10 июня 1918-го
из дневников
Корней Чуковский, 36 лет, Петроград:
Июнь, 10. Был сейчас в Царском Селе у Луначарского. Он в Лицее. Болен: от переутомления у него на руках какие-то наросты - или нарывы, не знаю. Я его не видал. Видал его жену Анну Александровну, и вот какую дикую вещь
она мне рассказала. Сын ее, Тото, мальчик лет 9-10, влюбился в
девочку Эльфу. Эльфе 12 лет, она дочь большевика Телепнева, коменданта царскосельских дворцов. Он пришел к маме - дня три назад - и говорит: «Мама, я люблю Эльфу, у нее глаза, как звезды, а волосы до колен. Я обожаю Эльфу. - ?! - Вчера я целовал ее при всех, а завтра буду целовать в темной комнате». И целый день они целуются, он так и говорит:
- Мама, я иду целоваться с Эльфой.
Все это меня потрясло, но Луначарская была даже довольна.
- Он у меня такой сексуальный, чувственный, но чувственность его
элегантная.
- А нельзя ли их видеть? - спросил я. Она послала за ними. Он вошел в дивную комнату Лицея в шапке и сказал мне покровительственно, капризно, картавя:
- Здравствуй, великан!
За ним шла девочка с распущенными, но грязными волосами - умненькое, но некрасивое существо. Зная, что нас интересуют их отношения - (очевидно, из этих отношений взрослые сделали себе забаву), - он сам стал рассказывать о своей любви.
- Мы с нею баловались и целовались. Я садился ей на живот...
- А ей не было больно?
- Нет. Мы в парке, в пруду, видели вот таких рыб.
Тут он подбежал к сахарнице - цапнул огромный кусище сахару и за щеку. Потом к буфету - мармелад. А своей возлюбленной ни куска.
- Разве тебе не жарко в шапке? (Шапка барашковая.)
- Жарко. Прошу маму - не покупает.
Тут его стошнило от сладостей - и он, открыв плевательницу,
большую, переполненную, - пустил туда длинную струю слюны.
____________________________________
Дня два назад у Анатолия Ф. Кони. Бодр. Глаза васильковые. Очень разговорились. Он рассказал, как его отец приучил его курить. Когда Кони был маленьким мальчиком, отец взял с него слово, что он до 16 лет не будет курить. - Я дал слово и сдержал его. Ну, чуть мне наступило 16, отец подарил мне портсигар и все принадлежности. - Ну не пропадать же портсигару! - и я пристрастился.
________________________________
С Анной Александровной Луначарской беседа: «Я вообще аморальна. Если бы мой брат захотел со мной жить, пожалуйста! Если это доставляет ему или мне удовольствие. Поэтому я вполне оправдываю Сологуба!». Шатуновский рассказывает, что секретарь Луначарского берет взятки даже у писателей. Будто бы Ефим Зозуля захотел издать книгу своих рассказов - обратился в какую-то Центропечать, секретарь говорит: если хотите, чтобы была издана, - пополам. Вам 20 000 и мне -20 000!
__________________________
Бывая у Леонида Андреева, я неизменно страдал бессонницами: потому что Андреев спал (после обеда) всегда до 8 час. вечера, в 8 вставал и заводил разговор до 4-5 часов ночи. После такого разговора - я не мог заснуть и, обыкновенно, к 10 час. сходил вниз - зеленый, несчастный. Там внизу копошились дети - (помню, как Савва на руках у няни тянется к медному гонгу) - на террасе чай, кофе, хлеб с маслом - мама Леонида Николаевича - милая, с хриплым голосом - с пробором посреди седой головы - Анастасья Николаевна. Она рассказывала мне про «Леонида» множество историй, я записал их, но не в дневник, а куда-то - и пропало. Помню, она рассказывала про своего мужа Николай Ивановича: - Силач был - первый на всю слободу. Когда мы только что повенчались, накинула я шаль, иду по мосту, а я была недурненькая, ко мне и пристали двое каких-то... в военном. Николай Иванович увидел это, подошел неспешно, взял одного за шиворот, перекинул через мост и держит над водою... Тот барахтается, Н.И. никакого внимания. А я стою и апельцыны кушаю. Он знал, что я люблю бублики. Купит для меня целую сотню, наденет на шею - вязка чуть не до полу - идет, и все говорят: вот как Н. Ив. любит свою жену!
