопли, крики, стоны. Все смешалось, кто-то уже тащит немца. «Отход!» - кричит Постников, строча из пулемета вдоль траншей. Мощно загремела наша артиллерия. Бежим по лощине в рост. «Осторожнее! - предупреждает Коробков, - не сворачивайте в сторону!»
Артиллерия бьет сильней и сильней. Слышится наше русское «урра». Это батальон силовой разведкой идет в бой. Они врываются в траншеи противника. Мы сидим в своей обороне, не можем дух перевести.
Туманное утро. Потянулись раненые, поддерживая друг друга. Говорят, что это была генеральная репетиция грядущего наступления. Пойманный гитлеровец обстоятельно отвечает на все вопросы.
Я заглядываю в землянку. Немец сидит на полу, прислонившись спиной к стене, и монотонно напевает какую-то грустную песенку. Я прислушиваюсь к словам. Он повторяет одну и ту же фразу:
Майнэ киндер цу хаузе.
Ихь бин хир.
Майнэ фрау махэн зайтен шпрунг
Унд мир капут, -
что означает примерно следующее: «Мои дети дома, а я тут. Жена мне изменяет (дословно - скачет в сторону), а мне капут».
Трогательная помесь типично немецкой сентиментальности и фривольности.
Автоматчик из охраны спрашивает:
- Что этот акын поет?
Я перевожу. Солдат недобро усмехнулся:
- Ну этот-то теперь увидит свою фрау и своих киндер. Вот увидим ли мы, бабушка надвое гадала. А капут не ему, а Гитлеру.
Немец перестает петь, настороженно прислушивается и, услышав знакомые слова, с готовностью восклицает:
- Гитлер капут! Яволь, Гитлер капут!