А то купит два-три воза игрушек - привезет в слободу (кажется, на Немецкую улицу) и раздает всем детям.
Андреев очень любил читать свои вещи Гржебину. - Но ведь Грж. ничего не понимает? - говорили ему. «Очень хорошо понимает. Гастрономически. Брюхом. Когда Гржебину что нравится, он начинает нюхать воздух, как будто где пахнет бифштексом жареным. И гладит себя по животу...»
Андреев однажды увлекся лечением при помощи мороза. И вот помню - в валенках и в чесучовом пиджачке - с палкой шагает быстро-быстро по оврагам и сугробам, а мы за ним еле-еле, как на картине Серова за Петром Великим - я, Гржебин, Копельман, Осип Дымов, а он идет и говорит заиндевевшими губами о великом значении мороза.
Юрий Готье, историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
10 июня.
Германцы опять бросились на французов; пока, кажется, без большого успеха. Опять страшно. Сегодня я был на академическом съезде; это было 4-е заседание; я был еще на открытии. Поразительно грустная картина. Членов всего 165-170 человек. Присутствуют не более 60-70, да еще вездесущие курсистки. Царит сон и скука. И это тогда, когда над академическим миром занесен удар, быть может, смертельный. Что это значит? Равнодушие? Трусость? Желание обеспечить себе выход для того, чтобы принять дар данайцев от большевиков? Грустно и стыдно за тех, кто должен бы был считать себя солью земли. Когда видишь это, то невольно приходишь еще раз к выводу, что с таким народом ничего не сделать и что из него ничего не выйдет.
Владимир Вернадский, академик, 55 лет, Киев:
10.VI.1918. Вчера, если бы не то, что я встал в 6 утра и имел в своем распоряжении утро, ничего бы не сделал. Все время люди.
Утром было у меня свидание с Ив. Мих. Малининым из Одессы и Васил[енко]. Малинин - бывший попечитель [учебного] округа и теперь опять принимает участие в работе. Умный и спокойный человек, к.-д. Об Одесском Политехн[ическом] - серьезное начинание, большой наплыв, помогает город, артиллер[ийское] ведомство - артиллер[ийский] факультет. Огромный наплыв студентов в Одессу. Укр[айнского] движения серьезного нет, но среди украинцев есть солидные люди. Кажется, М[алинин] или Михайл[ов] мне говорил о двоевластии в М[инистерстве] н[ародного] пр[освещения] - Васил[енко] и тайно Стешенко.
Был К.А. Михайлов: в ужасе от той неразберихи, какая делается в министерствах.
С Перфецким отдыхал и гулял в Ботанич[еском] саду. Замечательно хорошее делает впечатление: служитель науки. По его словам, у М. Груш[евского] нет своих обобщающих идей - основа от Антоновича. Любопытно, что влияние Антоновича очень сказывается кругом - Гр[ушевский], Кист[яковский], Ефремов я т. д. Надо ознакомиться и с ним, и с его трудами. Главные не изданы и все «собираются» (Мельник - жена Антоновича). Перфецкий много рассказывал об Угорской Руси. Я чувствую, что меня эта моя юношеская идея ее защиты все более привлекает. Щерфецк[ий] влюблен в Княжескую Русь, и масса интересных у него идей. Из разговора с ним опять выясняется искривленность обычного представления о татарах XIII в., и я рад, что Георгий [Вернадский] занимается этим периодом.
Зашел В.В. Кун, долго сидел. Из-за него я испортил чужую электр[ическую] кастрюльку, и потребовалось старание, чтобы взять себя в руки.
Кун все по-прежнему - весь в мелочах семейной жизни - доживание. Умный обыватель.
Был у Спекторского; долго сидел. Разговор по поводу его вступления в Ком[иссию]. Все он добивался выборного начала. Странная у них идея - Совета в[ысшей] ш[колы] официального и для борьбы с правит[ельством]. В конце концов он входит в Комиссию, но как-то боится Совета. Огромный наплыв студентов (много евреев). Групна студентов - укр[аинцев] в унив[ерситете] небольшая («40» чел.), но очень активная. Не заметно увеличения украинск[ого] движения среди младших преподавателей. Состав укр[айнского] унив[ерситета] со всячинкой: тяга в Германию для образования.
Вернулся, дома - зашли Черненков и Василенко. Общий интер[есный] разговор. С Н.Н. [Черненковым] об аграрной реформе. Закон прав[ительства] одобряет (2 важных пункта программы к.-д.: 1) ограничение купли земли; 2) передача дел судам). Он очень против конфискации при обмене (по суду), сомневается в 25 д[есятинах] и т. д. Кажется, мысль о значении меры в связи с[о] скупкой земли немцами ему была нова. Разговор с ним и о мнении Черниг[овского] ком[итета] о выходе мин[истров] из нартии.
Кажется, он поколебался: важность нартийных к.-д. министров в правительстве Укр[айны], Дона, Крыма. Приглашал (вторично), чтобы я встунал в аграрн[ую] ком[иссию] -я отказался.
Разговор с ним о возможности его вступления в мин[истерство] в качестве т[оварища] мин[истра]. Трудно с Колок[ольцовым], он хотел идти к Мациевичу. Очень я его люблю - умный человек и искренняя мысль.
Письмо Иконникова с отказом - по болезни (не выдуманной). Письма от Нат[аши] и старые Сергея [Ольденбурга], Арцыб[ашева], Наши [Старицкого]. Зовут в Петр[оград] - но от 18.IV. Сговорился с Вас[иленко] о посылке телеграммы через Дорош[енко]. Могу после 1.VII. Надо скорее наладить комиссию!
Писал Сергею [Ольденбургу], Гуле, Н. Кольцову. Отделал и закончил статью для «Природы» - «О значении для геохимии наблюдения над весом и составом организмов». Работал над жив[ым] вещ[еством]. Читал Грушевского (VI.2).- Ну и язычие у него!
В Укр[айне] две задачи для меня: 1) объединение украинцев, работающих в украинск[ом] возрождении, но любящих русскую культуру, для них тоже родную, и 2) сохранить связь всех ученых и научно-учебных учреждений с русской культурой и аналогичной русской организацией, а не немецкой.
Софья Толстая, вдова Льва Толстого, 73 года, Ясная Поляна:
Весь день занималась бумагами, дневниками и всем, что касается Льва Ник-ча, и составляла каталоги. Вечером приехала Е. В. Толстая.
Корней Чуковский, 36 лет, Петроград:
Июнь, 10. Был сейчас в Царском Селе у Луначарского. Он в Лицее. Болен: от переутомления у него на руках какие-то наросты - или нарывы, не знаю. Я его не видал. Видал его жену Анну Александровну, и вот какую дикую вещь
она мне рассказала. Сын ее, Тото, мальчик лет 9-10, влюбился в
девочку Эльфу. Эльфе 12 лет, она дочь большевика Телепнева, коменданта царскосельских дворцов. Он пришел к маме - дня три назад - и говорит: «Мама, я люблю Эльфу, у нее глаза, как звезды, а волосы до колен. Я обожаю Эльфу. - ?! - Вчера я целовал ее при всех, а завтра буду целовать в темной комнате». И целый день они целуются, он так и говорит:
- Мама, я иду целоваться с Эльфой.
Все это меня потрясло, но Луначарская была даже довольна.
- Он у меня такой сексуальный, чувственный, но чувственность его
элегантная.
- А нельзя ли их видеть? - спросил я. Она послала за ними. Он вошел в дивную комнату Лицея в шапке и сказал мне покровительственно, капризно, картавя:
- Здравствуй, великан!
За ним шла девочка с распущенными, но грязными волосами - умненькое, но некрасивое существо. Зная, что нас интересуют их отношения - (очевидно, из этих отношений взрослые сделали себе забаву), - он сам стал рассказывать о своей любви.
- Мы с нею баловались и целовались. Я садился ей на живот...
- А ей не было больно?
- Нет. Мы в парке, в пруду, видели вот таких рыб.
Тут он подбежал к сахарнице - цапнул огромный кусище сахару и за щеку. Потом к буфету - мармелад. А своей возлюбленной ни куска.
- Разве тебе не жарко в шапке? (Шапка барашковая.)
- Жарко. Прошу маму - не покупает.
Тут его стошнило от сладостей - и он, открыв плевательницу,
большую, переполненную, - пустил туда длинную струю слюны.
____________________________________
Дня два назад у Анатолия Ф. Кони. Бодр. Глаза васильковые. Очень разговорились. Он рассказал, как его отец приучил его курить. Когда Кони был маленьким мальчиком, отец взял с него слово, что он до 16 лет не будет курить. - Я дал слово и сдержал его. Ну, чуть мне наступило 16, отец подарил мне портсигар и все принадлежности. - Ну не пропадать же портсигару! - и я пристрастился.
________________________________
С Анной Александровной Луначарской беседа: «Я вообще аморальна. Если бы мой брат захотел со мной жить, пожалуйста! Если это доставляет ему или мне удовольствие. Поэтому я вполне оправдываю Сологуба!». Шатуновский рассказывает, что секретарь Луначарского берет взятки даже у писателей. Будто бы Ефим Зозуля захотел издать книгу своих рассказов - обратился в какую-то Центропечать, секретарь говорит: если хотите, чтобы была издана, - пополам. Вам 20 000 и мне -20 000!
__________________________
Бывая у Леонида Андреева, я неизменно страдал бессонницами: потому что Андреев спал (после обеда) всегда до 8 час. вечера, в 8 вставал и заводил разговор до 4-5 часов ночи. После такого разговора - я не мог заснуть и, обыкновенно, к 10 час. сходил вниз - зеленый, несчастный. Там внизу копошились дети - (помню, как Савва на руках у няни тянется к медному гонгу) - на террасе чай, кофе, хлеб с маслом - мама Леонида Николаевича - милая, с хриплым голосом - с пробором посреди седой головы - Анастасья Николаевна. Она рассказывала мне про «Леонида» множество историй, я записал их, но не в дневник, а куда-то - и пропало. Помню, она рассказывала про своего мужа Николай Ивановича: - Силач был - первый на всю слободу. Когда мы только что повенчались, накинула я шаль, иду по мосту, а я была недурненькая, ко мне и пристали двое каких-то... в военном. Николай Иванович увидел это, подошел неспешно, взял одного за шиворот, перекинул через мост и держит над водою... Тот барахтается, Н.И. никакого внимания. А я стою и апельцыны кушаю. Он знал, что я люблю бублики. Купит для меня целую сотню, наденет на шею - вязка чуть не до полу - идет, и все говорят: вот как Н. Ив. любит свою жену!
А то купит два-три воза игрушек - привезет в слободу (кажется, на Немецкую улицу) и раздает всем детям.
Андреев очень любил читать свои вещи Гржебину. - Но ведь Грж. ничего не понимает? - говорили ему. «Очень хорошо понимает. Гастрономически. Брюхом. Когда Гржебину что нравится, он начинает нюхать воздух, как будто где пахнет бифштексом жареным. И гладит себя по животу...»
Андреев однажды увлекся лечением при помощи мороза. И вот помню - в валенках и в чесучовом пиджачке - с палкой шагает быстро-быстро по оврагам и сугробам, а мы за ним еле-еле, как на картине Серова за Петром Великим - я, Гржебин, Копельман, Осип Дымов, а он идет и говорит заиндевевшими губами о великом значении мороза.
Юрий Готье, историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
10 июня.
Германцы опять бросились на французов; пока, кажется, без большого успеха. Опять страшно. Сегодня я был на академическом съезде; это было 4-е заседание; я был еще на открытии. Поразительно грустная картина. Членов всего 165-170 человек. Присутствуют не более 60-70, да еще вездесущие курсистки. Царит сон и скука. И это тогда, когда над академическим миром занесен удар, быть может, смертельный. Что это значит? Равнодушие? Трусость? Желание обеспечить себе выход для того, чтобы принять дар данайцев от большевиков? Грустно и стыдно за тех, кто должен бы был считать себя солью земли. Когда видишь это, то невольно приходишь еще раз к выводу, что с таким народом ничего не сделать и что из него ничего не выйдет.
Владимир Вернадский, академик, 55 лет, Киев:
10.VI.1918. Вчера, если бы не то, что я встал в 6 утра и имел в своем распоряжении утро, ничего бы не сделал. Все время люди.
Утром было у меня свидание с Ив. Мих. Малининым из Одессы и Васил[енко]. Малинин - бывший попечитель [учебного] округа и теперь опять принимает участие в работе. Умный и спокойный человек, к.-д. Об Одесском Политехн[ическом] - серьезное начинание, большой наплыв, помогает город, артиллер[ийское] ведомство - артиллер[ийский] факультет. Огромный наплыв студентов в Одессу. Укр[айнского] движения серьезного нет, но среди украинцев есть солидные люди. Кажется, М[алинин] или Михайл[ов] мне говорил о двоевластии в М[инистерстве] н[ародного] пр[освещения] - Васил[енко] и тайно Стешенко.
Был К.А. Михайлов: в ужасе от той неразберихи, какая делается в министерствах.
С Перфецким отдыхал и гулял в Ботанич[еском] саду. Замечательно хорошее делает впечатление: служитель науки. По его словам, у М. Груш[евского] нет своих обобщающих идей - основа от Антоновича. Любопытно, что влияние Антоновича очень сказывается кругом - Гр[ушевский], Кист[яковский], Ефремов я т. д. Надо ознакомиться и с ним, и с его трудами. Главные не изданы и все «собираются» (Мельник - жена Антоновича). Перфецкий много рассказывал об Угорской Руси. Я чувствую, что меня эта моя юношеская идея ее защиты все более привлекает. Щерфецк[ий] влюблен в Княжескую Русь, и масса интересных у него идей. Из разговора с ним опять выясняется искривленность обычного представления о татарах XIII в., и я рад, что Георгий [Вернадский] занимается этим периодом.
Зашел В.В. Кун, долго сидел. Из-за него я испортил чужую электр[ическую] кастрюльку, и потребовалось старание, чтобы взять себя в руки.
Кун все по-прежнему - весь в мелочах семейной жизни - доживание. Умный обыватель.
Был у Спекторского; долго сидел. Разговор по поводу его вступления в Ком[иссию]. Все он добивался выборного начала. Странная у них идея - Совета в[ысшей] ш[колы] официального и для борьбы с правит[ельством]. В конце концов он входит в Комиссию, но как-то боится Совета. Огромный наплыв студентов (много евреев). Групна студентов - укр[аинцев] в унив[ерситете] небольшая («40» чел.), но очень активная. Не заметно увеличения украинск[ого] движения среди младших преподавателей. Состав укр[айнского] унив[ерситета] со всячинкой: тяга в Германию для образования.
Вернулся, дома - зашли Черненков и Василенко. Общий интер[есный] разговор. С Н.Н. [Черненковым] об аграрной реформе. Закон прав[ительства] одобряет (2 важных пункта программы к.-д.: 1) ограничение купли земли; 2) передача дел судам). Он очень против конфискации при обмене (по суду), сомневается в 25 д[есятинах] и т. д. Кажется, мысль о значении меры в связи с[о] скупкой земли немцами ему была нова. Разговор с ним и о мнении Черниг[овского] ком[итета] о выходе мин[истров] из нартии.
Кажется, он поколебался: важность нартийных к.-д. министров в правительстве Укр[айны], Дона, Крыма. Приглашал (вторично), чтобы я встунал в аграрн[ую] ком[иссию] -я отказался.
Разговор с ним о возможности его вступления в мин[истерство] в качестве т[оварища] мин[истра]. Трудно с Колок[ольцовым], он хотел идти к Мациевичу. Очень я его люблю - умный человек и искренняя мысль.
Письмо Иконникова с отказом - по болезни (не выдуманной). Письма от Нат[аши] и старые Сергея [Ольденбурга], Арцыб[ашева], Наши [Старицкого]. Зовут в Петр[оград] - но от 18.IV. Сговорился с Вас[иленко] о посылке телеграммы через Дорош[енко]. Могу после 1.VII. Надо скорее наладить комиссию!
Писал Сергею [Ольденбургу], Гуле, Н. Кольцову. Отделал и закончил статью для «Природы» - «О значении для геохимии наблюдения над весом и составом организмов». Работал над жив[ым] вещ[еством]. Читал Грушевского (VI.2).- Ну и язычие у него!
В Укр[айне] две задачи для меня: 1) объединение украинцев, работающих в украинск[ом] возрождении, но любящих русскую культуру, для них тоже родную, и 2) сохранить связь всех ученых и научно-учебных учреждений с русской культурой и аналогичной русской организацией, а не немецкой.
Софья Толстая, вдова Льва Толстого, 73 года, Ясная Поляна:
Весь день занималась бумагами, дневниками и всем, что касается Льва Ник-ча, и составляла каталоги. Вечером приехала Е. В. Толстая.